[talent-creative-work]

Название: Life for wonders
Автор:  Damonistic
Жанр: нечто неясное с собственной логикой, городом и пейрингом с чудом.
Рейтинг: PG

Проникнуться

Под тихий перестук дождя по железным крышам, под шум машин и нечеткие разговоры людей шла она. Решительными шагами пересекала дороги и даже не смотрела на светофоры – не было необходимости. Движения не было. Машины на дороге появлялись редко, а люди…словно их и не было.
Завеса времени, пропустившая сквозь себя только одну. Тонкая белая пелена, окутавшая город. Как пленка полиэтилена.
А ведь несмотря на нее, капли дождя все так же падали и разбивались об асфальт и другие покрытия. Несмотря на – воздух полнился озоном.
Застывшее время и шелест дождя.
…с шага она не сбивалась. А если вдруг сбивалась – смотрела на свою цель и снова набирала воздуха в грудь, снова шагала. Темная стрела подъемного крана с мигающими на ней красными огнями – вот и весь ориентир. Зато он виден отовсюду. И очевиден, настолько очевиден, что даже тошно становится! Ведь лучшего ориентира в этом городе-то и не придумаешь!
Она натянула на голову капюшон и ускорила шаг.

***

В пропахшем маслом, бензином и гарью районе рядом с железной дорогой не было ничего интересного. Один и тот же ритм жизни, один и тот же ритм существования. Изрыгающие пар белыми трубами здания заводов и товарные поезда, нагруженные углем. Запахи мазута, гари и спирта. День за днем.
Район дышал мраком. Он погряз в нем еще с тех времен, когда город только строился, но никто не захотел прогонять мрак – и тот стал естественной составляющей. Лица рабочих принимали сумрачное выражение, стоило им подойти к району – и разглаживались на выходе. Все они словно хранили неприятную тайну, скрытую за крепкими стенами и заборами с колючей проволокой.
Не знать о районе было невозможно – уж слишком выделялся подъемный кран. Его громад высилась над всеми зданиями города, словно насмехаясь над их строителями. Алые огни зажигались по вечерам, но очень уж их мерцание походило на мерцание глаз странного зверя.
Хотя для рабочих, разумеется, это были просто лампочки, крепленые к ржавой железке. Впрочем, несмотря на ржавчину, сама «железка» функционировала и весьма неплохо.
По краям каждой из огороженных площадей, будь то заводы или железнодорожная станция, стояли прожектора. Но даже им со всей своей ксеноновой мощью мрак разогнать не удавалось.

***

Каждую неделю она приходила посмотреть на баттлы танцоров. Впрочем, «посмотреть» - не то слово. Её взгляд как бы проходил сквозь них, а мысли шлялись где-то далеко отсюда.
Какой-то крампер на танцполе выпрыгнул вперед, активно подбодряемый выкриками со стороны своей команды. Он пустил по телу волну, и тут же создал из нее тучу новых движений – яростных, резких, порывистых. Рассекая воздух телом, разрубая его потоки и завихряя их своими движениями. И вызов, вызов в глаза людей из команды противника.
…а ей было безразлично. Она не скидывала денег командам и не следила за ними. Будь то агрессия крампа или плывущая грация транса – она смотрела сквозь.
Потому что видела рисунок. Потоки воздуха, теплые струи, расходящиеся от тел – они складывались в рисунок. Расплывчатый узор, нечто непонятное… ало-оранжевыми линиями. Под ее взглядом потоки воздуха буквально загорались, хотя это видела только она.
Позже – под стук дождя приходила домой, скидывала сапоги и стряхивала капельки воды с волос. С ногами забиралась на диван и, прижав к коленям планшет, пыталась повторить тот самый узор на листе бумаги. Рисовала, чертила, стирала – а потом вздыхала и звонила кому-то.
А еще позже – набирала себе полную ванную и под тихое «ч-черт» забиралась в воду, вспенивая вылитое в нее мыло руками.

***

На поединке она была не единственной женщиной, хотя женщин тут не жаловали. Жаловали и двухметровых качков с горами мышц, и даже невзрачных хилячков – но только не женщин.
Поединки в этом городе были традицией – в подвале, где стены, пол и потолок были обиты листовой сталью, а с полотка на цепи свисала лампочка, собирались главы районов города – а потом дрались за право управлять ими. «Главы районов» - сильно сказано, это были просто банды, которых в их районе все слушались. Не факт, что это были прокуренные рэперы – это могли быть и офисные клерки с фальшивыми улыбочками, костюмы снимавшие лишь перед сном.
Однако битвы были. Как и правила с судьями.
Признания женщин – не было.
Как сказал один из какой-то банды, тыкая пижонски развернутым пистолетом ей в висок: «Девки – слабый пол, и место свое должны знать».
Чуть позже – наверное, секундами пятью, - «слабый пол» снял с пояса две цепи с креплеными к ним лезвиями, и тогда пижону не поздоровилось. Стальное поле битвы в очередной раз окрасилось кровью – и кровью неженской.
Как называли его в народе, «стальной Колизей» каждую неделю просыпался, и тогда в воздух поднимались извечные там запахи – пот, кровь и порох.
Запах пота, ярости и боли прилагался.

***

Разглядывая свои цепи с продолговатыми лезвиями-полумесяцами на концах, она рассеянно пила кофе, покрытый нежно-коричневой пенкой. В те моменты ей казалось, что поединки в Колизее – лишь сон, хотя после какого сна будут оставаться шрамы?..
Накинув куртку (ведь снова шел дождь…а было ли время, когда он не шел?), она хватала спортивную сумку и бежала на улицу. А там было темное небо и сырой воздух, там был мокрый бетон и редкие прохожие с немаркими зонтами. Там была сковывающая движения и стремления атмосфера – мрак сочился отовсюду.
А она бежала, шлепая белыми кедами по лужам, разбрызгивая в стороны пахнущую бензином воду. Она бежала, и прибыв в точку назначения – большой служебный гараж под навесной крышей, - старательно выводила на бетоне его стены разноцветное «Life for wonders». Старательно разбрызгивала краску, придавая форму причудливых букв. И верила, верила всей душой в эти слова. Слишком сильно верила.
И в эти самые момента – когда замирало сердце, а рука с баллончиком вела около стены – она чувствовала себя лучше всего.
Возможно, именно потому, что в вечно дождливом городе, окутанном пеленой мрака, чудес быть просто не может.

***

И вот сейчас она идет к стреле подъемного крана. Ей никто не говорил идти туда – всё просто по велению сердца. Она всегда жила его велениями. И надеждой, яркой надеждой на то, что сумрачные городские небеса может прорезать лучик чуда.
Её родители давно уже уснули вечным сном на местном кладбище, а из денег на данный момент была только пара некрупных купюр, забытых на кухонном столе. Она одна в своей квартире, и только ночи битв в стальном Колизее сводят ее с людьми. Нет, она не бежит от общения – временами она пытается кому-то дозвониться, но в трубке слышит лишь гудки.
…гудок чьего-то клаксона выводит ее из прострации, и она спешно перебегает дорогу. Асфальт дороги – мокрый, и он отражает мир сверху, как пародия на зеркало. Свет фар и тихий шансон из водительского салона.
Снова шаги сквозь пленку остановившегося времени, - хотя нет, оно скорее просто замедлилось, - и она входит в заводской район. Кислотные граффити предупреждают, что районом владеет довольно сильная банда…а ведь она не взяла с собой своих цепей. Из оружия только собственной тело и ключи от квартиры, которые при желании могут стать неплохим подобием катета.
Где-то поблизости вспыхивает прожектор, подсвечивая падающие капли, и она замечает – вдруг – что наступил вечер. Порывы ветра словно застывают и темнеют, равно как и небо. А дождь все так же идет, и прозрачные капли начинают казаться черно-коричневыми.
Из подворотен дышит сыростью и смертью, а белый пар из заводских труб совсем рядом навевает мысли о душах. Грешных душах, из белых труб возносящихся к небу вместе с горячим воздухом.
И вдруг она замирает, застывает в какой-то позе, и мокрый асфальт отражает ее полную беспомощность. Глаза полнятся водой – и черт знает, дождь это, слезы или конденсат из непрощеных душ. Губы сами собой шепчут слова на подобии молитв – но какие молитвы, если ей незнаком ни один из городских богов? Руки в черных шерстяные перчатках с обрезанными пальцами – друг к другу, ладонью к ладони. С безумной, полуобморочной надеждой умирающего глядя в небо.
А когда она разводит ладони, расцепляет пальцы – между них лазурными лепестками расцветает пламя. Маленький огонек, искрящийся теплым голубым цветом – его пламя порывисто, а языки стремятся вверх. Оно светлое, безумно светлое, и, встречаясь с ним, мрак отступает, испуганной кошкой забиваясь в угол.
В ее груди теплеет, а морщинки на лице, собирающиеся уже автоматически – разглаживаются, словно по телу проходит очищающая волна. Огонек эйфории поджигает фитиль надежды, а в груди зажигается, искрясь радостным фейерверком, вера. А она улыбается, и улыбка придает решимость.
Смех, звонкий смех раздается рядом с заводом.
И – наверное впервые – там словно зажигают фонарь с теплым светом. Лазурным светом молодого еще, но чуда.

***

На следующее утро в небе над городом появилось солнце.