"The quieter you become, the more you are able to hear..." (c) BackTrack
Название: Жди - я приду.
Автор: Sfajra, сиречь, я.
Бета: на сей раз нет.
Жанр: мини-зарисовка.
Возрастные ограничения: да нет, в общем-то.
От автора: официальные извинения тем, кто жаждет хэппи-энда: простите.
читать дальшеНебо над полем боя хмурилось. Небо было сковано тяжестью серо-свинцовых туч. Небо готово было разрыдаться ныне единственно доступными ему слезами – снегом. Ветер громко и надсадно выл, оплакивая павших, вместо их жён. Начиналась метель…
По самой кромке поля – по неглубокой борозде разделяющей океан изрытого, покрытого кровью, копотью и телами снега и тёмную громаду шумящего леса – шёл, пошатываясь, человек. Каждый шаг, каждый вдох давался ему с огромным трудом – он подволакивал правую ногу, стянутую выше колена, под самой полой кольчужной рубахи, узким ремнём. Защитный панцирь на груди пересекал уродливый шрам рубленого удара, вмявшего и разорвавшего когда-то блестящую, покрытую мельчайшей чеканкой-узором, сталь, обагрив края запёкшейся кровью. Темноволосую с проседью голову не укрывал высокий варбуд – он лежал, брошенный, рядом с разрубленным щитом. Карие глаза безжизненно и слепо смотрели вперёд, равнодушно скользя по рассеченным телам, сломанным копьям, скрещенным в посмертном поединке клинкам… его не трогали картины и образы страданий и разрухи, прозрачный зимний воздух, насквозь пропитанный омерзительными запахами смерти и крови, тупая, горячая, грызущая боль в груди… всё это было не важно. Узкие, сжатые в бледную полосу запёкшиеся губы улыбались, и едва заметно шевелились. Он вспоминал…
…самое начало сентября. Полёт паутинок, оглушительный запах разнотравья, ослепительно-синее небо и золотистый свет в кронах деревьев. Тихий нежный голос его милой, его лебёдушки, его жизни, счастья, его возлюбленной… она тихо вздыхала тогда, он обещал, что будет с ней вечно, что никогда не оставит её – лишь бы она смотрела на него вот так, близко… лишь бы улыбалась ему с нежностью, лишь бы касалась его – с любовью. Он был воином – десятником, он знал, что каждый раз уходя по своему ремеслу, он может не вернуться. Она тоже знала это, и просила, молила, плакала и ругала… потом смирилась. Только обещала, что будет ждать его всегда. Он же, в свою очередь, обещал, что всегда будет возвращаться к ней, и что смерть будет обходить его стороной. Так и было всегда, он каждый раз оказывался на редкость удачливым, и всяко выходило ему – вернуться. Так – было…
Девушка, кутаясь в тёплый кожушок, заскочила в сени, обеими руками надёжно удерживая кринку с парным молоком. Раскрасневшаяся с мороза, она что-то напевала – тихо-тихо, для себя, и вновь подкармливала уютно греющий очаг. Внезапно, сердце, до того ровно и размеренно отбивающее ритм, отмеряющее её срок в этом мире, дало сбой. Замерло – непозволительно долго, мучительной болью сжалось, и вновь – застучало. Но уже как-то неуверенно, настороженно. Задохнувшись на мгновение, выпустила из рук пару поленьев, согнувшись и прижимая ладонь к груди, словно неловкими движениями пальцев стараясь размять боль, и заставить отступить сжавшую горло тоску. Взгляд невидяще метался по сторонам, цепляясь то за ухват, то за пылающий огонь в печи, то за сброшенный на лавку кожух… но видела она перед собой Его лицо.
На каком-то шаге мужчина сбился – нога подвела, подвернувшаяся, попавшая в какую-то ямку в снегу. Он упал. И уже на нашёл в себе сил встать. Отстранённо он удивлялся – почему он не чувствует уже холода? Снег набирал силу, ветер крепчал, а власть оставалась ночи – такой близкой. Он шёл достаточно долго, но сумел отойти от того самого поля лишь на два выстрела, и едва ли это приблизило его к Ней. Горькая обида охватила его, когда он медленно закрыл глаза, ощущая пушистое и мягкое прикосновение снежинок к лицу, к сомкнутым векам… он не видел – не мог увидеть, как вокруг него, растапливая снег, расползается чёрное пятно его крови. Ещё горячая, она прокладывала себе путь в наметённых островках поземки, но быстро схватывалась ледяным дыханием мороза.
Она не могла найти себе места. Металась по дому – ИХ дому, перекладывала с места на место вещи, которых касался Он, лицом зарывалась в Его рубаху и отчаянно молилась всем богам, чтобы обошли его стороной силы Смерти, чтобы поддержали те, что Жизнь даруют… горько-горько плакала, заламывая руки и не находя себе места. Сердце болело всё сильнее, словно подначиваемое этими вспышками страданий. Пару раз приходило короткое забытье, но она неизменно приходила в себя и вновь заливалась слезами и молитвенными криками. А ночь лишь вступала в свои права…
В недалёком лесу коротко, словно пробуя себя, свои силы, завыл молодой волк. Ему вторили ещё полтора десятка глоток. Воин слышал их, но сквозь густую вату слабости и спасительного полузабвения. Волки были готовы полакомиться щедрым пиршеством, раскинувшимся на многие-многие выстрелы на этом поле. И постепенно стая собиралась кругом, разбредаясь меж телами, тычась носами в оголённые шеи и руки, прихватываясь-примеряясь за запястья клыками…
Воин думал лишь о Ней. Почему-то сейчас ему казалось дико несправедливым, что он не может прикоснуться к Её ладони, провести рукой по Её волосам, сказать, что вот он – он почти вернулся. Почти дошёл.
… нестерпимо хотелось спать. Сознание уплывало, а в памяти снова жила тёплая-тёплая осень. Её начало, рождение… золотистый свет заполнял всё вокруг, стирая очертания острых листьев ясеней, чудным образом заглушал шелест реки, и источали его тёмно-янтарные очи его Возлюбленной, что с улыбкой склонилась над ним сейчас, и касалась своими губами его.
Тело остывало, но волки почему-то опасались подходить к этому, уже не пахнущему жизнью – но и не смердящего смертью человеку.
…наступал рассвет. Солнце украдкой походкой ленивой кошки ступало из-за далёкого гребня гор, нежным, золотисто-розовым сиянием наполняя этот кусочек мира, скользя по верхушкам вековых сосен, опускаясь ниже… вот, украдкой, солнечный зайчик пробежал по невысокому кургану, давным-давно поросшему густой травой, а ныне укрытому плотной шапкой снега, и скрывшему память о тех, кто был погребён здесь. Высветил покатую соломенную крышу одинокого скита. Любопытным зверьком проложил сияющую дорожку по трёхступенчатому крыльцу, и неуверенно уткнулся в неподвижно лежащую узкую ладошку. Замер, словно бы сам испугался своей находки, но, повинуясь неумолимому течению времени, двинулся дальше. Просторный рукав белой расшитой рубахи, облако тёмно-русявых волос, рассыпанных по засверкавшему как драгоценности снегу… застывшее, с печатью горя и боли лицо. Солнечный блик скакнул по широко распахнутым карим глазам, и на кроткое мгновение могло показаться, что в них снова блеснул огонёк жизни… но нет. Не было руки, что опустила бы веки, что разжала бы сомкнутый намертво кулак, комкающий рубаху на груди – над сердцем. Не было чужих слёз, и слов о том, что дурной была её смерть. Дурной и мучительной. В плату за то, что не смогла быть рядом – с Ним. Да и не нужны они… были.
Автор: Sfajra, сиречь, я.
Бета: на сей раз нет.
Жанр: мини-зарисовка.
Возрастные ограничения: да нет, в общем-то.
От автора: официальные извинения тем, кто жаждет хэппи-энда: простите.
читать дальшеНебо над полем боя хмурилось. Небо было сковано тяжестью серо-свинцовых туч. Небо готово было разрыдаться ныне единственно доступными ему слезами – снегом. Ветер громко и надсадно выл, оплакивая павших, вместо их жён. Начиналась метель…
По самой кромке поля – по неглубокой борозде разделяющей океан изрытого, покрытого кровью, копотью и телами снега и тёмную громаду шумящего леса – шёл, пошатываясь, человек. Каждый шаг, каждый вдох давался ему с огромным трудом – он подволакивал правую ногу, стянутую выше колена, под самой полой кольчужной рубахи, узким ремнём. Защитный панцирь на груди пересекал уродливый шрам рубленого удара, вмявшего и разорвавшего когда-то блестящую, покрытую мельчайшей чеканкой-узором, сталь, обагрив края запёкшейся кровью. Темноволосую с проседью голову не укрывал высокий варбуд – он лежал, брошенный, рядом с разрубленным щитом. Карие глаза безжизненно и слепо смотрели вперёд, равнодушно скользя по рассеченным телам, сломанным копьям, скрещенным в посмертном поединке клинкам… его не трогали картины и образы страданий и разрухи, прозрачный зимний воздух, насквозь пропитанный омерзительными запахами смерти и крови, тупая, горячая, грызущая боль в груди… всё это было не важно. Узкие, сжатые в бледную полосу запёкшиеся губы улыбались, и едва заметно шевелились. Он вспоминал…
…самое начало сентября. Полёт паутинок, оглушительный запах разнотравья, ослепительно-синее небо и золотистый свет в кронах деревьев. Тихий нежный голос его милой, его лебёдушки, его жизни, счастья, его возлюбленной… она тихо вздыхала тогда, он обещал, что будет с ней вечно, что никогда не оставит её – лишь бы она смотрела на него вот так, близко… лишь бы улыбалась ему с нежностью, лишь бы касалась его – с любовью. Он был воином – десятником, он знал, что каждый раз уходя по своему ремеслу, он может не вернуться. Она тоже знала это, и просила, молила, плакала и ругала… потом смирилась. Только обещала, что будет ждать его всегда. Он же, в свою очередь, обещал, что всегда будет возвращаться к ней, и что смерть будет обходить его стороной. Так и было всегда, он каждый раз оказывался на редкость удачливым, и всяко выходило ему – вернуться. Так – было…
Девушка, кутаясь в тёплый кожушок, заскочила в сени, обеими руками надёжно удерживая кринку с парным молоком. Раскрасневшаяся с мороза, она что-то напевала – тихо-тихо, для себя, и вновь подкармливала уютно греющий очаг. Внезапно, сердце, до того ровно и размеренно отбивающее ритм, отмеряющее её срок в этом мире, дало сбой. Замерло – непозволительно долго, мучительной болью сжалось, и вновь – застучало. Но уже как-то неуверенно, настороженно. Задохнувшись на мгновение, выпустила из рук пару поленьев, согнувшись и прижимая ладонь к груди, словно неловкими движениями пальцев стараясь размять боль, и заставить отступить сжавшую горло тоску. Взгляд невидяще метался по сторонам, цепляясь то за ухват, то за пылающий огонь в печи, то за сброшенный на лавку кожух… но видела она перед собой Его лицо.
На каком-то шаге мужчина сбился – нога подвела, подвернувшаяся, попавшая в какую-то ямку в снегу. Он упал. И уже на нашёл в себе сил встать. Отстранённо он удивлялся – почему он не чувствует уже холода? Снег набирал силу, ветер крепчал, а власть оставалась ночи – такой близкой. Он шёл достаточно долго, но сумел отойти от того самого поля лишь на два выстрела, и едва ли это приблизило его к Ней. Горькая обида охватила его, когда он медленно закрыл глаза, ощущая пушистое и мягкое прикосновение снежинок к лицу, к сомкнутым векам… он не видел – не мог увидеть, как вокруг него, растапливая снег, расползается чёрное пятно его крови. Ещё горячая, она прокладывала себе путь в наметённых островках поземки, но быстро схватывалась ледяным дыханием мороза.
Она не могла найти себе места. Металась по дому – ИХ дому, перекладывала с места на место вещи, которых касался Он, лицом зарывалась в Его рубаху и отчаянно молилась всем богам, чтобы обошли его стороной силы Смерти, чтобы поддержали те, что Жизнь даруют… горько-горько плакала, заламывая руки и не находя себе места. Сердце болело всё сильнее, словно подначиваемое этими вспышками страданий. Пару раз приходило короткое забытье, но она неизменно приходила в себя и вновь заливалась слезами и молитвенными криками. А ночь лишь вступала в свои права…
В недалёком лесу коротко, словно пробуя себя, свои силы, завыл молодой волк. Ему вторили ещё полтора десятка глоток. Воин слышал их, но сквозь густую вату слабости и спасительного полузабвения. Волки были готовы полакомиться щедрым пиршеством, раскинувшимся на многие-многие выстрелы на этом поле. И постепенно стая собиралась кругом, разбредаясь меж телами, тычась носами в оголённые шеи и руки, прихватываясь-примеряясь за запястья клыками…
Воин думал лишь о Ней. Почему-то сейчас ему казалось дико несправедливым, что он не может прикоснуться к Её ладони, провести рукой по Её волосам, сказать, что вот он – он почти вернулся. Почти дошёл.
… нестерпимо хотелось спать. Сознание уплывало, а в памяти снова жила тёплая-тёплая осень. Её начало, рождение… золотистый свет заполнял всё вокруг, стирая очертания острых листьев ясеней, чудным образом заглушал шелест реки, и источали его тёмно-янтарные очи его Возлюбленной, что с улыбкой склонилась над ним сейчас, и касалась своими губами его.
Тело остывало, но волки почему-то опасались подходить к этому, уже не пахнущему жизнью – но и не смердящего смертью человеку.
…наступал рассвет. Солнце украдкой походкой ленивой кошки ступало из-за далёкого гребня гор, нежным, золотисто-розовым сиянием наполняя этот кусочек мира, скользя по верхушкам вековых сосен, опускаясь ниже… вот, украдкой, солнечный зайчик пробежал по невысокому кургану, давным-давно поросшему густой травой, а ныне укрытому плотной шапкой снега, и скрывшему память о тех, кто был погребён здесь. Высветил покатую соломенную крышу одинокого скита. Любопытным зверьком проложил сияющую дорожку по трёхступенчатому крыльцу, и неуверенно уткнулся в неподвижно лежащую узкую ладошку. Замер, словно бы сам испугался своей находки, но, повинуясь неумолимому течению времени, двинулся дальше. Просторный рукав белой расшитой рубахи, облако тёмно-русявых волос, рассыпанных по засверкавшему как драгоценности снегу… застывшее, с печатью горя и боли лицо. Солнечный блик скакнул по широко распахнутым карим глазам, и на кроткое мгновение могло показаться, что в них снова блеснул огонёк жизни… но нет. Не было руки, что опустила бы веки, что разжала бы сомкнутый намертво кулак, комкающий рубаху на груди – над сердцем. Не было чужих слёз, и слов о том, что дурной была её смерть. Дурной и мучительной. В плату за то, что не смогла быть рядом – с Ним. Да и не нужны они… были.
-
-
15.03.2011 в 13:44и больше не говори мне, что ты не романтик. чувственно получилось.
мне понравилось, как ты с лучиком в конце обыграла *хвалит*
но есть моменты:
1. три раза "Небо" немного напрягает. а что если сделать одним предложением?
2. По самой кромке поля – по неглубокой борозде разделяющей океан изрытого, покрытого кровью, копотью и телами снега и тёмную громаду шумящего леса – шёл, пошатываясь, человек. - сложное предложение по конструкции.
3. ох уж эти троеточия!*напомнила недавнюю критику*
4.Взгляд невидяще метался по сторонам, цепляясь то за ухват, то за пылающий огонь в печи, то за сброшенный на лавку кожух… но видела она перед собой Его лицо. - если взгляд был невидящим, то как он мог за что - то цепляться? тем более потом ты пишешь, что она видела Его лицо. думаю, "невидяще" все-таки лишнее слово.
5.Любопытным зверьком проложил сияющую дорожку по трёхступенчатому крыльцу, и неуверенно уткнулся в неподвижно лежащую узкую ладошку. - вот тут я не поняла. девушка на крыльце лежала? дальше ты пишешь: Просторный рукав белой расшитой рубахи, облако тёмно-русявых волос, рассыпанных по засверкавшему как драгоценности снегу… .
-
-
17.03.2011 в 22:311. ты меня знаешь *скорбно развела руками* мне показалось, что именно так будет лучше. определённое ударение, смысловое - на это самое "небо".
2. тож грешу...
3. *показала язык* это переходной элемент между разорванными во времени эпизодами, которые, тем не менее, связаны смыслом. иначе говоря - связка. но, возможно, во втором абзаце это выглядит именно как "недодумка"?..
4. подразумевалось, что взгляд просто цеплялся за разные предметы, без особого смысла, возможно, девушка даже не отмечала для себя, на чём именно взгляд останавливается. "невидящий" в данном случае гиперболизация - понятное дело, что она не ослепла. хотя, опять же, спорный момент. мне хотелось передать отчасти шок, отчасти тревогу - пока ещё неясную, неопределённую, но очень отчётливую. видимо, вышло не ахти.
5. по предыдущему описанию луч скользил сверху вниз: от вершин сосен до крыши скита. мне показалось, что описывать то, как он будет идти по стене, по пузырю, затягивающему окно, по перилам крылечка - и так далее будет немного долго)))... а девушка лежала на снегу, перед крыльцом. где упала. следовательно, луч, миновав ступеньки крыльца, прежде всего лёг именно на отброшенную в сторону ладонь.
п.с. я не спорю - я пытаюсь объяснить то или иное действие, описанное мной)))... у меня выходит?)