[Te-raDa]

Название: Размышляя о вдохновении
Автор: Te-raDa
Жанр: зарисовка
От автора: "Что такое вдохновение? Такие возвышенные вопросы бытия возникают как всегда как-то некстати и вообще в странной обстановке перемещения по школьному коридору в класс английского языка"
________

Что такое вдохновение? Такие возвышенные вопросы бытия возникают как всегда как-то некстати и вообще в странной обстановке перемещения по школьному коридору в класс английского языка.
Первым делом вспоминается летний день, когда лезешь на чердак за ностальгией в виде своих детских игрушек и всякой приятной и милой мелочи. Видишь белого кота, лежащего в тени навеса на «волнах» шифера, кот как обычно боится и убегает. В продолжение мыслей о коте, вспоминаешь своего черного, который жил у тебя дома, и понимаешь, что в голове возникают стихи. Ты и сам не думал, что так получится.

Черная кошка сидела на крыше…

И твоему вдохновению и воображению уже не важно, что перед тобой кошка совсем не черная, но мысли идут дальше, ища рифму к слову «крыша».

Черная кошка… не слышит…

И тебе уже всё равно, что сроду не писал ты парной рифмой и что не любишь ты такую рифмовку совсем, но уже летишь по лестнице вниз с чердака в комнату к включенному компьютеру, теряя желтые шлёпки: главное записать и не забыть строчки.
В процессе написания вспоминаешь, какими же качествами обладают знакомые и незнакомые тебе кошки. Тут и шерстка всплывает, и глаза, светящиеся в темноте, и молоко в миске.
Потом почему-то начинаешь придумывать себе свою «черную кошку» в душе и говоришь всем, что вот, мол, я – черная кошка. Мысли, конечно, твои, а вот характер – нет. Взять хотя бы парную рифму, которую ты терпеть не можешь.
Вспомнил тот летний день и думаешь, что, придя домой, полистаешь свой он-лайн дневник и узнаешь, что же это был за день, потому что точно помнишь, что записывал там, как вдохновенно спускался с чердака. И точно помнишь, что ставил тему «творчество». Приходишь и листаешь. Ага, 22 июля, четверг.
В теме «творчество» видишь еще один стих, написанный в тот же день, и вспоминаешь, как писался он, потому что писался он тоже особенно. Тут, правда, рифма уже перекрестная, какой ты обычно и пишешь.
Помнишь, как сидел в кабинете у косметолога и ждал, когда наступит твоя очередь. На стене висели часы. И ты, как истинный писатель, начинал думать, чего бы такого сочинить. Да нет, цели-то никакой особо не ставил, просто так, эксперимент. Но вдохновение тебя не подводит:

Черные стрелки, как тени,
Ползут по белому циферблату…

«О да, очень правдиво», - думаешь ты, соображая о дальнейшем развитии событий в жизни настенных часов…

Медленно тянется время,
Как солнце, с востока на запад.

На этом рифмы и мысли заканчиваются, и ты пытаешь не забыть строчки и через пару часов записать их, придя домой. Не забываешь, к своему великому счастью, и дивишься своей удачной метафоре про солнце и стороны света. Может, даже гордишься. А вечером дописываешь стихотворение и уже знаешь его наизусть.

Время – как будто вода:
Коль утечет – не догонишь.

Тебя только смущает банальность в последней строфе о сравнении времени с водой. Но всем, кому ты читаешь, нравится, и ты, успокоившись, радуешься дальше. Только вот опять почему-то о черноте – «черные стрелки», а впрочем…
Задумался. Нет, сегодня 15 февраля, и бабушка зовет тебя обедать. Идешь.
Но не тут-то было. Сидишь, ешь, как всегда думаешь «о своем, о вечном», как ты сам это называешь, а тут строки в голове:

Нет, мой милый, ты сегодня изрядно пьян,
Не оправдывайся, я не поверю твоим словам.

Оставляешь ложку и идешь в комнату и первой попавшейся в ящике стола черной гелевой через раз пишущей ручкой на первом попавшемся листе, на котором вчера решал алгебру, пишешь строки. Возвращаешься, думая, что допишешь как-нибудь вечером. Но накатившее вдохновение не уходит:

Не заставляй выходить из Сети и закрываться в комнате,
Ты же потом не вспомнишь о словах на трезвую голову.

Снова идешь в комнату и это пишешь уже внезапно найденным простым карандашом.
«Ура», - думаешь ты и идешь варить себе кофе. А пока оно варится в кофеварке, из-за которой ты кофе и полюбил, выбираешь купленные бабушкой печеньки. Берешь кофе и идешь на кухню за сахаром. И как-то невзначай замечаешь, что сахар, пока ты нес его от сахарницы до оранжево-черной с белыми иероглифами кружки с кофе, уже не важен тебе, ты даже согласишься пить горький и к тому же холодный кофе, потому что снег, ярко блестящий за окном, натолкнувшись на луч солнца, в твоем воображении уже и не снег, а белый пепел. И тебе это нужно сейчас же записать. Ты идешь за компьютерный стол и набираешь в на радость включенном компьютере всё, что только что пронеслось в считанные три секунды в твоей голове, боясь через следующие пять считанных секунд всё напрочь забыть. Машинально приносишь с собой кофе, вот только тебе уже всё равно, размешал ли ты кое-как всё-таки донесенный сахар и есть ли вообще в кружке ложка. Пальцы стучат по клавишам, а длинные ногти, которые ты собирался слегка подстричь, задевают соседние кнопки, и приходится исправлять красные подчеркивания авто-редактора. А вообще ты сидишь и тихо возмущаешься, что «ворду» не нравятся твои длинные предложения, и он даже для себя согласовать их не может. Решаешь, что это его проблемы и пытаешься не обращать внимания на зеленые волны.
И вот сидишь довольный, что ничего не забыл вроде бы, и перечитываешь написанный текст папе вслух, предполагая, что что-то обязательно ускользнуло из случившегося какие-то считанные секунды назад.
Вспоминаешь, что писал ты про вдохновение, и думаешь продолжить вспоминать что-то об это дальше, решая вспомнить и об остывающем кофе. А еще, помнится, ты хотел взяться перевести написанное на кружке, вот только это потом.
А кофе горький. Видишь, что ложку всё-таки взял и, морщась от терпкого вкуса, звонко перемешиваешь сахар на дне кружки. А тем временем вспоминается что-то о связи вдохновения и этой самой кружки с кофе. Но нет, не помнится.
Папа просит кофе, ты отдаешь, правда, кофе там осталось всего-то на донышке. И когда ты успел его выпить? Папа спрашивает, не опоздаешь ли ты, и ты, глянув на часы в правом нижнем углу монитора, ахаешь и, сказав, что не опоздаешь, дочитываешь папе абзац. А потом, осознав, что и правда уже 15.25, а на историю тебе к четырем, сохраняешь документ, одеваешься и попутно спрашиваешь папу о его впечатлении о тобою прочитанному ему бреде, как ты сам свою писанину называешь, и улыбаешься ответу «ага, нормально».
А сам всё думаешь о написанном. Думаешь, что будешь дописывать всё на последних страницах зеленой тетради по истории по дороге на занятия, если в автобусе достанется место. Выйдя на улицу, видишь, что потенциальный транспорт уехал. Но тебя радует едущий за ним ПАЗик, и ты, довольный, садишься в него, достаешь тетрадь и ручку и прыгающим почерком пишешь, вспоминая почему-то Киру из аниме «Тетрадь смерти».
И вообще ты проехал уже полпути.
Тут думаешь о том, как много уже написал и что если писать так каждый день, то как же это шикарно получится. Вот только осеняет тебя не каждый день, и отнюдь не каждый день интересен. Но тут скорее первая причина.
А еще думаешь, что не повторил лекции по истории и, глянув последнюю тему «Вооруженные восстания в Петрограде», каешься и строчишь дальше, грезя о том, как дома будешь ломать глаза, разбирая свой автобусно-прыгающий почерк – показатель ровности ставропольских дорог.
15.48. Еще и не опаздываешь. Правда, как всегда стоишь в пробке, так что не факт, что придешь вовремя.
Праздная поездка заканчивается мыслями о том, что если начать расписывать «историю создания» каждого своего стихотворения, а их на стихи.ру у тебя уже 55, то это будет объемно. Вообще решаешь этим как-нибудь заняться, а пока тебя ждет два часа занятий по истории России.

@темы: зарисовки

---

История про пиратов

[Саломея Аолье]

Название:«Мелодия безымянных ветров»
Автор:  Lady Igraine ака Игрейн ©
Бета: пока что я за нее)
Жанр: мистика, драма
Фандом: оридж
Размер: миди (небольшое)
Рейтинг: PG-13
Саммари: ...Пираты, магия, и немного удачи. Сквозь время и расстояние - потерянный компас продолжает указывать верное направление, кто-то зажигает огоньки отчаявшихся душ, а старая мелодия хранит секрет и надежду, которая сильнее смерти.
Статус: пока - закончено, возможно - будет продолжение
От автора: Рей честно предупреждает, что писать про "светлую любовь" не умеет, хэппи-энды - тем более, и потому слишком впечатлительным натурам это читать не стоит. К "Пиратам Карибского моря" история никакого отношения не имеет, просто волшебная сказка "по мотивам".

***
...Тёплый июльский вечер опускается на город, и люди спешат поскорее вернуться в свои дома. С моря дует лёгкий бриз, а из приоткрытых окон доносятся весёлые голоса и беззаботный смех. Это тихий и мирный уголок, затерявшийся во времени и пространстве. Здесь давно не бывало особенных происшествий, и уж тем более — не совершалось ужасных преступлений. Даже собственной загадки у этого городка нет. Поговаривают, правда, что на старом маяке обитает призрак, играющий вечерами на скрипке, но, возможно, это просто заплутавший в деревянных перекрытиях ветер создаёт иллюзию грустной мелодии.
По крайней мере — именно так объясняет происхождение загадочных звуков мистеру Паркеру, путешествующему по стране, местный градоначальник:
— ...Зря вы к нам приехали, господин писатель, уж поверьте мне. Нет у нас ничего интересного для вашей книги, скучное здесь место, хоть и спокойное, слава Богу, — говорит он, ласково поглаживая пушистую сиамскую кошку, с поистине королевским видом сидящую на нагретом дневным солнцем подоконнике.
— Но я слышал, что раньше здесь орудовали кровожадные пираты, и шли ожесточённые бои за форт, в котором хранилось проклятое золото, реквизированное у инков... — разочарованный автор никак не может смириться с мыслью, что все тяготы долгого пути оказались бессмысленными.
— Помилуйте, — сколько воды утекло с тех пор! Сейчас от форта только заросшие руины остались, да ещё тот самый маяк. Впрочем — утром своими глазами все увидите, если желаете. Сейчас темно уже, так что возвращайтесь в гостиницу, и отдыхайте с дороги. А на рассвете я служанку к вам пришлю, она вас проводит, куда скажете — предлагает добросердечный губернатор, сочувственно глядя на порядком расстроенного посетителя.
— Да, пожалуй, я так и сделаю. Благодарю вас за помощь, и доброй ночи — подумав, соглашается тот.
И интересуется, глядя на довольно мурлыкающее создание:
— Наверное, ваша питомица очень породистая? Вы в столице котёнка покупали?
— Ну что вы, господин писатель! Я там уже почитай лет десять не был, да и нет у меня лишних денег, чтобы на баловство их тратить. А эта умница сама меня нашла — прихожу однажды на службу, а она на окне сидит, будто всегда тут была. Вот так и живём теперь — приходит иногда, скуку развеет немного, и опять исчезает куда—то — смеётся немолодой мэр, провожая гостя до дверей.

***
А через час мистер Паркер, возвратившийся по совету губернатора в свой номер, чувствует такую сонливость, что даже отказывается от ужина, сразу же ложась в постель. И то ли от свежего морского ветра, долетающего из окна, то ли от запаха полевых трав, которыми пахнут чистые простыни, но под утро ему снится очень необычный сон...
...Ночной город, утопающий во мраке, и полная луна, выстилающая на земле мерцающую серебряную тропинку. Деревья и дома в её призрачном свете кажутся размытыми силуэтами, но видно, что на каждом подоконнике поблёскивают маленькие стеклянные фонарики. На одних окнах их несколько, на других — всего один. Все они разноцветные, но некоторые горят ярко, а некоторые вот—вот погаснут. А по лунной дорожке, не касаясь лапами земли, скользит чёрная волчица, почти сливающаяся с окружающей тьмой.
Светящиеся в ночи зелёными искорками глаза зорко высматривают гаснущие фонари, и, заметив такой, она останавливается, что—то тихо шепча на незнакомом языке. В воздухе сплетается сверкающая нить, один конец которой она держит в лапе, а в пустующий сосуд перетекает что—то очень похожее на серебряную искрящуюся ртуть, отчего огонь разгорается с прежней яркостью. И случайно преградивший путь писатель слышит тихий женский голос, который устало произносит:
— Прошу вас, не стойте на дороге. Восход уже близко — я должна успеть зажечь все огоньки, иначе мне придётся покинуть этот мир...
— Разве так важно оставаться в нем? Или ты ждёшь кого—то? Быть может — тебе лучше вернуться в свой? — спрашивает мистер Паркер, отходя на пару шагов.
Но волчица упрямо встряхивается, отрицательно мотнув головой:
— Нет... пока нет. В предсказании не говорилось о том, что я не вольна рискнуть ещё раз. И я верю, что старая сказка будет переписана с чистого листа. Что в новой жизни слова заклятия сплетутся иным узором, и он не потеряет свой компас снова...
— О ком ты говоришь?! — почти кричит писатель, удивлённый подобным упорством.
Но вместо ответа он слышит лишь пронзительную мелодию скрипки, сплетающуюся с шумом прибоя, и будто зовущую кого—то по имени...
...На этом месте сон обрывается, и писатель, просыпаясь, слышит стук в дверь. А накинув халат, и открыв её, видит на пороге молодую девушку в сиреневом платье, которая с улыбкой произносит:
— Доброе утро, мистер Паркер. Прошу прощения, что разбудила вас так рано, но вы хотели видеть маяк, а он особенно прекрасен в рассветных лучах.
— Да, конечно... я сейчас выйду — говорит тот, слегка смутившись своего вида, потом спохватывается, замечая, что для горничной она слишком хорошо одета — Но вы ведь не служанка, верно? Леди...
— Просто Лили. Кристин внезапно заболела, и я решила сама сопровождать вас. Я дочь губернатора — спокойно представляется гостья, и зачем—то добавляет — ... внебрачная, если быть точной.
— Вообще—то такие подробности — уже совершенно не моё дело... — в замешательстве откликается удивлённый неожиданной откровенностью писатель, и добавляет — но, в любом случае — благодарю вас, что вызвались проводить меня до маяка.
— Не стоит благодарности. Я подожду вас на крыльце — безразлично отвечает девушка, и, выходя, договаривает — На самом деле мне и самой очень по душе пришлось это место.

***
...Они неторопливо идут через заброшенный форт, любуясь живописными развалинами, и, наконец, добираются до маяка, осторожно поднимаясь по ржавой винтовой лестнице на смотровую площадку. Оттуда действительно открывается невероятной красоты вид на чернеющую вдали крепость, и море, которое освещают первые лучи солнца, и восхищённый мистер Паркер присаживается на камень, начиная делать зарисовки в своём блокноте. А Лили просто молча стоит на самом краю, будто совершенно не боясь упасть с огромной высоты на виднеющиеся из—под воды острые камни, потом задумчиво произносит, глядя пролетающую совсем близко чайку:
— Вы, насколько я знаю, пишете книги? Позволите, — расскажу вам свою историю?
— Да, пишу. Вы тоже автор? — поднимает голову тот.
— Нет. Просто помню много сказок... и не совсем сказок. Существует местная легенда, касающаяся этого маяка. Губернатор плохо знает её, но я всегда интересовалась мистическими загадками. Так вы хотите послушать? — переспрашивает она.
— Не откажусь. Что именно здесь произошло? — интересуется писатель, не отрываясь от своей работы.
Лили отходит от края, садясь на обросший мхом кусок стены, разрушенной взрывом, и начинает свой рассказ:
— Говорят, что когда—то в этом городе жила девушка, которая называла себя чародейкой. Никто точно не знал, кем она была на самом деле. Но она сама, хоть и гадала иногда для желающих, очень обижалась в ответ на жалость, и, особенно, когда её называли ведьмой. Потому что источник волшебства у неё было свой собственный, и не зависел от амулетов, ритуалов, и прочей шарлатанской ереси.
А в стране тогда было неспокойно, пираты не раз высаживались на эти берега, пытаясь похитить хранящееся в форте золото. Чародейка часто гуляла по берегу, а при набегах пряталась в лесу, стараясь не попадаться на глаза чужакам. Но однажды сама вышла навстречу, заметив черные паруса.
Просто потому, что это были не обычные разбойники, а легендарный «Летучий Голландец». Его матросы давно были мертвы, хоть и не отличались с виду от живых людей. А в их капитане она почувствовала душу своей стаи — ведь она была волчицей, а он ещё одним волком, разве что — морским.
— Наверное — пираты стали призраками в наказание за ужасные преступления? А эта встреча — вообще классическое начало историй о вечной любви — смеётся мистер Паркер, про себя подумав, что в её возрасте пора—бы перестать верить в сказки про духов… да и в сказочную любовь тоже.
— Не все, и не совсем — без улыбки отвечает девушка, пропустив насмешку мимо ушей, и продолжает:
— Большая часть команды действительно поплатилась за грехи, но капитан при жизни был пусть не ангелом небесным, но достойным и благородным человеком, однако не радовался этому — слишком тяжело было выносить окружающую грязь, и скотов, так и норовящих вонзить нож в спину… А потому он добровольно решил остаться на призрачном корабле, чтобы забыть о боли, и не зависеть больше от человеческих слабостей. Вот только не учёл, что платой за место на борту, по преданию, становится душа...
Что же до любви... это сугубо земное чувство. Но они оба только выглядели людьми — а на самом деле для чародейки этот облик лишь одна ипостась, а для капитана, который, по слухам, заплатил сердцем за свободу, и вовсе одно название. Так что в любовь никто из них давно не верил... или только делал вид, что не верил — ведь в глубине души мы все надеемся встретить однажды подлинное счастье — тихо вздыхает Лили, и, улыбнувшись чему—то заканчивает:
— Но, как бы там ни было, — они были знакомы, и виделись изредка, когда корабль возвращался на эти берега. А однажды он привёз для неё необычайно красивую лазурную скрипку, и в его отсутствие она каждый день играла новые волшебные мелодии, поднимаясь на этот маяк…
— Так странно... Разве чародейка не хотела, чтобы капитан остался в городе? Или променять тихую жизнь на приключения? А он не пожелал обрести надёжную гавань? Или взять её с собой? – задумчиво интересуется очень удивлённый писатель, ожидавший чего—то в духе «…и жили они долго, и счастливо».
— Кто теперь знает, чего хотел каждый из них? — вопросом на вопрос отвечает ему девушка, потом поясняет:
— Чародейка не меньше любила море, просто понимала, что не соперница его зову, и вряд—ли нужна на пиратском корабле. А потому никогда не удерживала рвущегося в очередное плавание капитана, и не старалась хитростью попасть в команду. Разве что зачаровала компас так, что он всегда показывал дорогу к счастью… и потому вся королевская эскадра несколько лет безуспешно охотилась на неуловимый корабль, дерзко исчезающий прямо у них из—под носа. Но однажды его капитан решил, что ему не нужна помощь какой—то там ведьмы, что её заклятие не имеет силы… — она замолкает, и отворачивается, поправляя волосы, будто ей тяжело продолжать свой рассказ, потом все же заканчивает, не глядя на слушающего её человека:
— Неизвестно, что было тому причиной — гордость, любовь к свободе, или к другой женщине — но он "случайно" уронил компас в море. И удача изменила ему — корабль сел на мель, напоровшись на рифы, а вся его команда была арестована. Нет, это не было местью забытой чародейки, — просто все дело в том, что любое волшебство действует лишь до тех пор, пока в него искренне верят…
— И что же — они были казнены? — спрашивает писатель, уже напрочь забывший про свои наброски.
— Нет, разумеется — тепло улыбается девушка, будто её почему—то радует этот факт, потом договаривает, снова заметно погрустнев:
— Призраки бессмертны, но с тех пор их капитан окончательно утратил душевную гармонию. Теперь никто не знает, по каким морям носит его безумная и злая судьба... Корабль больше не заходил в здешний порт, а когда набожные горожане, и без того ненавидевшие чародейку за часто сбывавшиеся предсказания, узнали о том, что страшные пираты, с которыми она якшалась, бесследно исчезли, то сожгли оставшуюся беззащитной девушку как проклятую небом ведьму...
— Но почему он не вернулся, и не защитил её?! Он должен был остаться с ней! — восклицает поражённый мистер Паркер, но Лили резко перебивает его:
— Он ни в чем не виноват, и даже не знал о случившемся. В это время капитан был очень далеко... впрочем — как и всегда — грустно усмехается она, потом продолжает:
— Но, в любом случае — чародейка никогда не считала его обязанным себе, а потому не держала на него зла за равнодушие. Тем более что тоже по натуре была далеко не святой, сама порой бывала жестокой, и, даже оставшись в одиночестве почти безоружной — отчаянно билась за свои мечты, до последнего стараясь уберечь их от гибели — твёрдо произносит девушка, и писатель вдруг замечает, что в её взгляде вместо приветливой улыбки отразилось что—то, напоминающее тёмную бездну, и очень далёкое от человеческого… будто зелёный лёд волчьих глаз проступил на пару мгновений сквозь тёплую синеву неба.
Но она проводит ладонью по лицу, быстро возвращая себе обычный вид, и заканчивает:
— Впрочем — одной силой воли всех победить невозможно, и её сказка изначально была обречена — или отречение от идеалов, или смерть. Упрямая девушка без колебаний выбрала второе... кроме того, — она изначально знала, что мир не простит ей её любовь и чудеса. И прекрасно видела, — люди не желают понимать, что жизнь состоит не только из золота и войны...
Лили замолкает, потом откалывает от платья державшую шаль брошь, и показывает её писателю:
— Вот, это раньше принадлежало им. Здесь их имена, взгляните. Капитана звали также, как и одного из волхвов, принёсших дары сыну божьему. А чародейке мать в честь библейской принцессы имя дала — говорит она, и задумчиво продолжает:
— Хотя — некоторые считают, что она не дотла сгорела на том костре... Что её душа навечно осталась частью этого города, мелодией скрипки, хранящей его жителей от бед, и что именно потому сейчас здесь так спокойно... Ведь её имя на древнем языке значило «мирная».
Солнце уже давно взошло, а мистер Паркер и Лили спускаются по шаткой лестнице, возвращаясь обратно, и болтая по пути о пустяках. Но, доведя его до окраины города, она останавливается:
— Прошу прощения, но мне пора. Дальше вы дойдёте и сами, а я должна вернуться домой. Не провожайте меня, — мне идти через лес, а волков здесь не водится… ну, по крайней мере — диких — девушка непонятно чему усмехается, отряхивая подол, и быстро уходит по направлению к опушке.

***
Писатель несколько минут молча смотрит вслед скрывшейся за деревьями спутнице, пытаясь понять, что именно в этой истории показалось ему очень странным. Но, так ничего и не надумав, замечает, что до сих пор держит в руках потемневший от времени золотой медальон. И не зная, где искать теперь его хозяйку, решает отнести украшение отцу Лили.
Когда мистер Паркер входит в просторный кабинет, губернатор стоит у окна, обрывая сухие листья с большого фикуса. Но, услышав шаги, прекращает своё занятие, поворачиваясь к вошедшему, и извиняющимся тоном говорит:
— Помню, что вчера обещал прислать вам провожатую, но Кристин с утра неожиданно упала в обморок, а больше свободных слуг у меня не оказалось.
— Ничего страшного, одна юная леди любезно согласилась проводить меня — успокаивает его гость — кстати — она рассказала мне легенду, про «Летучий Голландец» и местную ведьму. Это правда?
— Да кто его знает... Что девушку тогда сожгли — было такое, и пираты здесь бывали. А вот насчёт того, что призраками они были — врут, наверное. Да и «ведьма» эта, скорее всего по навету умерла — жаль её... — отзывается мэр, выбрасывая листья за окно.
— Жаль... — эхом отзывается автор, и, помолчав, осторожно спрашивает у него — скажите — где я могу видеть вашу дочь? Не подумайте, что я лезу не в своё дело — просто забыл отдать ей её талисман.
— О чем вы, мистер Паркер? Я никогда не был женат, и у меня нет семьи — спокойно спрашивает тот, опуская тяжёлую штору.
— Простите... я не осуждаю вас, разумеется... но для того, чтобы появилась дочь, вовсе не обязательно жениться... ну, вы же понимаете? — вежливо уходит от прямого ответа его собеседник.
— Если правду хотите знать, господин писатель — Бог меня видать за отцовские грехи наказал, — не может у меня детей быть... оттого и жены нет — рассерженно произносит градоначальник, садясь за стол.
И договаривает, уже успокоившись:
— Разве что Лили мне вместо дочери стала...
— Так я же о леди Лилиан и говорил! Она мне утром маяк показывала — спохватывается запутавшийся гость, и протягивает ему талисман — Вот, — это её медальон, отдайте ей сами, в конце концов.
— Вы шутите, мистер Паркер? Не знаю, кто вам и что там показывал, но Лили — не девушка, я кошку так зову, которую вы вчера видели. И украшений она точно не носит... — удивлённо откликается губернатор, надевая очки, и рассматривая инициалы Б&C, выгравированные на тусклом металле.
...Помните — вы имя капитана у меня спрашивали? Так вот его вроде бы именно так звали... а девушка та была дочерью прежнего губернатора, и местной лекарки, что в доме на краю леса жила. Он там до сих пор стоит — монахи и его сжечь хотели, да в тот день гроза была — ударила в стоящее рядом дерево, и главного инквизитора на месте убила... видать непростой дом был.
Он надолго замолкает, прикрыв глаза, и размышляя о чем—то, но мистер Паркер, уже собиравшийся уходить, слышит, как тот задумчиво произносит вслух, не обращаясь ни к кому:
— А может дело в том, что оба давно искали способ заново жизнь начать. Вот госпожа Фортуна им его и подарила. Ну, а дальше все уже не от неё зависит. Шанс шансом, но что с ним делать решает каждый сам для себя... причём исключительно добровольно.

@темы: рассказы, проза

---

[Цинциана]

Название: Громкий сонет
Автрор: Цинциана
Бета: нет
Жанр: Стихи
Возрастные гораничения: нет
От автора: Просто не знаю, какие слова предпослать этим стихам. Потому выложу их просто так. Перевод эпиграфа: "когда молчат, кричат"(лат)

Cum tacent, clamant
(Цицерон)

Я с детства не любила тишину,
Я с детства очень громко говорила;
Беда была – молчать жить вполсилы,
Стараясь не мешать чужому сну.

И до сих пор молчанье я кляну,
И тишине, с рожденья мне постылой,
Втыкаю в бок я музыку, как вилы,
И я кричу, и я гоню волну…

И вовсе в том не вижу я стыда,
Что этика молчанья мне чужда.
Наверное, устав от замечаний
И от упреков вдоволь пострадав,
Однажды замолчу я. Но тогда
Я закричу самим своим молчаньем.

@темы: стихи

---

[WildMoon]

Название: Травля
Автор: WildMoon aka Индира
Бета: Microsoft Word
Рейтинг: PG-13
Жанр: сурвивализм, Darkfic, POV
Статус: закончен
Размещение: автор не жадный, размещайте где хотите, только большая просьба написать в лиску название сайта
От автора: в графе "жанр" использовала такие страшные (сама десять минут вчитывалась в в их значение) слова, но написала их не случайно. Понять зарисовку можно как либо угодно вам. Каждый поймёт по-своему. Кто-то увидит там вампиров и Викторианскую Англию, кто-то будущее и загадочного монстра, кто-то постапокалиптику с инопланетянином. В общем, воспринимайте её как вашей душе угодно. Каждый узрит и прочитает её по-своему.

Наверное, следовало повернуть назад ещё давно. Но теперь уже поздно. Сзади уже слышен хрип приближающейся твари, которая нагоняет с каждой секундой. Кажется, что её низкий, утробный рык раздаётся над самым ухом, а горячее дыхание, пропитанное запахом крови, обжигает шею.
Лабиринты улиц. Как бы не заблудиться. Один неверный поворот может оказаться последним в этой жизни. Тварь позади не сдаётся. Видимо, решила завершить своё дело до конца. Эх, не отстанет. Но нужно только продержаться до входа в канализацию – там будет легче затеряться в туннелях, расходящихся в разные стороны. Сейчас они – единственное спасение. Эти существа прекрасно видят в темноте (ночное зрение у них, что ли?), но вот обилие звуков и запахов в канализации притупляет их остальные чувства и ненадолго сбивает с толку. Затаившись, есть шанс переждать «смерть», и если тварь пройдёт мимо, то можно будет вздохнуть спокойно (если вообще вздохнуть).
Я бегу слишком долго, ноги отяжелели, дыхание сбилось. В глазах мелькают тени проулков по бокам, а в голове перемешались все мысли. Осталась только цель – большой люк в асфальте. А тварь позади, похоже, совсем не устала. Может гнать меня хоть всю ночь напролёт.
Роковая ошибка – последняя на сегодня, последняя за всю жизнь, которая закончиться сейчас; нога запинается за какой-то мусор и следует жёсткое падение. Тварь подлетает мгновенно, кажется, не прошло и секунды. Нет ни боли, ни страха. Перед глазами только её яркие кровавые радужки. Существо замерло, всматриваясь в моё лицо (или мне это только кажется?). Время будто остановилось. Опускаю взгляд вниз. Её клыки глубоко вошли в моё тело, разрывая мышцы и тонкие нити вен. Но я уже не ощущаю этого. Не чувствую ничего. Это конец. Кто сказал, что перед смертью проноситься вся жизнь? Бред. Нет ничего. Пустота заполнят сознание, и ты проваливаешься в небытие… навсегда…

@темы: зарисовки

---

[Маленькая Баба Яга]

Название: Суд
Автор: ТвоЙ МираЖ
Бета: Дневник
Жанр: Стихи

ТыК

«Что же молчишь ты? Устал или умер?
Иль онемел от укоров судьбы?
Я говорил тебе: ты обезумел!
Планы на жизнь твои слишком скучны.

Вся твоя жизнь, словно жизнь попугая,
Есть в ней игрушки, еда и вода,
В клетке сидишь ты, и так же, пугая,
Громко, сквозь прутья, кричишь иногда.

Ты, как одетая в пух обезьяна,
Яркая внешность, пустая внутри.
В людях, что рядом, ты ищешь изъяны,
Те же, что скрыты в тебе изнутри.

Ты словно эхо, любитель пародий,
Можешь ты лишь повторять за творцом,
Ты – покровитель бездарных отродий,
Хвалишься платьем да модным дворцом.

В жизни твоей для тебя одно ценно,
Глупый-преглупый ты, старый король,
Тянет тебя лишь к богатству, блаженный,
Ты согрешил, расплатиться изволь…»
___________________________________

Король предложил драгоценностей пуд,
Но в этот раз откупиться не смог,
Отправился в ад, и закончился суд,
Ведь обвинителем выступил Бог.

запись создана: 02.04.2011 в 13:12

@темы: стихи

---

[Navarre n.]

Название: Ненависти достоин не каждый
Автор: Alice Amerte
Бета (если есть): Chaosmorpher
Жанр: ангст, экшн, наверно)
Возрастные ограничения (если таковые необходимы на Ваш взгляд): 13+
От автора (если Вы что-то хотите сказать читателям перед прочтением): это было написано на дуэль. Обязательные пункты: основные действия на рассвете; наличие трех фраз.

Вчера я был монахом в Храме. Одним из тех, чья жизнь была предопределена еще при рождении. Одним из тех, кто по долгу нес тяжкий груз клятв и обещаний – не просто слов, а сложного переплетения моральных и жизненных принципов с законами и уставами нашего Ордена. Был учеником и братом. Все мы – братья, слуги одной цели, одной веры и одного Бога.
Вчера я проснулся от жуткого кошмара, весь в поту. Мое сердце не знало, куда ему деться, и бешено колотилось в груди, пытаясь вырваться из плена. Мои пальцы бессмысленно блуждали в волосах, как будто это могло меня успокоить. Глазами я искал любые подтверждения того, что это наконец-то реальность, а не снова сон во сне, и что меня сейчас не утянет в черную бездну, как десятки раз до этого.
Вчера я не знал, что делать. Все вокруг суетились и бегали, толкались, сталкивались и перекрикивались. Они и я вместе с ними искали пропавшего наставника – или его тело – но так и не нашли. В его комнате были одежда и следы крови, но никакого намека на то, куда подевался сам наставник. Мы не знали, что делать и думать, только строили догадки и ждали, когда мудрецы решат, как поступить дальше.
Мы бродили по коридорам, прислушиваясь к каждому шороху. Ходили в саду, ища возможные следы в траве. Шатались туда-сюда по двору, как будто ответ мог сам собой появиться или войти в ворота и во всем сознаться. Мы были шокированы.
Пустые комнаты, тяжелый воздух, мертвая тишина в обед.
Брат Кирт предположил:
– Это убийство, точно говорю вам, убийство.
– Да… столько крови… – шепотом кто-то поддержал.
А брат Натан, сидящий напротив, не выдержал и ударил деревянной ложкой по столу, от чего подскочила вся посуда, и рассыпался рис из плошки, к которой еще не притронулись.
– Нет! Наставник жив. Он мудр. И силен. Он справится!
Мысленно с ним согласился. А иначе и быть не может. Человек, способный во всем, учивший каждого из нас, не мог так легко сдаться или погибнуть. К тому же, кто, если не наш наставник, наш брат Грисом, смог бы защитить древнюю реликвию?
За соседним столом перешептывались и подозрительно смотрели на других монахов.
– Кому могло это придти в голову?
– Кому вообще это могло понадобиться?
И слухи, слухи, слухи…
Вчера я слушал их, но не вмешивался. Кто бы чтобы ни сделал, факт есть факт, и я просто ждал дальнейшего развития событий. Вот такое было вчера утро в Храме высоко в горах, куда очень редко ступает нога путешественника. А мы тут просто живем, охотимся на зверей, спускаемся вниз, в поселение, чтобы обменять шкуры и закупить продуктов, учимся, тренируемся. Каждый день как предыдущий, в молитве и службе.
Я был одним из тех, кто только-только закончил азы и уже готов был самостоятельно что-то сделать. Вчера я был охотником. Молодым, недостаточно опытным, амбициозным и готовым бежать на край света. Я готов был даже нести вести самим Серым Братьям о том, что в Храме невесть что творится, и уже бесследно исчез брат Вараг!
Это было похоже на разворошенный муравейник. Беспорядочное мельтешение, бессмысленные действия, нарастающая паника.
Потом мы узнали, что и реликвия тоже исчезла. Была – и нет! Артефакт, хранимый в нашем Храме больше трех ста лет, пропал так, словно испарился. Никто ничего не видел и не слышал, никто ничего подозрительного не заметил. Все худшие подозрения, все тайные страхи вдруг ожили, поднялись из глубин душ и читались в глазах братьев. Словно на нас обрушился град, а мы оказались совершенно неподготовленными, не смотря на то, что готовились. Но мы не собирались сдаваться.
Вчера мы были охотниками, высланными в поисках следов. Они были опытными мужчинами, не один год проводившие в лесах по несколько дней, а то и недель, охотившиеся и убивавшие, следопыты, способные выследить все, что ходит по земле. А я был обузой, молодняком, на который не хотели тратить время и силы. Они – команда, неоднократно уже действовавшие вместе. Я – одиночка, а мой новый напарник и еще пара молодых охотников остались в храме, у них было другое поручение.
– Возвращайся, мы и без тебя справимся, – сказали мне старшие.
– Там ты будешь нужней, – похлопали меня по плечу, будто я сейчас нуждался в утешении.
– Мы скоро вернемся! – крикнули они, уходя.
Я молчал, смотря им в спины. Молчал, когда вернулся в Храм и понял, что это было зря.
Вчера я от злости ударил кулаком в стену. Вчера я не был нужен нигде.
Что-то звало меня обратно. Тогда я решил сделать по-своему. Впервые поступить так, как сам считаю нужным, а не по указу и не по уставу. Я пошел по следу старших охотников, следовал за ними, пока солнце не зашло. Это были еще знакомые мне места, но ночевать одному здесь было страшно. Еще страшней был только сон, преследующий меня чуть больше недели.

…мне опять снились кошмары, липкие и душащие, где реальность смешивалась с нереальностью, память тесно переплеталась с вероятным будущем, и звучали слова, то громкие, то тихие, то ли призывая, то ли отвергая, звенели и громыхали, как гром в жуткую грозу, назойливо жужжали роем где-то в глубине сознания, и чем дальше я бежал, спасаясь от звуков, тем глубже окунался в вязкую пелену, жадно поглощающею меня и давящую вспышками прошлого, образами будущего, чего-то далекого и неясного, раненного и сипящего с окровавленным ртом, чего-то, тянущего ко мне руки, а после мгла все заволакивала и развеивалась, унося с собой что-то мелкое, ничтожное и стонущее, пуская в сознание новые кошмарные видения и чужие, такие далекие, но отчетливые, то зовущие, то прогоняющие, звенящие и громыхающие голоса…

На заре я до боли сжимал кулаки, смотря на то, что осталось от места, где остановились на ночлег охотники. Смотрел на их до неузнаваемости изувеченные тела, на землю, которую словно выжгло, на так и несобранные вещи. Полумрак скрывал детали, смазывал очертания. Но я все равно видел их пустые глазницы, скорченные лица людей, умерших так быстро, что они не успели выхватить охотничьи ножи. Так и остались они, разодранные, лежать на плащах.
Что я чувствовал? Холодное прикосновение легкого ветра, каплю пота, стекающую по виску. И предательское равнодушие.
Я опустился на колени, губы шептали привычную молитву, но мысли… мне казалось, что я где-то это уже видел. Мысли крутились вокруг этого, мне почему-то было страшно, но я все равно пытался вспомнить. Пытался ухватиться за убегающий образ.
Тщетно.
Мне было стыдно, я был напуган, не способен дочитать до конца молитву за упокой души. Бессмысленно смотрел впереди себя, перед глазами – пелена воспоминаний со сна, а потом как рукой сняло. Все ускользнуло, опять. Все, кроме одного. Передо мной, на расстоянии в пару метров, тлел уголек. Там, под золой, виднелось красное свечение…
На заре я спешно пошел дальше. Хотел догнать тех, кто совершил страшное преступление.
Вскоре я нашел их. Трех людей, одетых в балахоны, и одного охотника, связанного по рукам и ногам. Они говорили, каждый – свою речь. Каждый произносил свои слова. Шепот и гром. Змеиное шипение, шипящий звук, словно стоящая за плечом смерть. Обрывистые, громкие слова, скатывающиеся с горы камни. Они звучали то громче, то тише. От них бросало в дрожь. Они пугали. Завораживали. Заставляли вслушиваться. Я знал, какое будет следующее слово. И еще одно. И еще…
Это было жертвоприношение.
На заре я натянул тетиву и выпустил стрелу в одного из них.

А сейчас я – убийца. У моих ног тело. Минуту назад это был опаснейший противник, бежавший на меня с кинжалом в руках, потому что я промахнулся, не попал в него стрелой. Добежал, рассек лезвием воздух, пропустил удар в шею и замертво упал.
– Альберт? – обращается ко мне другой человек.
Я все так же смотрю в лицо мертвого. Это священник, пропавший вчера – брат Вараг. Подступает тошнота.
– Ты совершил убийство, Альберт, – говорит знакомый голос.
Убийство?
И не одно. Но никогда раньше не убивал человека. Человека… никогда не поднимал руку на существо, любимое Богом. Никогда. Тем более – своего брата. Человека, учившего моих братьев, того, кто всегда был рядом.
Поднимаю глаза, голова кружится. Смотрю на приближающегося. Он медленно откидывает капюшон.
– Понимаешь? – спрашивает он, смотря мне в глаза.
Понимаю. Не в силах ответить, просто киваю. Да, понимаю. Меня бросает в холод, я теряюсь, чувствую, что земля уходит из-под ног. Отступаю назад, упираюсь в дерево.
Ничего я не понимаю, отказываюсь в это поверить.
– Присоединяйся к нам, Альберт, – говорит он.
Мой друг, друг, которого я вижу в кошмарах, которого я безрезультатно пытался найти. Он не спеша приближается. Задыхаюсь, ловлю ртом воздух. Я не верю в то, что здесь происходит. Просто не верю. Не в это хладнокровное предательство всего, ради чего мы жили!
Закрываю глаза и молю про себя Бога, чтобы это все оказалось кошмаром. Еще один ужас, плод моего воображения. Это не реально, этого не может быть!
Лук падает на землю.
– Ты нужен нам.
Холодный голос, как сталь, режет слух, режет по сердцу. Открываю глаза.
Он протягивает руку. Человек, с которым я вместе рос, вместе учился, охотился. Мы вместе прошли огонь и воду, прошли испытания, стали не просто монахами в Храме, не просто друзьями, мы были как родные братья. Обещали друг другу всегда помогать и быть вместе до самой смерти. Вместе. Он же обещал… и давал те же клятвы перед Богом, что и я…
– Пойдем, Альберт.
Нет. Не хочу. Робарт, что же ты наделал? Хочу сказать, спросить. Хочу понять, но не могу, в горле застрял ком. Я просто стою истуканом, несчастная жертва обмана, безвольный, неспособный принять решение. Преданный человек, верующий в идеалы и высшую справедливость. Что мне делать, Бог? Снова совершить убийство и остановить безумие, чтобы защитить артефакт, защитить мир? Или и дальше слепо следовать клятве не причинять вреда своим братьям?
Законы смешны, когда они противоречат себе.
– Ну же. Пойдем! Это твой шанс! Ты один из нас, Альберт. Не стоит этого отрицать. Пойдем. Ты увидишь мир истинным.
За его спиной человек в изголовье алтаря убивает связанного. Кинжал по рукоять вошел в его сердце.
– Ты тоже слаб, Робарт, – говорит убийца.
Все происходит слишком быстро. Я успеваю только оттолкнуться от дерева и схватить друга за плечи.
– Здесь нет места дружбе! – последние слова, что услышал мой брат, Робарт. Он все так же смотрит на меня. В ответ он лишь выдыхает воздух, и тонкая струйка крови стекает на подбородок.

– Смелость и глупость – плохое сочетание.
Через миг я – просто умирающий человек, не способный ненавидеть лучшего друга за сделанный им выбор. Я не в силах ненавидеть своего учителя за то зло, что поглотило его.
– На этом твой путь окончен, – тихо произнес наставник, надевая маску-артефакт.
Луч рассветного солнца отразился на реликвии.
С началом нового дня старое Зло вернулось в мир.

@темы: проза, миниатюры

---

[mackevaki]

Название: Почувствуй.
Автор: mackevaki aka Macci aka Мац aka Великий Склероз.
Бета: Лью.
Персонажи/Пейринг: Ева, мама.
Рейтинг: G.
Жанр: всегда были проблемы с этой графой. Ангст, скорее.
Размер: мини.
Статус: закончен.
Саммари: яркая комета - ее переживания, чувства, ее мир, состояние после аварии.
затухание - операция, холодно, как будто уходит жизнь.
и яркая вспышка - золотое солнце, запах весны, вкус весны. © Лью
Предупреждение: Писалось для литературной дуэли на форум.
Посвящение: всем моим друзьям, близким и просто знакомым. Даже не так. Каждому, кто это прочитает. Не сдавайтесь, живите.)
От автора: прошу, прежде, чем взяться читать, прослушайте ниже приведенную композицию. Так картина воспримется еще более полно и ясно. Но если у вас нет такой возможности или просто лениво, ничего страшного. х) Я очень жду критики и тапок. Очень-очень жду. Даже самой жесткой. Воспринимаю адекватно, ответить могу без криков "вы идиоты, а я - звезда!!11". Собственно, за критикой-то в сообщество и пришла по совету друга.
Размещение: Если это вдруг кому-то понадобится где-то разместить, то с этой шапкой, пожалуйста.

потратить свое время?

Солнце только что появилось на небосклоне. Лучи озарили едва зеленую траву, еще покрытую корочками слипшегося снега, разогнали остатки холодного, предрассветного тумана, клубы которого извивались под натиском первого настоящего весеннего золота. В воздухе чувствовалась влага, давящая на грудь. Утренняя стужа заставляет ежиться, плотнее кутаться в свитер и растирать замерзшие руки. Свежесть. Пьянящая и головокружительная, сладкая даже и будоражащая, с легким ароматом подснежников. Ветер чуть всколыхнул ветви деревьев, заставляя пробудиться их ото сна. Он уносит с собой и холод, и боль, и воспоминания, и зиму, тепло напевая при этом нечто далекое, из глубокого детства. А принесет… Кто же знает, что он принесет? Может быть, что-то хорошее, то, что навсегда оставит след в душе, что будет заставлять улыбаться и плакать одновременно, веселиться и страдать, восторгаться и разочаровываться. Принесет ясное небо и шепот яркой листвы, нежность ручьев и пенье соловья.
Природа меняет наряд, становясь нежнее и добрее, отбрасывая резкость зимних вьюг, забывая про свои истеричные, злые порывы.
Где-то пронзительно вскрикнул грач, повествуя всему миру о своем возвращении. Он всегда прилетает самый первый. Если бы он мог рассказать о том, где был и что поведал. Ах, если бы мог…

Тихо шуршат по узкой, вымощенной мрамором, тропинке шины. Руки судорожно поправляют бежевый плед на ногах, сжимают ткань. Дрожит нижняя губа. Немного, но это так предательски заметно.
Они останавливаются перед крыльцом. Теплые ладони ложатся на плечи. И голос через чур наигранно-задиристый. Но и он дрожит. Это тоже заметно.
- Ну как тебе? Лес красивый, да?
Короткий кивок. В горле застывает спасибо и так там и остается.
Она вздыхает и, обходя кресло, садится напротив – на деревянную ступеньку. Рыжий волос собран в высокий хвост, голубые глаза распахнуты, будто чем-то удивлена, на плечах – шерстяная накидка, а на лице – неизменная улыбка. Она теперь всегда улыбается, потому что иначе нельзя. Потому что иначе – сломается сама. А ей еще слишком многое предстоит.
- Весна пришла, видишь? – говорит мама и гладит колени дочери. Такие слабые колени, до сих пор не верится.
Девочка смотрит на горизонт, где недавно, буквально полчаса назад, взошло солнце.
- Нет,- у нее голос не звонкий, как у матери. Хриплый и срывающийся. Наверное, из-за того, что говорит она редко.
- Что?
- Еще не пришла.

На улице царствовал март.

Как и когда она стала такой, Ева не помнит. Знает лишь то, что рассказали взрослые. А они наверняка утаили большую часть. Как бы она не силилась, как бы крепко не зажмуривалась, не старалась, воспоминания не возвращались. Мозг запечатал их, не желая открывать Еве заветную дверь, за которой и хранился тот самый момент, лишивший ее жизни. Нет, она жила. С одной стороны. А с другой, там, за окном, играли в футбол дети, радостно смеясь, крича и бегая.
Ева бы все отдала за еще одну возможность коснуться горячего песка на пляже или мокрой от росы травы, зарыться пальцами в землю. Подумать только, раньше она и осознавала, что за счастье кроется в ее здоровых, сильных, длинных ногах. Раньше. Это ключевое слово.
Как-то раз девочка поделилась своими мыслями с матерью о том, что ей хочется все-все вспомнить.
И впервые после того дня мама повысила голос. Она громко кричала, размахивала руками, перекладывала с места на место тарелки, кусала губы и то и дело всхлипывала.
- Не нужно ничего вспоминать! Это страшно, а тебе и так достаточно страхов, по-моему!
Ева ничего не ответила, она снова замолчала. А позже услышала, как мама на кухне плачет.
Иногда девочка видит кое-что. Во снах. В момент, когда она уже почти готова проснуться, вдруг становится слышен нарастающий шум ливня, визг тормозов и крик отца, и виден яркий свет. Тогда она просыпалась с гулко колотящимся сердцем, захлебываясь от недостатка воздуха и думая о том, что мама, наверное, права.
Ева не была на похоронах папы. В это время она лежала в больнице под капельницей, раздражаясь от постоянной суеты медсестер возле нее. Они своим громким щебетом мешали молиться. А Ева молилась: просила Господа, чтобы папе было без них хорошо и не тоскливо, ведь он так любил ее и маму. Девочка нашептывала побледневшими губами свою надежду.
А затем слова врача:
- Ходить больше не сможет.
И большой красный крест на всех мечтах.

Ева все больше читала и все меньше просилась на улицу. Она перестала плакать, но и смеха теперь ее тоже не было слышно. Всегда одно и то же лицо - равнодушное, серое, без единого мазка хоть какой-то эмоции.
Всегда одна, всегда в четырех стенах своей комнаты. Ева не подпускала к себе не только друзей, но и мать. Она замыкалась в себе, могла часами смотреть в окно и чего-то ждать. Чуда? Возможно. Чуда, которое вернет ей папу и возможность ходить, которое повернет время вспять и оставит их дома, не позволит ехать в город в этот жуткий ливень, не даст отцу потерять управление, вернет в их дом настоящие улыбки и громкий смех. А для матери существовало только одно чудо, оставившее ее дочь в живых.

Ева дрожит от холода. Ей хочется подойти и закрыть окно, но как же оно далеко. И в то же время так близко. Близко для нормального человека. Чтобы там ни говорила мама, но если она не может наравне с другими детьми ходить в школу, гулять в парке, купаться в озере или преодолеть такое маленькое, глупое расстояние между этой лавочкой и тем несчастным окном, значит, это ненормально. Но самое обидное, что с этим и бороться-то нельзя. Все эти процедуры и упражнения – видимость бесполезной деятельности.
И непонятно, кому они нужны больше: дочери или матери. Ева знает, что ее маме приходится очень туго и трудно, одной держа отцовскую фирму и выхаживая больную дочь. На своих плечах она несла бремя столь тяжелое и тянущее вниз, как привязанный к ноге камень утопающего, что и представить невозможно, как эта женщина выдержала столько ударов и, все же, раз за разом поднималась с колен и шла дальше. Но Ева не могла быть такой. Не могла делать вид, что все отлично, тогда как каждое утро, чтобы подняться с кровати, ей нужно было хватиться за так сильно надоевшие поручни.
Девочка кутается в выданную ей белую простынь и сглатывает ком в горле. Вокруг – кафель и пластиковые двери. Из-за одной из них появляется медсестра в зеленом костюме, перед собой катит ненавистную коляску. Из-под колпака видна длинная черная коса до пояса, натренированная улыбка врача для неизлечимо больного. Ева кривится, отработанным движением, ловко перескакивая с жесткой лавочки в свой, казалось бы, душащий и разрушающий ее мир транспорт.

В операционной едва ли теплее. Здесь мало того, что температура почти минусовая, так и всякие разнообразные инструменты да шины блестят со стен, не внушая никакого успокоения. Ева тяжело вздыхает и замирает – сердце гулко колотится в груди и его стук, кажется, заглушает все остальные звуки. Девочка дрожит уже не от холода, а от страха. Все это было пройдено, но пусть ты хоть сотню раз прооперирован, все равно будешь бояться снова и снова. И молиться, чтобы больше никогда сюда не попасть.
В середине этого слишком большого для комнаты, но слишком маленького для зала помещения виден операционный стол и нависшая над ним огромная белая лампа. То тут, то там различные аппараты, провода, трубки, подставки, колбы. Хаотичный врачебный порядок. Доктора бегают туда-сюда, медсестры шуршат упаковками шприцов, звенят склянки. На нее не обращают внимания, и Ева этому до невозможности рада. Потому что для них это так привычно, а для обычной девочки, с которой сыграла злую шутку судьба, это так страшно. И безумная мысль вдруг возникает в голове, она мелькает, навязчиво требуя внимания. Убежать? Руки непроизвольно сами тянутся к колесам. Есть такая примета: единожды севший в инвалидное кресло, не встанет с него. Какой недалекий, потонувший в собственном отчаянии человек сказал такую чушь? Но может, он был прав, откуда Ева знает. Так и к черту этот риск? Впервые Еве хочется закричать, позвать маму, обнять ее, рыдать на таком родном плече, сквозь слезы рассказывая о том, что накопилось на душе за столько лет, спрятаться за материнской спиной, которая способна защитить от всего на свете, чувствовать, как самый близкий человек гладит ее по пышным каштановым волосам. Говорить о том, как плохо, рассказывать о своих сомнениях. Поведать, наконец, о том, что гложет больше всего. О чувстве вины перед папой. Вины, шипящей Еве по ночам, что она должна была уйти вместе с отцом.
Девочка ничего не могла ответить и возразить.
Жизнь так приказала. Оставшиеся в подлунном мире, убитые горем потери близких, всегда чувствуют себя виноватыми.

И в памяти всплывает одно старое лето. Солнечный, пахнущий клевером в прошлом и почти померкший в настоящем, сейчас этот образ как никогда стал четким, ярким, будто и правда все, что случится потом – глупая шутка полоумной старухи-предсказательницы, живущей в горах.
Всегда забавляющие Еву залысины, подвижный лоб и выдающиеся скулы волевого человека. Золотые часы, которыми можно пускать такие светлые солнечные зайчики, громкий, сильный голос, заполняющий все ее сознание. Он бы мог петь, если бы захотел.
- Моя Ева ведь не трусишка, правда?
Папа протягивает руку, разжимает ладонь и тихонько посмеивается. Она еще маленькая в желтом с черными полосками платье, болтает босыми ногами и улыбается наполовину беззубым ртом. Папина пчелка, как он говорил. Папина полевая трудяга-пчелка, собирающая нектар и дарующая новую жизнь.
А в ладони у него серый мышонок – трясущийся комок.
- Не трусишка же?

Ева широко распахивает глаза и неестественный холод возвращается. Сейчас она напомнила себе не храбрую пчелку, столь любимую своим отцом, а пугливого, пойманного мышонка, точно так же сжавшегося в комок, желая спастись от ужасной надуманной опасности.
Нет, папу подвести Ева не может, она не вправе смалодушничать. Сердце сжимается и пропускает удар.

Ее подвозят вплотную к столу, один из врачей, половина лица которого скрыта голубой повязкой, подхватывает ее на руки и перекладывает, а Ева старательно закрывает глаза, главное – не смотреть на ту маленькую подставку, где лежат уже обработанные и готовые для работы скальпели, и другие неприятные на вид инструменты.
Коляску куда-то убирают: слышен ее будто бы возражающий скрип, вызывающий досаду и отвращение. Вот бы навсегда это дурацкое кресло скрыли за той дверью, вот бы оно больше никогда не попадалась Еве на глаза.
На палец правой руки что-то надевают, и тут же где-то позади начинает пищать аппарат. Подозрительно точно в такт биения ее сердца. Руки в области локтя касается мокрая ватка, от чего Ева вздрагивает и быстро облизывает пересохшие губы. Ощутимо запахло спиртом, защипало глаза. Скоро, уже скоро – кричит веся ее суть.
Ева чаще задышала – аппарат чаще запищал.
- Ну, ну, что ты так волнуешься, - забота в голосе тоже натренированная. Ева думает, что это правильно. А что им остается, когда помощь и отдача себя – это ежедневная работа, которую и оплачивают-то смехотворно.
Как и обещают, почти незаметный укус комара в вену. И в голове уже оседает туман. Мысли потихоньку запорошило словно бы…снегом. Нет, сахарной пудрой. Сладкой, сахарной пудрой.
- Как ты себя чувствуешь? Все хорошо? Ой, у тебя такие красивые руки…- заговаривают, чтобы быстрее заснула. Но со сном усердно борешься, боясь не проснуться... Ведь как же так можно: быть поглощенным тьмой, а затем ей же и отпущенным.
Веки тяжелеют, глаза закрываются, и теперь все голоса становятся громче, будто все это происходит у тебя в голове, а не где-то рядом. В этой темноте образовываются неясные, серые тени и вздрагивают при каждом произнесенном кем-то слове.
- Трубку надо, наркоз глубокий, дышать через нее будет,- словно кричат в ухо.
А дальше эти тени толкают хрупкую фигуру девочки вниз, с обрыва. И она летит, камнем падая все ниже и ниже.

Ева сидит на качелях в саду и глубоко вдыхает аромат белеющих рядом ландышей, разносимый повсюду юркими, быстрыми весенними ветрами. Колокольчики этих юных цветов, в свете заката приобретающих нежно-розовый оттенок, робко трепещут, и, кажется, что еще чуть-чуть, и они прозвенят самую чистую на свете мелодию. На деревьях, скрываясь молочной, зеленой листвой или же перелетая с ветки на ветку, не в силах усидеть на одном месте, распевают свои трели соловьи. Солнце катится вниз, к горизонту, раздавая по пути остатки сегодняшнего тепла. За спиной где-то журчит чистый ручей, который они года три назад обнаружили с папой. Вода в нем сладкая на вкус и прозрачная, словно алмазы в мамином ожерелье. А впрочем, может быть это только игра воображения, и вода там самая обыкновенная. Но разве может нечто обыкновенное рождать такие потрясающие звуки? Звуки надежды, звуки весны. Ева закрывает глаза и крепче стискивает канаты, держащие качели. Она вслушивается в шуршание травы, в стрекот насекомых, в скрип древесных стволов и шепот листьев. Девочка растворяется во всем, что ее окружает. Вбирает в себя силу корней, дыхание клевера и жужжание пчел. Ева хочет стать единым целым с царящей здесь гармонией, хочет быть одним из элементов идеальной природной системы. Стать этим ласточкиным гнездом, что расположилось под карнизом их дома, вон тем небольшим пауком, что ползет по перилам веранды к своей заветной серебряной паутине – плоду его безмерных усилий, или же той еще нераспустившейся, молодой почкой. Ева хотела быть во всем и сразу, ощущать то же, что и природа, быть пыльцой на бабочкиных крыльях, душистым вязким медом, разливаться бурным потоком лесной речки, солнечным лучом пробиваться сквозь тюлевые занавески. Вобрать в себя всю силу…. Ева открыла глаза и посмотрела на лежащую подле нее трость. Рука в нерешительности застыла на полпути, но ветер подул ей в спину, поторапливая и подгоняя, говоря будто – сейчас или никогда.
Девочка хватается за трость и, все еще держась за один канат, медленно поднимается. Она сглатывает и судорожно выдыхает. Стоит. Держится на ногах, слегка покачивается, но не падает. Ева обливается потом, но торжествующе улыбается. Пробует зарыться ступнями в земли и чувствует ласковое прикосновение прохладной земли. Победа. А теперь нужно шагнуть. Всего лишь один шаг сделать и можно считать, что день прошел не зря. Коленки дрожат с непривычки, мышцы еще не вернули былого тонуса. Ева боится, однако же, такой страх естественен, раз нет? Заносит ногу и…ступает. Мягко и тихо. Такой неуверенный, растерянный, шаткий, словно ветхая лестница, но, все же, это шаг.
И пусть через пять минут покажется мама и будет ругаться, что Ева не дождалась и поднялась без нее, что, мол, это не игрушки, это опасно, что ее дочь безответственно относится к с таким трудом вновь обретенному дару.
Но это не важно.
Ведь пришла весна.

На улице разливался май.

@темы: рассказы, проза

---

[Villiderna]

Название: Дракон Силлий
Автор:Villiderna
Жанр: Фентези
Статус: миниатюра, закончен.
Всё началось с проблемы, не свойственной для дракона моего возраста, честно говоря, несвойственной для моего рода вообще. Я заболел. Проснувшись, я обнаружил, что свод огромной пещеры, где я уснул множество лет.. веков? Назад, сильно осел, и величественный искрящийся самоцветным пламенем грот стал душной пыльной расщелиной, лет пятьдесят отделяли меня от верной гибели - удушья. Да и сейчас, мне пришлось приложить все силы свежепроснувшегося тела, чтоб когтями, локтями и зубами выбить свой путь на свободу.
Приподняв голову на истончённой голодом шее, я узрел землю под небесами, и сердце моё забилось сильней и быстрей от несказанной радости жизни, пусть рождённой вот так, неестественно, не в первый, и уж поверьте, отнюдь не во второй раз. Мы, драконы, всегда сильно отличались от прочих млекопитающих земли, и в отличие от них всех, мы разумны , а они нет, то бишь совсем. Так было когда я ушёл в спячку, и думаю, вряд ли это исконно изменилось с тех пор.
Напрягшись, я вытолкнул пыль и смог из остановившихся когда-то лёгких, и зимнее серое небо озарилось вспышкой красного драконьего пламени, МОЕГО пламени, потом я схватился крепкими когтями за края пещерки, и грудью ударил твёрдую землю, и бил снова, снова и снова, пока смёрзшаяся гранитная крошка не полетела в стороны, как кипящее масло, разбитое каплей воды. Подобные ощущения я испытал когда-то в скорлупе, забавно, тогда мир с юного, неопытного взгляда показался мне белым… больше я не встречал его таким, никогда.
Позвонки спины приятно потянулись и ужасно хрустнули, когда я научил их шевелиться вновь, а крылья… да их просто поднять больно! Сколько ж я спал?! Но самым неприятным было чёткое осознание болезни, которая нашёптывала плоти: «болит, так ляжь, отдохни, поспи ещё…», признаться, я шокирован явлению этого голоса более, нежели ещё одному явлению, осознанному мной опять же, с немалым запозданием: на земле появился разум. И не наш, чужой, дикий, я чую его, как чешуя чует звон умирающих на ней тысячами снежинок, несомых поющим саги ветром. Я обернул к нему кончик носа, и вежливо, как в детстве, ответил: «Здравствуй». И только после этого послал братьям ревущий, клокочущий радостью зов: «восстаньте, Силлий проснулся!» В тот момент я был уверен, что не пройдёт и ста лет, как всё тот же бродяга ветер, хозяин голосов принесёт мне их звонкие ответы. А между тем, я поставил первый след на снегу, и, как юный шкодливый дракончик заглянул себе под лапу, любуясь содеянным. «Здравствуй, я» - молча пожелав себе удачи, подумал я и улыбнулся. Оттолкнулся от земли и взлетел, ведь путь мой ведёт на охоту.
Зимний лес, прозрачный и смерзшийся, как голодный воробей на ветке, белел белыми пятнами снега, резко контрастирующего с чёрным настилом павшей листвы. Я не случайно свернул сюда. После того, как кровь оленя украсила снег, я улёгся рядом, вытянувшись всю длину и блаженно замечтался о встрече…
Тонкий голос нового разума просто звенел меж морозом и ветром, негромко, ласково покачиваясь надо мной. Кто ты? То, чего я не знаю, медленно разогревало отвыкшее работать сердце. Я люблю загадки, все драконы их любят. Как-то Великий Лукс отдал пол хвоста за знание о том, что жилища иглоносок опасны. Но я не знаю ни единого дракона, который пожалел бы об этом. Теперь никто из нас не спит рядом с их норами. Пятеро заплатили жизнью, а шестой здоровьем, чтоб понять, отчего сердце гор горячее, и знание принесло радость. Теперь самки уходя в бой с другими кланами смело оставляют яйца на пышущих паром склонах. Мой дед улетел, когда я сидел в скорлупе чтоб понять, от чего луна не падает. Я до сих пор его жду. А теперь что-то новое открою я, это так радостно!
Из колеи предвкушений меня выбила тишина. Я вскочил и завертелся, силясь определить исчезающий источник разума. И сорвался в путь, на этот раз действительно торопясь.
Она забилась в угол грота и бессильно жалась к стене, как будто камень теплее льда. Крохотное существо умирало, и кажется, я понял отчего! Подцепив её за краешек смешной шкурки, я вытащил создание из убежища и завернул в кольца хвоста. Не имея точного понятия о том, какова естественная температура проживания таких существ, я всё же рискнул дохнуть паром в её сторону. Реакции не последовало, и я рискнул снова. Её кровь текла тихо, мне был едва слышен этот ток. И вдруг ритм участился, веки существа дрогнули, но так и не открылись. Я пролежал ночь, другую, свыкаясь, спеваясь с ней, и мне приходили странные грёзы, каких не было раньше.
- Привет, я Лия… я умерла? А мама говорила, драконов не бывает.
Ну что я мог ответить? И промолчал.
- Ты не умеешь говорить? Ну… звери обычно не умеют, да. Жалко.
Только что она не верила в драконов, и назвала меня зверем! Мне стало… странно. Словно что-то защекотало в груди и уголках пасти.
- Я есть хочу.
Подцепив существо за шкирку, я усадил его повыше на скалу и полетел охотиться. Очевидно, это детёныш. Откуда? Где же взрослые особи? И почему слово «умер» она так легко связала с пробуждением в незнакомом месте? Умирая, как правило, уходишь в чей-то желудок, а потом в ветер. Это не слишком приятно.
Вернувшись я обнаружил Лию внизу, далеко от места где оставил.
- Ты бросил меня! Ты меня бросил! Я так испугалась, Дракоша, ты ведь… не делай так больше, а?
От изумления я забыл сжимать челюсти и кабан выпал, чуть не зашибив дитя. Она плакала, а я изумлялся всё больше. Она выдумала мне имя, и так глупо реагирует на свои просьбы. Может, это естественно?
- Ой, а я такого не ем, мясо жарить надо.
Она с надеждой посмотрела на мой клюв и выдала.
- Можешь огнём на свинку подышать?
Да, пожалуй, естественно… И ещё, она и не подумала отойти в сторону. Может, это нормально? А вдруг огнестойкая? Да нет, неопытная скорее. Сейчас обучу. Отодвигаю дитя в сторону и выдаю тончайшую струю пламени, на какую способен. Тушка непоправимо портится.
- Ой.
Она это ела! И сообщила, что все люди так делают… Я спросил, как живут люди, а она заснула. Детёныш!

Ночью дедушка вернулся с Луны. Это было неожиданно, но радостно. А дед выглядел костляво и полупрозрачно, его трясло. Я бы помог ему не мучиться, но нужно было узнать почему Луна не падает. Увы, у него не было сил поведать об этом. Я кормил его несколько дней, прежде чем он смог поведать свои открытия.
- Она круглая.
- Я видел.
- Как шар, и их… много.
- Где?
- Звёзды, это они, луны. И некоторые горят, как недра гор. Мы тоже живём на луне, но наша… больше.
- И почему меньшая не упала на нас?
- Там очень много места, там больше неба, чем видел любой дракон из любого клана. Но там мало жизни. Я не смог долететь до неё. Луна не падает, потому что незачем. А когда упадёт, так и не узнает о нас…
Меркнущие глаза деда остановились на спящей Лие.
- Что это?
- Разум.
- Не все открытия полезны… Посмотри на меня…
Я смотрел. Дедушка лежал на земле, неподвижный и серый, похожий на костяк мёртвого дерева при свете Луны, которая не знала о нём. Лия не верила в нас, но вот она, спит рядом с мёртвым драконом.

Утром я проснулся от её отчаянного плача.
- Старый Дракоша умер, я его будила-будила, а он… умер.
- Почему ты плачешь, дитя? Ты же думала, что умерла когда оказалась здесь.
- Так ты говоришь?! – Её удивлённые глазёнки чуть не выпали от удивления, она даже забыла о своём горе.
- Ну, потому что я жива.
- Откуда ты знаешь?
Ты рядом, как можно умереть, когда кто-то рядом? Когда больно, когда тепло и холодно. Я жива. И я люблю тебя, Дракоша. Ты мой лучший друг.
- Что такое друг?
- Ну, это когда… она задумчиво смерила меня взглядом, будто удивляясь, почему такой большой дракон не знает таких очевидных вещей. – Это когда у меня есть ты!
- Но я был уже давно. А ты нет.
- Я тоже, давно. Ты злой!
- Почему?
Но Лия не захотела продолжать разговор, надулась и побежала гулять. Хотя вид у неё при этом был весьма огорчённый. Я забеспокоился, уж не заболела ли она? Через некоторое время я заметил, что человеческий детёныш творит нечто странное.
- Что это? Я удивлённо разглядывал большой плоский камень, по которому Лия сосредоточенно возила куском обгоревшей древесины, и мягкого минерала, подобранного тут же.
- Это дедушка дракон, вот он летит к солнышку, а там ещё цветочки и тётя драконица, и… чтоб ещё добавить?
- Быка, чтоб не голодал…
- Зачем это? Он умер.
- Он был хорошим, я помню,- насупилась девочка и продолжила странное занятие.
Я лежал, накрыв нос хвостом. Мне было плохо, будто под шкуру запустили тысячу терновых кустов. Болезнь, отступив ненадолго вернулась с новой силой. И я вспоминал, вспоминал, и снова, снова. Зачем? Нельзя думать чужим разумом, можно радоваться ему, понял я и прекратил глупое занятие.

- Лия, детка, наконец-то!
- Мама, папа! Где вы были так долго?
- Тут, рядом с тобой. Ты спала. Доктор Линцки говорит, что скоро ты поправишься, и сможешь учиться в школе, как все детки.
- Но Дракоша, как же он там, он же будет скучать!
- Он обязательно тебе приснится снова, не огорчайся. Пошли домой, там Альма и Мурка заждались, представляешь как обрадуются!
Лия смотрела на маму, взволнованное счастливое лицо отца, и потихоньку начинала верить, что видела сон, яркий сон. Позже ей подарили зелёного плюшевого дракончика и альбом, где поселились радужные счастливые Дракоши. Ей так хотелось, чтоб сон был правдой.… Но он так и не приснился снова.

Силлий очнулся утром, и вдруг понял, что её рядом нет. И, не смотря на то что ЗНАЛ, отказывался понимать, рассекая небеса над лесами, полями и морем. Однажды он перестал это делать, потому что был не глупым драконом, но засыпая, он снова и снова оборачивал хвостом большой плоский камень с потёртым рисунком, потому что ПОМНИЛ. (с) Villiderna.

---

[Rowana]

Автор: Rowana
Жанр: стихотворение

Я хочу ему быть чем-то большим, чем просто друг,
По утрам прижиматься губами к его бедру,
Знать, насколько он нежен в постели, насколько груб,
Как оргазм переходит в стон.
Я хочу отличать его руки от всех чужих,
Говорить по ночам, что я счастлив, а значит жив,
Убирать в общей спальне, готовить, точить ножи,
На двоих накрывать на стол.
Я хочу узнавать его запах, его слова,
Будить среди ночи, чтобы просто поцеловать,
Брать вину на себя, даже если не виноват,
Уходить от него пустым,
Забирать его после работы, идти к друзьям,
Обнимать его тело, не помнящее белья.
Я хочу ему быть чем-то большим, чем просто я,
Я хочу ему быть, как ты.

@темы: стихи

---

[Luis Alvaro]

Автор: shihouin inari
жанр: стихотворение

Капли дождя оставят потеки на мутном стекле,
И сигаретный дым окутает плечи шалью.
Я сегодня заметил седое перо в крыле
Значит скоро душа покроется сталью.

И не будет ключа от этой брони
Только серое небо и белая кружка
Я отрежу крылья чтоб в шкафу хранить
И остатками перьев набью подушку.

Строки закона жизни просты
Только по прежнему ищешь в нем ты
Право на глупость , право на боль
Право на то, чтоб остаться собой

Если хотите в гости -руки за голову, по одному
Крепость откроет ворота, но армия ждет за стеной
Нет того, кому бы я не придумал вину
Только в том, что его любовь, тоже придумана мной.

@темы: стихи

---

[flegmatique]

Название: Слова одной девочки.
Автор: flegmatique
Жанр: миниатюра
От автора: эти две работы писались на время. эдакий полет мыслей.

Бумажное счастье

~ Бумажное счастье ~

В моих руках параллелепипед. Не большой и не маленький. Когда-то давно он был живым. Дышал, пил воду и даже рос. А потом бах! – и перестал дышать.
Не повезло. Казалось бы, жил себе, никому не мешал, даже пользу приносил. Дружил с ветром, солнцем и птицами. И вдруг все закончилось. Точнее началось что-то другое. Его порезали на куски, долго мучали всячески, а потом превратили во что-то очень тонкое, что можно легко разорвать на части, а сжечь и того легче.
Его трогали много рук, на него смотрели много глаз, его постоянно куда-то переносили. Много мест он успел увидеть. И людей разных. Жаль, что он не знает, чем он стал. Он помнит только то, кем был. Но я расскажу ему все. Пусть у него нет ушей, но может где-то там, в нем, есть еще его душа. Есть, я знаю – она у всех вещей имеется. Просто люди не помнят этого. А вещи тем более.

Так вот, слушай. Ты – книга. Кн-и-и-г-а-а. Ты очень важная вещь в жизни человечества.
Я люблю тебя еще с раннего детства. Ты мне нравишься на ощупь – я люблю дотрагиваться до твоих страниц, переворачивать их, водить пальцами по черным строчкам букв. Приятно. А еще ты интересно пахнешь, своей прошлой жизнью. Чудный запах.
Твоя суть теперь – это информация, представляешь? Ты способен чему-то научить, что-то рассказать, показать и даже изменить.
Тебе кажется, что ты просто лежишь? Это не так. Стоит тебя открыть и прочесть все твои тайны, как чувствуешь, что понимаешь что-то новое, что что-то в мыслях изменилось. Вот какой ты важный.
Теперь я твой друг. И ты совсем не одинок, ведь рядом с тобой еще вон сколько твоих родственников! Целый шкаф. Всех люблю. По всем скучаю, когда долго не открываю.
Надеюсь, такая жизнь тебе тоже понравится. Ведь она имеет огромный смысл.
Как здорово, что ты, книга, существуешь.

Человечки

~ Человечки ~

Я – маленькая длинная планета. Я теплый гладкий сосуд со всякой всячиной внутри. Во мне текут реки и живут разные микроорганизмы. Они что-то делают, что-то едят и как-то умирают. Интересно, а у них тоже есть свой рай?
В моей голове живут человечки, которым постоянно нужна еда. Они кричат и требуют. Никуда не убежишь. Они привередливые, потому что много работают. Иногда они трудятся еще усердней, чтобы я забыла всякие глупости.
Когда я закрываю глаза, у них выключается свет. И все равно они работают, показывают мне картинки и говорят слова. Потому, что не спят. Для них я читаю книги, для них гуляю по городу, ухаживаю за собой, получаю для них информацию. Отовсюду. Они ее едят. Такова их природа.
Человечки любят порядок. Они раскладывают свою еду - информацию по полочкам в специально отведенные пузырьки, чтобы она, непоседа, не убежала. Когда мне что-то нужно, они открывают нужный пузырек и выпускают содержимое погулять. Так я что-то понимаю.
Мои глаза для них – это большие окна, через них человечки видят. Мои уши – антены, они ловят звуки. Мой рот кормит сосуд, которым мне приходится быть. Ноги – вместо колес, руки – тоже нужны.
Все, что я делаю, я делаю для этих маленьких чудаков. Они управляют мной и требуют еды. Они вредные и обжорливые. Но необходимы мне.
Иногда я на них злюсь и, глядя в зеркало, кричу: «Я повелительница человечков!». Иногда я в это верю. Иногда забываю.
Вот интересно, зачем вселенная засунула их в мою голову? Наверное, чтобы в одной из ее галактик на одной из планет появились миллиарды других, маленьких и длинных планет. А они, в свою очередь, уничтожат старую, круглую, и улетят громить другие.
Странные. Люди.

@темы: миниатюры

---

Бесконечный путь

[WildMoon]

Название: Бесконечный путь
Автор: WildMoon aka Индира
Рейтинг: G
Жанр: ангст, научная фантастика
Статус: закончен
Размещение: только с разрешения автора
От автора: зарисовка на тему космоса.
Вообще на diary выкладываюсь первый раз, так что хотелось бы обьективной критики (если такая будет).

Бездна. Всепоглощающая бездна. Таким я теперь вижу космос. После семнадцати лет проведенных в постоянных поисках он становится таким. Бескрайним. Автономная космическая станция «Колибри-3» пропала в его глубинах больше 20 лет назад, и я до сих пор путешествую от одной галактики к другой в надежде отыскать хотя бы единый след.
В круглом окне иллюминатора плывут маленькие огоньки звезд, зажигаясь и угасая, мигая и переливаясь в непроглядной темноте космоса, словно по чьей-то указке. Так, сам того не замечая, начинаешь верить в высшие силы. В Бога, в ангелов. Интересно, а у меня есть Ангел, хранящий меня в моём путешествии?
Мой межгалактический корабль «Тартар» путешествует в поисках автономной космической станции «Колибри-3», связь с которой была потеряна. Моя жена, моя драгоценная Мария, была там. Она, как выдающийся учёный, работала и жила на станции, хотя я был и против этого. Мне так не хотелось её отпускать от себя. Нам тогда было лет по двадцать, не больше. Молодые, амбициозные, целеустремленные. Она работала в области биоинженерии, создавала роботов, способных функционировать без соединения с человеком проводами или нечто подобным.
Я часто вспоминаю нашу жизнь на Земле. Мы познакомились случайно. Она училась в университете на последнем курсе, а я тогда только вернулся со службы в армии и собирался стать контрактником. Через год мы поженились и практически сразу ей предложили работать на «К-3». Мария всегда говорила, что это не надолго, всего пару лет, и она вернётся обратно на Первую. Но… в моей жизни было много «но».
Мне постоянно кажется, что вот сейчас раздастся телефонный звонок. Громкая, монотонная мелодия зазвучит из динамиков моего сотового, а в трубке раздастся её голос. Она скажет мне «Привет» или «Куда ты пропал? Я уже давно дома. Жду» - но это лишь мои мечты. Несбыточные и пустые.
До сих пор мне достоверно не известно, что на самом деле случилось с «К-3». Станция не посылала сигналов о помощи, но в один момент связь с ней была потеряна. Позже многие считали, что это вызвано тем, что её достраивали уже будучи запущенной в открытый космос. Так как финансирование было урезано, «Колибри-3» запустили за восемь месяцев раньше до окончания сроков строительства. Она была в рабочем состоянии и все три генератора были исправны. Это вселяло в ученых некую уверенность. Но…
Ощущаю лёгкое покалывание в правой руке, чуть выше кисти. Больше затягивать нельзя, нужно сделать проверку в ближайшие несколько часов. Имплант старый, так что я уже почти не чувствую пальцев. Надеюсь, Михаэль сможет что-нибудь сделать. Его система давно устарела, но это не мешает ему свободно ремонтировать себя и меня заодно.
Почему то в последнее время я явно чувствую сладкий, приторный аромат цветов. Он разносится по кораблю, будто невидимой дымкой охватывая всё пространство. Я никогда раньше не замечал такого, да его никогда и не было. Но я знаю этот запах. Так пахли любимые цветы Марии, которые я часто дарил ей, там - на Земле. Я всегда считал это глупым – дарить цветы. Лишать их жизни, чтобы поставить в вазу, любоваться ими, а потом безжалостно выкинуть.
Синяя мгла и маленькие светящиеся точки – звезды, прорывающие её полотно, плывут мимо. Садясь в капитанское кресло, скольжу взглядом по приборам, проверяя датчики «Тартара». Внезапно, на глаза попадается маленькая мигающая лампочка, уведомляющая меня о том, что кто-то хочет связаться со мной. Вот уж не ожидал, что в такой «дыре» встречу кого-нибудь. Давненько я не разговаривал с людьми, хотя и не факт что это они. Несколько едва уловимых движений по клавиатуре и передо мной появляется небольшая виртуальная карта ближайшей галактики. Сканер на корабле стоит слабенький, так что может показать только километров двести окружающего пространства. Да, действительно, в семидесяти милях от меня находится другой космический корабль, ближе к безымянной звезде и той красной крохотной планете.
Мимолётное движение пальцев и сообщение подтверждено. Серый корабль плывёт ко мне, всё ближе и ближе, давая возможность рассмотреть себя. Довольно небольшой, светло-серого цвета, без единой вмятинки, будто с конвейера.
Даже немного не по себе стало. В последний раз я разговаривал с живым человеком около полтора года тому назад. Это был странствующий по галактикам торговец, продающий топливные батареи и энергоблоки. Теперь мой единственный собеседник – андроид Михаэль, купленный лет этак с двенадцать назад, тогда уже считавшимся «последним» поколением, так сказать, совершенным на тот момент.
Корабль приблизился почти вплотную, но в капитанское окно никого не видно. Видимо капитан судна уже у «трапа».
Стыковка заняла не более пяти минут. Два каната изящными змеями устремились к серому кораблю, на крыле которого красовалось название «Андромеда». Найдя в корпусе стыковочные гнезда, они быстро соединились и притянули оба корабля друг к другу. Туннель-переход объединил суда вместе и стыковка закончилась.
«Гостей» было двое – мужчина и женщина, обтянутые черно-синими латексными костюмами с серыми вставками. Парень лет 17, выглядевший намного моложе спутницы, и скорее напоминающий спортсмена-студента, только поступившего на службу, чем космического путешественника. Короткие, подстриженные под «ежа» волосы светло-русого цвета и голубые глаза, излучающие сдержанность. Светлая кожа, оттеняемая лишь антрацитовым цветом костюма, и сапоги с жесткой подошвой, стучащей при ходьбе. Он шёл впереди. За ним – женщина, лет 30. На полголовы ниже своего спутника, с широкими точёными скулами и тонким прямым носиком.
Я жестом пригласил их внутрь корабля – в единственную большую комнату, используемую и как гостиную, и как столовую, и как спальню. Посередине стояло несколько кресел и большой диван, прихваченным мною с Земли. Прикрученные к полу, я не боялся, что во время полёта или в невесомости они станут летать по комнате.
Жестом я пригласил моих гостей сесть. Не думаю, что это было бы грубо с моей стороны. Но некую осторожность и холодность в общении я соблюдал. Сейчас много обманщиков и «пиратов», которые пытаются провести обычных путешественников.
«Гости» сели на диван, я – на кресло напротив. Мой взгляд пал на женщину. Безусловно, она привлекала к себе внимание других. Статная, на длинных стройных ногах и с изящными запястьями. Плавным, мягким движением поправив прядь выбеленных до цвета серебра волос, она пододвинулась на край дивана, перекинув ногу на ногу.
- Моё имя Ник, - представился парень: – Это Изи. Давайте не будем ходить вокруг да около. Перейдем сразу к делу. Как вы поняли, мы не просто так попросили стыковки. У нас закончились запасы заменяющихся батарей для машинного отделения корабля, и мы бы хотели поменять его на что-нибудь. Если, конечно, они у вас есть.
Бартерщики значит. Такие часто встречаются здесь, в космосе. Вне Солнечной Системы деньги лишаются своей значимости, и путешественники, чаще всего не имеющие наличности в карманах, меняются всем, что завалялось в отсеках.
- Да, у меня найдется несколько батарей. Сколько вам нужно?
- Думаю, пяти штук хватит. Что вы за них хотите?
- А вы прямолинейны. Ну, смотря, что вы можете мне предложить.
Я ни в чем не нуждался. Восемь лет назад я закупил всё необходимое для путешествия на «К-2». С тех пор в СС я не возвращался.
- У нас осталось 4 энергетических блока. Есть с десяток турбо-батарей и мини электрогенератор образца 2191 года.
Это уже интересно. Встретить в космосе что-то, сделанное раньше 2220 года – большая редкость. Особенно электрогенератор. Это раритет. Меня действительно заинтересовало их предложение.
Я встал с кресла, подходя к стене позади дивана, и открыв панель управления, проверил наличие батарей в грузовом отсеке. Изи повернулась ко мне спиной, обращаясь к своему спутнику, и убрала волосы вперед, обнажая несколько соединительных портов на шее. Довольно старого образца, могу сказать я. С металлическими краями и глубокими, узкими входами, бьющими током при соединении. Такие делали в 20-е года «водителям» сетевых биороботов. Никогда бы не подумал, что эта хрупкая женщина могла управляться с огромной махиной в 3 метра ростом. Тем более, учитывая её приблизительный возраст, ей должно было быть тогда около пятнадцати лет. Что ж, многое в жизни бывает.
- Вы водили биоробота? – спрашиваю я у Изи, садясь обратно на диван в компании переносного компьютера.
Она улыбнулась мне, наклонив голову вбок, будто внимательнее рассматривая меня. Только сейчас я заметил её глаза – нежно-василькового цвета с тёмной синей каёмкой, в обрамлении пушистых ресничек, они выглядели неестественно кукольными, завораживающими.
- Да, вы видели? – она невесомо дотронулась рукой до портов на шее.
- Я часто такие видел раньше. Их делали в армии. У меня и самого такие же.
Изи вновь улыбнулась: - Я тоже служила в армии. Это было очень давно. Какой у вас вид войск?
- Сухопутные.
- Ммм… Я служила в военно-воздушных. Ничего особенного. Просто штатный лётчик. Ни перспектив, ни карьеры.
- Ушли?
- Можно и так сказать, - улыбка стала загадочной. Видимо, она не собиралась прямо отвечать на вопрос. Ну что ж, допытываться не стану.
- А вы? Что делаете здесь, всеми забытом уголке галактики? Если честно, то за последние несколько месяцев мы не встречали путников и уже начали беспокоиться, что придётся лететь обратно в СС.
-Я ищу кое-что.
- Могу я поинтересоваться что именно?
- «Колибри-3», - быстро ответил я. Изи посмотрела на меня недоумённо, будто я сказал что-то глупое или пустое. Я пояснил: - Там - на станции, моя жена – Мария, она учёный. Конструирует биоротов для военных и гражданских. Отличный специалист. Я обещал ей, что мы вернёмся на Землю вместе.
- Давно вы ищите «К-3»? – спросила женщина. Её спутник напрягся, опустив взгляд.
- Около 20 лет, - мне показалось, или её глаза на секунду расширились от удивления?
Больше к разговору о «Колибри-3» мы не возвращались. Мы долго разговаривали с Изи, Ник лишь изредка вмешивался в наш разговор, предпочитая слушать. Женщина рассказала мне о новинках в роботостроении и описала современных андроидов: внешняя схожесть с человеком достигнута на 98%, обтянуты кожезаменителем, с мягкими мышцами и пластиковыми костями. От людей и не отличишь. «В них заложена потрясающая программа. Они будто умеют чувствовать и думать. Это невероятно» - говорила женщина.
Пока мы разговаривали автопрограмма уже сгрузила контейнер с заменяющими батареями на «Андромеду». Ник же принёс маленький переносной электрогенератор. Это действительно был очень старый образец в отличном состоянии. Включив его, я даже не предполагал, что он всё ещё в работает. Но это было так. Довольно приятная новость. Может с ним ещё что-нибудь и можно сделать.
Ник и Изи вернулись на свой корабль и продолжили путь. Но вот их взгляды, когда я говорил про цель своего пути… какие-то они странные были.

Женщина с короткими серебристыми волосами села за штурвал корабля, перекинув ногу на ногу. Её спутник – высокий светловолосый парень, сел на соседнее кресло. Тишина между этими двумя немного нагнетала обстановку. Глаза Ника блуждали по приборной панели, быстро - выдавая то, что он в неё не всматривался - лишь бы не смотреть на женщину. Чувство, возникшее на корабле того мужчины, который так спокойно принял их и даже почти за даром поделился своими запасами в обмен на доисторический генератор, разрасталось и пульсировало в груди.
- Нужно было сказать ему, - полушёпотом произнес парень. Он поднял глаза, в надежде, что найдёт во взгляде женщины, сидевшей рядом, поддержку. Но она сидела, несвойственно выпрямив спину, смотря в одну точку и закрыв лицо прядями волос.
- Нет, - лишь спустя минуту ответила Изи: - не нужно.
- Но…
- Он поставил в своей жизни цель. Один, из тысячи возможных вариантов. И он идёт к своей цели. Идёт, не сворачивая с пути. А что если бы мы сказали, что дорога не кончится никогда? Что жизнь, проведенная в поиске –напрасна? У него нет пути назад! - Изи опустила говову, ещё сильнее скрывая свои глаза: - Он сильный. Но если бы мы рассказали ему правду, она бы убила его. Пусть он продолжает свой путь! В неведении и надежде найти! Это лучше, чем потерять всё…
Лишь сейчас парень увидел, как маленькая капелька сорвалась с подбородка Изи вниз. Впервые в жизни его мать плакала.

Связь с автономной космической станцией «Колибри-3» была потеряна 12 апреля. Затем она покинула пределы Солнечной Системы, из-за чего исчезла со всех радаров. Её обнаружили лишь спустя 5 лет. По заключению экспертизы, один из генераторов отказал, что и привело к потере связи. Два других работали на износ, стараясь обеспечить станцию энергией. Но надолго их не хватило. По данным компьютера, они остановились 27 марта. Система подачи воздуха отказала. Все погибли. Отчёт в строжайшей секретности был доставлен на Землю. Такая ошибка дорого стоила создателям «К-3». Особо на этот счёт не распространялись и информация за пределы СС не выходила. Было принято решение о ликвидации станции. 2 сентября три межгалактических истребителя, во главе с Изабель Велес, выполнили приказ и вернулись на базу.

@темы: рассказы, проза

---

Жисть. Окончание.

[suslik-n]

удалено по просьбе автора

@темы: рассказы, проза

---

[Rowana]

Название: Представь
Автор: Rowana
Жанр: стихотворение

Только представь:
Запах сирени, танцующий возле юношей с бледной кожей,
Рыжие коты, полосатые кошки,
Выглядывающие из окон,
Девушки, у которых отливает золотом каждый локон,
Предрассветная свежесть города,
Комок в горле,
Мешающий говорить о неважном,
Туман, сочащийся под одежду и внутрь замочных скважин,
Улитки, к утру покидающие свой панцирь,
Пыльца на пальцах
И люди, каждую ночь считающие до ста,
Чтобы не просыпаться.

@темы: стихи

---

[akoris]

Название : "О детстве"
Автор-Akoris (Абатаева Мадина)
Жанр: стихотворение
От автора: стихотворения пишу редко,критику выслушаю с удовольствием
Босиком по осколкам,
Быстрым темпом из детства,
Мы уходим туда,
Где уж нам нету места.
Там,куда взрослые игры
Заводят детей несмышленых.
Там,где рекою красивой,
Льются слова ущемленных.


(Продолжить)
Мы слишком торопимся,знаешь.
Срываем банты и смеемся.
И из мира своего убежав,
Мы с горечью к нему оглянемся.
С тобою будем мы плакать,
Мой ласковый,плюшевый мишка.
Мы будем кричать и ругаться,
Проклинать себя за ошибки.

Знаешь,плюшевый друг,не надо.
Не надо ни слов,ни упреков.
Не надо сожалеть об ушедшем,
Пусть нам будет это уроком.
Пусть нам будет это уроком,
Глупцам,торопящимся в жизнь,
Деткам,что с грустной судьбою,
Что в детстве не желали пожить.

Мы будем как куклы в витрине:
Красивы,счастливы,милы.
Мы будем лишь с красной зарею
Читать,рыдая,стихи.
И тихо смеяться мы будем,
Над теми,кто так же спешит.
Какие же глупые люди,
Которые детства не смогли оценить.

@темы: стихи

---

Море

[Rowana]

Название: Море
Автор: Rowana
Жанр: стихотворение

Зимнее море колокольцем звенит в груди,
И в такт ему наши злые сердца бьются,
Словно синие с белым блюдца
И чашки, случайно упавшие со стола.
Остывший кофе, раскрошенный шоколад.
Я говорю, тебя стараясь не разбудить:
Будь со мной, будь со мной, уходи.

Летом море шумит и пенится у песка,
Остается желтыми с белым бусами,
Обжигающим кофе, растаявшим шоколадом,
Словами: - Я не вернусь к тебе. - Ну, и ладно.
Сердце мое - электрический жадный скат.
Я говорю, стараясь море не расплескать:
Уходи, уходи, будь со мной.

@темы: стихи

---

[Мен]

Название: Север (рабочее).
Автор: Мен.
Жанр: предположительно фэнтези.
Возрастные ограничения: пока, видимо, все-таки PG.
От автора: начало здесь: www.diary.ru/~talent-creative-work/p144966449.h.... В произведении по-прежнему наличествуют гомосексуальные отношения, отзывы по-прежнему очень и очень приветствуются.

Когда сторонние люди приезжают на земли Севера, они видят в местных жителях странных, непонятных аборигенов с холодными лицами и абсолютным отсутствием логики. Им, как правило, нет необходимости вникать в мировоззрение этих людей, пытаться понять их мысли и чувства, ведь посещают Север в основном торговцы, или просто очень занятые люди, сугубо по своим делам.
Люди Севера ничего не имеют против чужаков, но ни один северянин никогда не пустит их в свое сердце и душу. С ними будут вести дела, разговаривать вежливо и спокойно, но ни один северянин не рассмеется при чужом и не заплачет.
Дети океана и холодного солнца.
Каждый из них с молоком матери впитывает: ты – ах’Лэри, ты – человек Севера. Север – твоя земля, твоя родина, ты плоть и кровь ее, разум и душа ее. Ах’Лэри не всегда рождаются в землях Севера, но всегда приходят сюда, рано или поздно, чтобы потом, после смерти, их отпустили на ледяные воды океана.
Ах’Лэри верят, что после смерти они возвращаются обратно в океан, туда, откуда пришли когда-то их души. Верят, что смерть – это просто возвращение домой. Горюют о своих погибших, но лишь потому, что не смогут больше видеть их до срока. А живут люди Севера долго, очень долго.
Самоубийство – немыслимо для них. Если ты сам обрезал нить своей жизни, то ты больше не ах’Лэри. Океан не примет твое окоченевшее тело, так же, как не примет твою зачерствевшую душу.
Самое страшное – не вернуться домой. Потеряться в бесконечном ледяном лабиринте, никогда больше не почувствовать ласковых прикосновений океана. Тем, кому суждено стать потерянными, выпадет руна Яр, самая страшная и тяжелая из рун Скэ.
Цвет смерти – белый, как рука Северного океана. Цвет скорби – черный, как след, что оставляет после себя огонь, безжалостный жар.
Если ты – ах’Лэри, то ты чувствуешь это всей душой, и не важно, где ты родился и кто твои родители. Если ты – ах’Лэри, то ты любишь свой Север и до, и после смерти.
Старший сын герцога Ллэй’р был ах’Лэри, человеком Севера до мозга костей.
Столь же холодный внешне, и так же прячущий в душе нежное тепло, ласковое, не обжигающее пламя. Он улыбался едва заметно, и редко смеялся – только с теми, кого считал своими. Он был спокоен, он ладил со своей душой. И часто, стоя на ледяной кромке океана, касаясь пальцами воды, он чувствовал ответное прикосновение, ответную любовь.
Он не ждал, что его так быстро заберет к себе океан, но не боялся смерти. Только жалел отца, которому придется гораздо тяжелее, когда Р’риэр уйдет в последний путь.
Последний.
Когда он закрывал глаза в последний раз, он знал, что никогда больше их не откроет, растворится в ледяных водах и погрузится в блаженный покой.
Но тем не менее, он открыл глаза.
И увидел прямо напротив себя огромное, горящее солнце.

Первым, что почувствовал Р’риэр, старший сын герцога Ллэй’р, после пробуждения, было удивление. Вторым – страх. Он впервые боялся так самозабвенно, так чудовищно. Потому что все, что он знал, во что верил, он разрушил одним движением век.
Солнце, огромное, втрое больше человеческой головы, смотрело на Р’риэра огненным глазом, и, хотя тело его не чувствовало жара, душа корчилась в страшных судорогах.
В чувство его привели голоса.
- Кор, гляди – новенький.
- Сам вижу, не слепой.
Какая-то сила вздернула Р’риэра в вертикальное положение и голос сзади сказал:
- Добро пожаловать, утопленничек.
Р’риэр вздрогнул и обернулся. Ощущения были странными. Он как будто не чувствовал своего тела, как будто управлял им голой силой воли, без посредничества мозга и мускулов. Но, тем не менее, он мог видеть, слышать и двигаться.
- Не по себе? Сам таким был, правда, ну очень давно. Разберешься. У тебя на это еще много времени.
Теперь Р’риэр видел того, кто говорил с ним. Темно рыжие волосы, глаза очень красивого бледно-зеленого цвета, нос прямой, с едва заметной горбинкой, жилистое, худое тело. И не сразу понятно, что же с этим человеком не так.
- Хватит пялиться, я и так знаю, что несказанно прекрасен. Вставай!
Незнакомец протянул руку и вздернул Р’риэра на ноги. По крайней мере, земля качнулась и ушла ниже. Тело по-прежнему не чувствовалось.
И тут Р’риэр наконец понял, что не так с его собеседником. Волосы, одежда, бледная кожа, даже глаза – все было покрыто тонким слоем изморози.
- Хватит пялиться, сказал. Ты сейчас не лучше выглядишь.
Собеседник был мертв. Мертв, как и он, Р’риэр. Окончательно и бесповоротно.
Вот только посмертие старший сын герцога Ллэй’р, истинный ах'Лэри, представлял себе совсем по-другому.

Никто из тех, кто знал об этом месте, кто был здесь, существовал здесь, не мог найти ему названия. Ледяное, мертвое безмолвие. Глыбы льда, белого с отливом в синий, черные деревянные обломки, торчащие из трещин. Тысячи людей - мертвых людей с поблекшими глазами. И поверх всего этого жуткого великолепия - как будто припорошено снегом, подернуто прозрачно-белой пеленой. Каждая частичка здесь говорила тебе - ты мертв. Ни к чему шевелиться и думать.
Только в глубине этого странного места, посреди бледной ледяной равнины - замок. Странное строение из грубых каменных глыб, как будто вплавленных в ледяной массив. И ворота из черного, замерзшего дерева.
Только здесь - топят камины. Только здесь - еще есть жизнь, горестная, яркая, и чудовищно неуместная здесь.
Владыка.
Так называли хозяина этого замка те немногие, кому еще хотелось кого-то как-то называть здесь. Так он сам себя называл.
Он являл собой полную противоположность этому ледяному месту, пропахшему смертью. Он был живой. Он был настолько живой, насколько это вообще может быть возможным, и эту свою жизнь он бы не отдал никому, несмотря ни на что. И он был горячим. О, каким же он был горячим!..
Каждый раз, когда Кор'ри'тэ приходил к нему, касался его кожи или проводил ладонью по волосам, он каждой капелькой своей еще живой души, запертой в мертвом теле, чувствовал, как начинает оттаивать. Как эти прикосновения помогают ему не свихнуться и не забыть о том, кто и что он есть.
Таких, как Кор, здесь было чудовищно мало. Почти не с кем поговорить, почти не к кому прикоснуться. Большинство ах'Лэри - а сюда попадали только они - становились здесь действительно трупами, несмотря на возможность передвигаться и соображать. Они просто не хотели этого. Умирая, они были полностью готовы к смерти и принимали ее, как данность. И только те немногие, у кого были причины не сдохнуть, остаться живыми в этом безмолвном холоде, составляли Кору компанию. Но все они затухали со временем. Переставали говорить и двигаться. Замирали и умирали. Конечно, приплывали новые, но и с ними со временем происходило то же самое.
Поначалу, только очнувшись здесь, Кор пытался вести счет времени. Пытался трепыхаться, как бабочка, завязшая в прозрачной ледяной смоле. Но с каждым днем это становилось все сложнее. Что толку, в конце концов? Отсюда никогда, никак не выбраться. А если даже, каким-то чудом, это удастся тебе, там, за пределами этого места, за кругом ледяных скал, едва видных с берега, ты будешь просто трупом. Окоченевшим трупом, без малейших проблесков жизни и сознания.
Владыка был другим. Полная и окончательная противоположность, живой и теплый. Горячий. Яркий. У него внутри как будто горел огонь - еще чуть-чуть, еще одна вспышка - и сгорит все, рассыплется в труху и пепел. Но пока - еще горит, и это горячее пламя ласкает измученные души пленников этого ледяного места, и согревает их обледенелые тела. К Владыке тянутся, льнут, как замерзшие путники к зажженному камину. Вот только большинству не интересно в нем ничего, кроме этого огня.
Если бы кто-то вот прямо сейчас, сию минуту, секунду, подошел бы к Кору, оперся бы, как и он, о черный деревянный обломок, и спросил бы, что он чувствует к этому человеку… человеку ли? Кор бы не ответил. Бросил бы что-нибудь смешное и глупое, вроде сравнения с теплой печкой, но по-настоящему бы не ответил. Потому что сам давно отчаялся разобраться в этом. Глубоко в его изувеченной холодом и пленом душе взлетал и падал сумасшедший клубок чувств, чудовищно противоречивых, но одинаково ярких. И только в одном Кор был абсолютно уверен - причиной этих чувств был сам Владыка, а не обжигающие прикосновения, которые он дарил его телу.
Тем не менее, даже просто прикосновения помогали избавиться от липкого и холодного страха - страха исчезнуть, остаться всего лишь трупом, навечно. И помогали не только ему.
Так что, глядя на то, как новенький что-то там разглагольствует, изредка неловко взмахивая руками, Кор слегка усмехался, уже решив, кто и как поможет ему вправить мозги новичку.
Заодно, может, этот пробудет живым и осознанным чуть-чуть подольше.

После смерти наследника на герцога Ллэй'р свалилось совершенно чудовищное количество дел. Конечно, можно было поручить что-нибудь Раулу, но герцог пока не был готов так рисковать. Рано или поздно, конечно… но не сейчас.
То, что скоро он что-то упустит, было предсказуемо, и герцог только надеялся, что это будет что-то поправимое. Увы, кажется, его надеждам было не суждено сбыться.
Когда Ах'рэ, склонив голову, сообщил герцогу о намерениях Алека, герцог поначалу не поверил своим ушам. Но, хотя уши могли лгать, Ах'рэ лгать не мог. И, увидев в его глазах беспокойство, спрятанное за привычной иронией, герцог почти бегом кинулся прочь.
Коня. К берегу. Срочно.
Кажется, он проморгал что-то безумно важное. Заботясь о герцогстве, забыл о себе. Так часто было, и герцог часто корил себя за эту ошибку, но так крупно он не просчитывался еще, кажется, никогда. По крайней мере, в этом направлении.
Он сам не заметил, когда приезжий мальчик, возлюбленный старшего сына, стал ему дорог. Но сейчас, думая об Алеке, герцог часто ловил себя на мысли, что, даже готовясь отплыть в последнее плаванье, его Р'риэр все равно позаботился о своем старом отце.
Алек стал как младший сын. Совсем ребенок, яркий и живой мальчик. Не обжигающий, но теплый. Как будто мерцающий изнутри. Чем-то он напоминал самого герцога в юности.
Такой же упрямый. Такой же принципиальный кретин.
Спешившись у берега океана, герцог прищурился, оглядываясь. Алек отыскался почти у самой кромки воды - мальчишка, пыхтя, медленно сталкивал на океанские волны грубо выдолбленную в глыбе льда лодку.
Герцог не удержался и закатил глаза, хотя было… страшно.
Он чувствовал сердцем, что этот мальчик сыграет какую-то безумно важную роль, в его жизни. Что он должен сыграть. Иначе все пойдет прахом - лично для него, Л'аммо, герцога Ллэй'р.
И, кроме того, он просто привязался к нему. Просто, по-человечески. Не как герцог Ллэй'р, не как правитель и повелитель, а просто как человек. Усталый, старый человек, меньше месяца назад потерявший сына.
Едва заметно прикусив губу, герцог вздохнул.
- И кто помог тебе ее сделать?
Алек дернулся, обернулся и вспыхнул. Мотнул головой и поджал губы, как будто заранее готовясь спорить.
- Не скажу.
- И почему же?
- Потому что виноват все равно я. И они не при чем.
Уголок губ старого герцога почти против воли дернулся - какой чудесный мальчишка, все-таки. Какой бы замечательный вышел из него помощник. Честный, сильный, ответственный. Только дурак. Непрошибаемый и упрямый дурак.
- Я сам это знаю, Алек. - Л'аммо снова вздохнул, провел рукой по лбу. - И куда ты собрался?
Алек опустил глаза и какое-то время молчал, собираясь с мыслями. Сцепил в замок замерзшие пальцы, потом снова поднял голову и заговорил, четко и быстро, дрожа и сжимая пальцы, пытаясь согреть.
- Я к Р'ри. Не отговаривайте меня, пожалуйста. Я все равно поплыву, а если вы будете сейчас спорить, то всем будет только еще хуже. Я слышал, и читал, что каждый из вашего народа после смерти возвращается в обитель океана, вашего… как будто отца, того, кто создал вас. И если Р'ри сейчас там, то я должен поплыть к нему. А если нет, то мне все равно нужно плыть, ведь вы спускали его на воду именно здесь, я узнавал. Я найду его, обязательно. В конце концов, я обещал приехать, как только смогу.
Мальчишка остановился, переводя дыхание, а герцог молчал, почти незаметно кусая губы. Как бы он сам хотел быть сейчас на месте этого сумасбродного мальчишки. Как бы он сам хотел оказаться таким же, когда умирала Ал'риэ. Как бы он хотел, чтобы от него никогда не зависели жизни Ллэй'ри.
А Алек смотрел на него с невыразимой смесью надежды и отчаянной решимости во взгляде, и пытался отогреть замерзшие пальцы.
Герцог понимал, что нужно что-то ответить, но что ответить - не знал. Что, в самом деле, можно сказать человеку, потерявшему близкого?
- Это же невозможно, Алек.
- Даже если. Я же… я же стану сам себе отвратителен, если этого не сделаю. И как я посмотрю Р'ри в глаза там, после смерти? Я же обещал приехать. Обещал, понимаете?
- Ты не можешь. Он… он умер.
Слова комом в горле, и как-то резко и неожиданно сильно болит голова, и сил смотреть мальчишке в глаза почти не осталось. А он стоит тут, такой весь яркий и порывистый, живым напоминанием о том, что ты, Л’аммо, мог бы стать таким же, если бы не родился герцогом. И, честное слово, тебе ли его отговаривать, когда ты хочешь больше всего на свете бросить все, и отправиться с ним? Быть просто Л'аммо, не герцогом Ллэй'р?
- Мне все равно. Понимаете, герцог, я же люблю его. Мне не важно, кто он и какой - мужчина ли, женщина, знатный человек или простолюдин, южанин или ах'Лэри. И тем более мне не важно, живой он, или мертвый. Единственный, кто мог бы заставить меня остаться сейчас - это Р’ри, но его здесь нет. А я обещал ему приехать. И я люблю его, и мне не важно, кто собирается отнять его у меня, пусть даже сама смерть.
Герцог прикрыл глаза. Над океаном свистел ветер, не то чтобы очень сильный, но со штилем, царившим здесь в день похорон Р'риэра, не сравнить. Медленно, очень медленно герцог кивнул. Открыл глаза. Сделал несколько шагов к лодке, оглядел то, что Алек приготовил с собой в путь. Снял с шеи цепочку с руной Керт, обещающей счастье, и положил к остальным вещам. Повернулся и пошел прочь от берега.
Все это время он не смотрел на Алека. Ветер свистел пронзительно и тоскливо, и только этот ветер, пожалуй, знал, что творилось тогда у него на душе.

@темы: проза, В процессе работы

---

[Ирина Папилон]

Название: Глаза цвета черники
Автор: Ирина Папилон
Жанр: поэзия
От автора: Хочу услышать объективную критику или хороший отзыв.

Ветер целовал фланелевые шторы,
В вазе на окне, стоял букет цветов,
Письма на полу плели узоры,
Двух самых холодных городов.
Она молча протирала книги,
Впитывала запахи страниц.
Он любил ее глаза цвета черники,
В пелене крыльев густых ресниц.
Присылал брошюры на латыни,
Рисовал в углу ее портрет,
С подписью «к ногам моей Богини,
Падаю. Купил вчера билет».
Она слушала его пластинки,
Не решалась одевать кольцо,
Каждый вечер чистила ботинки
И почти не помнила лицо.
Раз в неделю получала письма,
Не указан был обратный адресат.
Третий год не находила смысла,
Гладя бархатный мужской халат.
Одевала вечером дубленку,
Ехала на Питерский вокзал,
Подавала бедному ребенку,
Поезд с ним, увы, не приезжал.

Он писал: "Прости родная, не приехал.
Не ругайся, помню, обещал...
В гости к другу старому заехал,
Не проснулся вовремя, проспал.
Милая, мне правда не до смеха,
Я так долго этой встречи ждал.
Между нами эта четверть века,
Выпала в дорогу на вокзал".

@темы: стихи

---

[Gonorrhea Gorgonzola]

Название: Сага о кораблях.
Автор: Gonorrhea Gorgonzola
Жанр: Баллада
От автора (если Вы что-то хотите сказать читателям перед прочтением): Хотелось что-то певуче-тягучего. Или непонятно-старинного. А получилось это.

Все здесь.

Вернутся в гавань корабли
По водной глади рек бескрайних,
Их души так еще беспечны,
Они пропитаны смолой,
Их запах терпкий, луговой…
В основе – сосны вековечны
Лесов забытых, старых, дальних,
Сожженных в погребах земли.

На крыльях парусов прозрачных,
Над синей бездною морей
Потомки великанов – елей,
Предвестники чужой беды
Выныривают из воды
Среди морских штормов – метелей…
Спешат домой они скорей
Из вод других, чужих, невзрачных.

Забыв сердца и души в море,
И чувства в битвах за волну
Под стоны ветра прямо в спину,
Потрепанные в тех краях,
В таинственных, чужих морях,
Одни из них исчезнут, сгинут…
Уйдут навек на глубину
В сапфировом морском просторе.

Другие сквозь века и шторм,
Минуя бури, скалы, пену,
В песках и волнах выживают.
Им в паруса пусть дышит ветер,
И не страшат пучины смерти,
И глубина не принимает.
Огни домов горят пусть вечно,
Маяк в ночи их древний дом.

@музыка: Serj Tankian - Sky Is Over

@темы: стихи

---

О современной жизни

[Xs-ard]

Название: "В эпоху электронных писем..."
Автор: Xs-ard (он же бывший Black ice)
Жанр: поэзия
Размещение: Мне ссылку и указать меня как автора. О большем не прошу.

В эпоху электронных писем
Забыты лица, стерты голоса.
Ни от кого отныне не зависим
И из реальности уходим в никуда.

В эпоху электронных глупых писем
Не ждем звонков и криков под окном,
И, забывая про друзей, родных и близких,
Уходим в Сеть очередным звеном.

В эпоху электронных жалких писем
Мы разучились правильно писать:
Жаргоны, сленг и всякие там «-низмы»
Заполонили хилый наш словарь.

В эпоху электронных грустных писем
Мы разучились верить или понимать,
И, натянув на слезы глупую улыбку,
Мы остаемся, чтобы постоянно лгать.

В эпоху электронных скучных писем
Не удивляемся непрошенным гостям.
Все потому, что и не стало смысла
В тех дружеских веселых вечерах.

В эпоху электронных лживых писем
Мы лжем самим себе и говорим
«Люблю» тому, кто даже нас не видел,
Тому, кто верит в то, что ты один.

В эпоху электронных длинных писем
Мы не встречаем в нетерпенье поезда
Строители – в Сети, и нету смысла
Им связывать мостами города.

В эпоху электронных кратких писем
Мы пишем штампы: «Как дела?», «Привет»
И отвечаем так же безразлично:
«Все хорошо», «А ты?», «Все без проблем».

В эпоху электронных ненавистных писем
Нельзя спросить: «О чем в глазах тоска?».
А как спросить, когда совсем не видишь
Те самые печальные глаза?

В эпоху электронных тихих писем
Не поддержать, не улыбнуться, не обнять.
От света и Сети – увы! – зависим
И разучились чувства выражать.

В эпоху электронных полусонных писем
Мы ждем как чуда нового письма;
Мы по ночам не спим, мы днем не дышим,
Мы продали Сети свои сердца.

@темы: стихи