я убил зверя под баобабом
Название: "Скелет в шкафу"
Автор: D-r Zlo
Жанр: психология, эксперимент
текстИмя Мореллы умерло с её смертью.
Этот спёртый, душный воздух, тяжелый запах пыльной шерсти и ношенного твида, невыразимый аромат опустошения, заброшенности: о, как давно этот запах – мои духи? Омерзительные спазмы гортани, невольное аутсайдерство. Я как тот, что залез в круг, чтобы быть идеальной спиралью – как звали-то парня? Да чхать я на него хотел, но судьба забавная. Забыл, как зовут. Неважно. Неуловимое уныние, въевшееся вместе с придорожной пылью – я могу часами на это смотреть, больше не на что. Анна отвратно стирает. Somerprossen, веснушки. На одежде и коже. Отличная пара: пятнистая душа и кожа. А одежда ещё и в разводах: моя в грязевых, её – леопард. Они просто испачкали шкуру, кошки. Пятна от листьев как кроссворды. О чём я, собственно, только думаю?
Отсутствие собеседника – мука для трусливого экстраверта.
(Анна просыпается, потягивается и по привычке хлопает по будильнику, забывая, что она перестала работать. Некоторое время валяется в кровати, раскинув руки, как морская звезда, и по-детски двигает ими вверх-вниз. Она слегка улыбается и встаёт с кровати, приглаживая волосы. В первую очередь включает компьютер – сказывается отсутствие радио, телевизора и стационарного телефона, недавно выбросила. Ставит музыку, играет «Stabet mater». Вздрагивает. Переключает песни одну за другой, пока не доходит до «Yellow Submarine». Только тогда облегченно вздыхает и идёт чистить зубы. Музыка играет на всю квартиру, чтобы было слышно из другой комнаты. Возвращается умытой и неумело накрашенной – неопытность. Занимается зарядкой, отжимается. Уже может сделать семь отжиманий вместо стандартного одного. Расслабленно улыбается, вставая. Закуривает, читая предупреждение на пачке. Всё пока что спокойно)
Проснулась, натянула на ноги колготки – после них у неё остаются пятна, квадраты. Черными нитками, прям по коже. Жуткое зрелище. Бедные женщины, как будто и так им недостаточно клеток и пятен, ещё и сетчатые колготки. Чулки намного лучше. Раньше понимали толк – тонкий эротизм, полоска кожи между юбкой и чулком… Кто об этом писал? кто? Не помню. Тьфу, чёрт, а ведь, казалось бы, столько времени здесь стою. Мог бы и вспомнить, приличия для.
Удивительная красотка. На столе – распечатанный утром конверт: извещение из банка. Надевает юбку с карманами: значит, возьмет сумку полегче, значит – негде положить бумажные салфетки, нужны карманы. Хозяйка дома. Редчайшее чудо. Возможно, думает обо мне, это чертовски приятно.
Конечно, о ком ей ещё думать.
Мастерица социального бейсбола – отбивается от попыток навязаться ей в друзья и любовники; все любят вдов, это придаёт эмоциям оттенок смерти. Лет пять назад – влюбилась бы в красавчика на радостях, страдала бы безмерно. Ещё три года – с горя напилась; сейчас же просто всё равно, привыкла.
Спертый душный аромат пыльной шерсти и мужского твида её влечёт. Ну давай же, открой мне дверь, я так по тебе скучаю, милая.
Ей сегодня не идти на работу: суббота. Такие работают всегда, но сегодня нет – праздник. Семейная традиция. Муж ставит курицу, жарит её, она моет посуду. Ненавижу это занятие. Перманентно нет горячей воды, и руки становятся как кости.
Мог бы слегка толкнуть дверцу и вывалиться к ней: лови, любимая, пришёл! Или опрокинуть шкаф. Слегка толкнуть, но расшатать, не дверцу. Впрочем, это дамский шкаф, открывается на раз-два. Даже замка никакого нет.
Попытки приобщиться к тем, как все, смешны и умилительны – брось, милая, не тебе уметь общаться с людьми и шагать в ногу с многомиллионной толпой деловых клонов. Сама же это понимаешь, но перспектива щекочет самолюбие. Понимаю.
(Анна натягивает на ноги колготки, поверх – черная обтягивающая юбка с карманами и, немного посомневавшись над водолазкой и кофтой в леопардовую расцветку, выбирает водолазку; кофта кидается в мусор. Закуривает вновь, открывает окно. Уходит на кухню готовить завтрак).
Щечки в ямочках, кудряшки вскружат голову бедняжке. Джойс был. Человек вот только и лошадь – чёрт его знает, лошади совершеннее даже крокодилов, что там люди. Я думаю, ему бы я в шахматы проиграл. Ну, наверное.
У Анны-Анны новая книга, я долго смеялся, когда увидел. «Ребекка», Дю Морье. Интересно, долго ль выбирала себе такое чтение? Я б такое себе не выбрал, будь я Анной. Чёрт знает что творится в этой голове. Ещё б Агату Кристи взяла – ну там, где Она убивает Его, вы понимаете, о чём я.
Вот с Кристи я бы в шахматы не играл. Недостаток доброты. Уверен, вместо крови – чистый вакуум и яблоки. Немеряный снобизм, должно быть, приобщение к прародителям. И змеек на сумке, должно быть, тоже любит.
Ненавижу, когда Анна следит за собой. Очкастая девочка, школьница – так же безбожно, как красить детей на подиум. Родители умерли, узнав о муже своей девочки – зря умирали в таком случае, что. Вот видишь, милая, ты почти что Гамлет: не хотел, а сделал.
Хотя веснусчатый леопард на женщинах смотрится ок. Особенно осенью. Гуляя, можно дойти до заброшенного района: там было село с заводом, теперь же тихое уютное запустение, осеннее сонное солнце, моль и листья, даже зимой. Можно приползти в одиночку, мечтая тихо сдохнуть, а можно – с Анной. Попытаться варить винт и раствор. Или можно на теплоходе. Никогда не купался в воде. Должно быть, на палубе сильный ветер. Карррамба!
(Анна возвращается с тарелкой, на которой лежали жареные булочки, салат и сосиски. Из динамиков доносится «De profundus» Глюка. Анна тихо ругается, ставит тарелку на стол, подбегает к компьютеру, переключает песню на «People Are Strange» Doors. В изнеможении садится за стол, берёт книгу, открывает страницу наобум)
Анна: "Тело женщины, которую похоронили в нашем фамильном склепе, – это было тело какой-то неизвестной, которую никто не разыскивал. И вообще, никакого несчастного случая не было. Ребекка вовсе не утонула. Я застрелил ее, отнес в каюту, вывел судно в море и затопил его. А теперь взгляни мне в глаза и повтори, если можешь, что любишь меня".
(Перечитывает отрывок ещё раз, а затем медленно кладёт книгу на стол)
Я ж говорил, не стоило. Глупая, никогда меня не слушаешь. И очки бы стоило поправить.
Прости, милая, просто моё уже черт знает сколько времени тянущееся абсолютное бездействие прочно схватило меня за щиколотки, и теперь только и остаётся, что подглядывать за родным человеком сквозь стенку дверцы. Смертельно спокойное занятие, должен тебе сказать. И безгранично фаталистическое. Люди, придумавшие цинизм, были не столь уж неправы.
Куда же ты собираешься идти? Вряд ли в магазин, у нас всё есть. Не на работу же.
Или гулять? Было бы чудно. Сейчас и погода такая, можно было бы сходить на крышу. Там можно бегать, пока легкие не перестанут слушаться. Можно ангажировать здание, чтобы посмотреть на разруху и паучков. Спрятаться в кусках липкого ванильного тумана заброшенной фабрики. Или устроить представление: играть зрителей, не героев. Гениально, по-моему.
(Анна курит, протирает пыль в своей комнате. Останавливается в нерешительности перед шкафом. Медленно мотает головой, проходит мимо него, протирает пыль дальше)
Сегодня в нашем репертуаре – постановка сказки одного гениального шизофреника про девушку с веснушками грязи на одежде. Вход бесплатный, зрители – кто пройдёт мимо и пожалеет. Анна, кто у нас за это время был в гостях? Часть твоего семейства? Редактор? Коллеги? Подруги? Лица смешались, забыл. Адвоката только помню. И Сибиллу, дюймовочку с замашками Лолиты, точно. Бывшая ученица, отцу требовался репетитор. Должен сказать, она даже милая, когда молчит. Но вот и всё. А остальные? Ничего, ещё придут, похороны впереди. Вот уж театр из всех театров, театральнее и циничнее свадеб. Реквизит мне только больше по душе: весомее. Как называется наука, трактующая знаки? Семизматика – нет, нумизматика, и это о другом. Точно, семиотика. Смотри вокруг себя, читай, что окружает шкаф. Никогда нет ничего одинакового. Одинаковое, должно быть, скучно, мне повезло больше. К чему одевается так, а не так? Почему картины поменялись местами, а на рабочем столе лежит тарелка с едой?
(Анна в куртке заходит в комнату, выключает компьютер. Смотрит в сумочку, не забыла ли она чего. Оглядывается по сторонам, взгляд упирается в шкаф. Вздрагивает, уходит)
Спасибо за просмотр. Аплодисменты.
(Затемнение. Когда свет вновь начинает светить ярче, в комнату заходят Анна и Кристиан)
Кристиан Мунц. Должно быть, унылая работёнка: спасать по призванию. Зато сколько правильных выводов разом. Но редактор всё равно лучше: в нём веса больше. Анна совсем дитя, ей просто станет скучно с таким. Слава Богу, на открытый флирт не отвечает, хотя он бы и рад. Слишком скучный для влюбленности. Не катит. Хотя Анна смотрит на него.
Расположился как в театре: можно даже представить, что висящие в шкафу пальто – сухие листья, последнее тепло лета. Жаль, курить нельзя. Хотя тут какие-то лежат, даже мои – с ментолом, Анна такое не курит. Обалдеть. Чего тут только не лежит. Может, и утерянная способность любить найдётся?
Кристиан: Так переезд – дело решённое?
Анна: Да, у моей сестры нашлось хорошее место – я была там, очень уютно. Вам поставить чай?
Кристиан: Да, пожалуйста. Не жалко ли уезжать так далеко?
Отличный момент предложить ему чай, мастерица глупого и трогательного флирта и неуместной гостеприимности. Анна открывает жестяную коробочку с чаем и вздрагивает, находя там оставшуюся после меня конфетку, прилипшую за это время к обертке; с таким удивлением и такой неприязнью обычно находят несвежий труп старого опустившегося алкоголика. Никакой жалости. Выкидывает конфету в мусорку; туда ей и дорога, м?
Хорошо, она не знает, что в её плаще лежит такая же: хороший плащ, с совершенно волчьим свалявшимся серым мехом. Красиво подчеркивает цианозную бледность Анны. В таком забавно изображать русских бояр.
Анна: Нет, совсем не жалко, так нужно.
Кристиан: Понимаю. Мой отец сам уехал из города после смерти жены, так что могу понять.
Бездарно скучный тип. Неужто все юристы такие? Верить не хочу. Брамс – Кокорози – Бетховен, никакой оригинальности. Хотя мог бы и Шопена запилить, за незнанием достойной похоронной музыки. Фи.
Анна: Вы были ребёнком?
Кристиан: Сознательным. Так что всё прошло тяжелее.
Анна: Могу представить. Впрочем, я не тоскую… и мне за это совестно. Вы знаете.
Кристиан: Уж Вам-то не стоит так переживать: молодая девушка, всё у вас получится в дальнейшем. Да, это неприятный опыт, но людям свойственно умирать. Особенно тем, кто подталкивают свою смерть сами. Сколько там было в этой упаковке?...
Анна: Неважно. Всё равно. Просто это… очень тяжело. Вы должны об этом знать.
Кристиан: Догадываюсь.
Анна: Я не верю в мистику, но это… словно он здесь. До сих пор здесь. И дело не только в его вещах, их много даже сейчас, когда я провела уборку – просто… как ощущение. Понимаете? Страшно от этого.
Кристиан: Зачем Вы пригласили меня?
Анна: О, да! Собственно, подумала о нём и перешла к шкафу.
Кристиан: Шкафу?... В смысле?
Анна: Я одна не справлюсь, а знакомых мужчин, чтобы помочь мне вынести его, у меня нет. Простите.
Кристиан: Ааа! Да нет, я понимаю. Там что-то лежит?
Анна: Да.
Кристиан: Не лучше ли было сначала достать это?
Анна: Наверное. Но я хочу выкинуть с содержимым.
Кристиан: А вдруг что-то важное?
Анна: Там… его вещи.
Кристиан: Можно я взгляну?
Анна: (посомневавшись) Наверно, да.
(Кристиан открывает шкаф. Со стуком падает что-то вниз. Кристиан испуганно делает шаг назад).
Та-дааааам!
Кристиан: Это…
Анна: Манекен. Он художник, расписывал его до того, как умер. Считал чем-то вроде будущего пристанища души. Ненавижу его.
Кристиан: Прятал здесь, в шкафу?
Анна: Тут ещё его вещи. (подходит к шкафу) Одежды мало. Свитер. Брюки. Трусов нет, не любил. Лезвия.
Сточенные об твоё предплечье. Минус способ уйти из жизни.
Анна: Пистолет. Не дергайтесь, у него заклинил курок.
Минус ещё один.
Кристиан: Поэтому?...
Анна: Да. Хотя таблетки он не любил.
Кристиан: Вы ни в чем не виноваты.
Анна: Могла бы догадаться. Не следовало их покупать.
Кристиан: Купил бы сам. Обвиняли ли бы Вы себя тогда, что не проследили за ним?
Анна: Наверное, да. Я не убийца, правда. Хотя и виновата в большей степени, чем он.
Кристиан: Я думаю, шкаф следует отнести к заводу.
Анна: В заброшенный район?
Кристиан: Да. Пойдет на топливо к холодам.
Анна: Бомжи?
Кристиан: А почему нет. Уж простите, судя по состоянию его одежды, он выглядел несильно лучше.
Анна: Наверное, Вы правы.
Кристиан: И переехать Вам стоит сегодня. Вы же здесь с ума сойдёте.
Анна: Надо вынести манекен.
Кристиан: Вы правы.
(Кристиан поднимает тяжелый манекен и несёт к выходу. Анна стоит в комнате, сгорбившись, точно подросток, и нервно начинает курить. Смотрит в окно за Кристианом, прерывисто вздыхает. Плачет. Включает компьютер, убирает со стола чашки. Играет испанский церемониальный марш «La Madruga». Затемнение).
Наконец-то.
Спасибо, Анна.
Автор: D-r Zlo
Жанр: психология, эксперимент
текстИмя Мореллы умерло с её смертью.
Этот спёртый, душный воздух, тяжелый запах пыльной шерсти и ношенного твида, невыразимый аромат опустошения, заброшенности: о, как давно этот запах – мои духи? Омерзительные спазмы гортани, невольное аутсайдерство. Я как тот, что залез в круг, чтобы быть идеальной спиралью – как звали-то парня? Да чхать я на него хотел, но судьба забавная. Забыл, как зовут. Неважно. Неуловимое уныние, въевшееся вместе с придорожной пылью – я могу часами на это смотреть, больше не на что. Анна отвратно стирает. Somerprossen, веснушки. На одежде и коже. Отличная пара: пятнистая душа и кожа. А одежда ещё и в разводах: моя в грязевых, её – леопард. Они просто испачкали шкуру, кошки. Пятна от листьев как кроссворды. О чём я, собственно, только думаю?
Отсутствие собеседника – мука для трусливого экстраверта.
(Анна просыпается, потягивается и по привычке хлопает по будильнику, забывая, что она перестала работать. Некоторое время валяется в кровати, раскинув руки, как морская звезда, и по-детски двигает ими вверх-вниз. Она слегка улыбается и встаёт с кровати, приглаживая волосы. В первую очередь включает компьютер – сказывается отсутствие радио, телевизора и стационарного телефона, недавно выбросила. Ставит музыку, играет «Stabet mater». Вздрагивает. Переключает песни одну за другой, пока не доходит до «Yellow Submarine». Только тогда облегченно вздыхает и идёт чистить зубы. Музыка играет на всю квартиру, чтобы было слышно из другой комнаты. Возвращается умытой и неумело накрашенной – неопытность. Занимается зарядкой, отжимается. Уже может сделать семь отжиманий вместо стандартного одного. Расслабленно улыбается, вставая. Закуривает, читая предупреждение на пачке. Всё пока что спокойно)
Проснулась, натянула на ноги колготки – после них у неё остаются пятна, квадраты. Черными нитками, прям по коже. Жуткое зрелище. Бедные женщины, как будто и так им недостаточно клеток и пятен, ещё и сетчатые колготки. Чулки намного лучше. Раньше понимали толк – тонкий эротизм, полоска кожи между юбкой и чулком… Кто об этом писал? кто? Не помню. Тьфу, чёрт, а ведь, казалось бы, столько времени здесь стою. Мог бы и вспомнить, приличия для.
Удивительная красотка. На столе – распечатанный утром конверт: извещение из банка. Надевает юбку с карманами: значит, возьмет сумку полегче, значит – негде положить бумажные салфетки, нужны карманы. Хозяйка дома. Редчайшее чудо. Возможно, думает обо мне, это чертовски приятно.
Конечно, о ком ей ещё думать.
Мастерица социального бейсбола – отбивается от попыток навязаться ей в друзья и любовники; все любят вдов, это придаёт эмоциям оттенок смерти. Лет пять назад – влюбилась бы в красавчика на радостях, страдала бы безмерно. Ещё три года – с горя напилась; сейчас же просто всё равно, привыкла.
Спертый душный аромат пыльной шерсти и мужского твида её влечёт. Ну давай же, открой мне дверь, я так по тебе скучаю, милая.
Ей сегодня не идти на работу: суббота. Такие работают всегда, но сегодня нет – праздник. Семейная традиция. Муж ставит курицу, жарит её, она моет посуду. Ненавижу это занятие. Перманентно нет горячей воды, и руки становятся как кости.
Мог бы слегка толкнуть дверцу и вывалиться к ней: лови, любимая, пришёл! Или опрокинуть шкаф. Слегка толкнуть, но расшатать, не дверцу. Впрочем, это дамский шкаф, открывается на раз-два. Даже замка никакого нет.
Попытки приобщиться к тем, как все, смешны и умилительны – брось, милая, не тебе уметь общаться с людьми и шагать в ногу с многомиллионной толпой деловых клонов. Сама же это понимаешь, но перспектива щекочет самолюбие. Понимаю.
(Анна натягивает на ноги колготки, поверх – черная обтягивающая юбка с карманами и, немного посомневавшись над водолазкой и кофтой в леопардовую расцветку, выбирает водолазку; кофта кидается в мусор. Закуривает вновь, открывает окно. Уходит на кухню готовить завтрак).
Щечки в ямочках, кудряшки вскружат голову бедняжке. Джойс был. Человек вот только и лошадь – чёрт его знает, лошади совершеннее даже крокодилов, что там люди. Я думаю, ему бы я в шахматы проиграл. Ну, наверное.
У Анны-Анны новая книга, я долго смеялся, когда увидел. «Ребекка», Дю Морье. Интересно, долго ль выбирала себе такое чтение? Я б такое себе не выбрал, будь я Анной. Чёрт знает что творится в этой голове. Ещё б Агату Кристи взяла – ну там, где Она убивает Его, вы понимаете, о чём я.
Вот с Кристи я бы в шахматы не играл. Недостаток доброты. Уверен, вместо крови – чистый вакуум и яблоки. Немеряный снобизм, должно быть, приобщение к прародителям. И змеек на сумке, должно быть, тоже любит.
Ненавижу, когда Анна следит за собой. Очкастая девочка, школьница – так же безбожно, как красить детей на подиум. Родители умерли, узнав о муже своей девочки – зря умирали в таком случае, что. Вот видишь, милая, ты почти что Гамлет: не хотел, а сделал.
Хотя веснусчатый леопард на женщинах смотрится ок. Особенно осенью. Гуляя, можно дойти до заброшенного района: там было село с заводом, теперь же тихое уютное запустение, осеннее сонное солнце, моль и листья, даже зимой. Можно приползти в одиночку, мечтая тихо сдохнуть, а можно – с Анной. Попытаться варить винт и раствор. Или можно на теплоходе. Никогда не купался в воде. Должно быть, на палубе сильный ветер. Карррамба!
(Анна возвращается с тарелкой, на которой лежали жареные булочки, салат и сосиски. Из динамиков доносится «De profundus» Глюка. Анна тихо ругается, ставит тарелку на стол, подбегает к компьютеру, переключает песню на «People Are Strange» Doors. В изнеможении садится за стол, берёт книгу, открывает страницу наобум)
Анна: "Тело женщины, которую похоронили в нашем фамильном склепе, – это было тело какой-то неизвестной, которую никто не разыскивал. И вообще, никакого несчастного случая не было. Ребекка вовсе не утонула. Я застрелил ее, отнес в каюту, вывел судно в море и затопил его. А теперь взгляни мне в глаза и повтори, если можешь, что любишь меня".
(Перечитывает отрывок ещё раз, а затем медленно кладёт книгу на стол)
Я ж говорил, не стоило. Глупая, никогда меня не слушаешь. И очки бы стоило поправить.
Прости, милая, просто моё уже черт знает сколько времени тянущееся абсолютное бездействие прочно схватило меня за щиколотки, и теперь только и остаётся, что подглядывать за родным человеком сквозь стенку дверцы. Смертельно спокойное занятие, должен тебе сказать. И безгранично фаталистическое. Люди, придумавшие цинизм, были не столь уж неправы.
Куда же ты собираешься идти? Вряд ли в магазин, у нас всё есть. Не на работу же.
Или гулять? Было бы чудно. Сейчас и погода такая, можно было бы сходить на крышу. Там можно бегать, пока легкие не перестанут слушаться. Можно ангажировать здание, чтобы посмотреть на разруху и паучков. Спрятаться в кусках липкого ванильного тумана заброшенной фабрики. Или устроить представление: играть зрителей, не героев. Гениально, по-моему.
(Анна курит, протирает пыль в своей комнате. Останавливается в нерешительности перед шкафом. Медленно мотает головой, проходит мимо него, протирает пыль дальше)
Сегодня в нашем репертуаре – постановка сказки одного гениального шизофреника про девушку с веснушками грязи на одежде. Вход бесплатный, зрители – кто пройдёт мимо и пожалеет. Анна, кто у нас за это время был в гостях? Часть твоего семейства? Редактор? Коллеги? Подруги? Лица смешались, забыл. Адвоката только помню. И Сибиллу, дюймовочку с замашками Лолиты, точно. Бывшая ученица, отцу требовался репетитор. Должен сказать, она даже милая, когда молчит. Но вот и всё. А остальные? Ничего, ещё придут, похороны впереди. Вот уж театр из всех театров, театральнее и циничнее свадеб. Реквизит мне только больше по душе: весомее. Как называется наука, трактующая знаки? Семизматика – нет, нумизматика, и это о другом. Точно, семиотика. Смотри вокруг себя, читай, что окружает шкаф. Никогда нет ничего одинакового. Одинаковое, должно быть, скучно, мне повезло больше. К чему одевается так, а не так? Почему картины поменялись местами, а на рабочем столе лежит тарелка с едой?
(Анна в куртке заходит в комнату, выключает компьютер. Смотрит в сумочку, не забыла ли она чего. Оглядывается по сторонам, взгляд упирается в шкаф. Вздрагивает, уходит)
Спасибо за просмотр. Аплодисменты.
(Затемнение. Когда свет вновь начинает светить ярче, в комнату заходят Анна и Кристиан)
Кристиан Мунц. Должно быть, унылая работёнка: спасать по призванию. Зато сколько правильных выводов разом. Но редактор всё равно лучше: в нём веса больше. Анна совсем дитя, ей просто станет скучно с таким. Слава Богу, на открытый флирт не отвечает, хотя он бы и рад. Слишком скучный для влюбленности. Не катит. Хотя Анна смотрит на него.
Расположился как в театре: можно даже представить, что висящие в шкафу пальто – сухие листья, последнее тепло лета. Жаль, курить нельзя. Хотя тут какие-то лежат, даже мои – с ментолом, Анна такое не курит. Обалдеть. Чего тут только не лежит. Может, и утерянная способность любить найдётся?
Кристиан: Так переезд – дело решённое?
Анна: Да, у моей сестры нашлось хорошее место – я была там, очень уютно. Вам поставить чай?
Кристиан: Да, пожалуйста. Не жалко ли уезжать так далеко?
Отличный момент предложить ему чай, мастерица глупого и трогательного флирта и неуместной гостеприимности. Анна открывает жестяную коробочку с чаем и вздрагивает, находя там оставшуюся после меня конфетку, прилипшую за это время к обертке; с таким удивлением и такой неприязнью обычно находят несвежий труп старого опустившегося алкоголика. Никакой жалости. Выкидывает конфету в мусорку; туда ей и дорога, м?
Хорошо, она не знает, что в её плаще лежит такая же: хороший плащ, с совершенно волчьим свалявшимся серым мехом. Красиво подчеркивает цианозную бледность Анны. В таком забавно изображать русских бояр.
Анна: Нет, совсем не жалко, так нужно.
Кристиан: Понимаю. Мой отец сам уехал из города после смерти жены, так что могу понять.
Бездарно скучный тип. Неужто все юристы такие? Верить не хочу. Брамс – Кокорози – Бетховен, никакой оригинальности. Хотя мог бы и Шопена запилить, за незнанием достойной похоронной музыки. Фи.
Анна: Вы были ребёнком?
Кристиан: Сознательным. Так что всё прошло тяжелее.
Анна: Могу представить. Впрочем, я не тоскую… и мне за это совестно. Вы знаете.
Кристиан: Уж Вам-то не стоит так переживать: молодая девушка, всё у вас получится в дальнейшем. Да, это неприятный опыт, но людям свойственно умирать. Особенно тем, кто подталкивают свою смерть сами. Сколько там было в этой упаковке?...
Анна: Неважно. Всё равно. Просто это… очень тяжело. Вы должны об этом знать.
Кристиан: Догадываюсь.
Анна: Я не верю в мистику, но это… словно он здесь. До сих пор здесь. И дело не только в его вещах, их много даже сейчас, когда я провела уборку – просто… как ощущение. Понимаете? Страшно от этого.
Кристиан: Зачем Вы пригласили меня?
Анна: О, да! Собственно, подумала о нём и перешла к шкафу.
Кристиан: Шкафу?... В смысле?
Анна: Я одна не справлюсь, а знакомых мужчин, чтобы помочь мне вынести его, у меня нет. Простите.
Кристиан: Ааа! Да нет, я понимаю. Там что-то лежит?
Анна: Да.
Кристиан: Не лучше ли было сначала достать это?
Анна: Наверное. Но я хочу выкинуть с содержимым.
Кристиан: А вдруг что-то важное?
Анна: Там… его вещи.
Кристиан: Можно я взгляну?
Анна: (посомневавшись) Наверно, да.
(Кристиан открывает шкаф. Со стуком падает что-то вниз. Кристиан испуганно делает шаг назад).
Та-дааааам!
Кристиан: Это…
Анна: Манекен. Он художник, расписывал его до того, как умер. Считал чем-то вроде будущего пристанища души. Ненавижу его.
Кристиан: Прятал здесь, в шкафу?
Анна: Тут ещё его вещи. (подходит к шкафу) Одежды мало. Свитер. Брюки. Трусов нет, не любил. Лезвия.
Сточенные об твоё предплечье. Минус способ уйти из жизни.
Анна: Пистолет. Не дергайтесь, у него заклинил курок.
Минус ещё один.
Кристиан: Поэтому?...
Анна: Да. Хотя таблетки он не любил.
Кристиан: Вы ни в чем не виноваты.
Анна: Могла бы догадаться. Не следовало их покупать.
Кристиан: Купил бы сам. Обвиняли ли бы Вы себя тогда, что не проследили за ним?
Анна: Наверное, да. Я не убийца, правда. Хотя и виновата в большей степени, чем он.
Кристиан: Я думаю, шкаф следует отнести к заводу.
Анна: В заброшенный район?
Кристиан: Да. Пойдет на топливо к холодам.
Анна: Бомжи?
Кристиан: А почему нет. Уж простите, судя по состоянию его одежды, он выглядел несильно лучше.
Анна: Наверное, Вы правы.
Кристиан: И переехать Вам стоит сегодня. Вы же здесь с ума сойдёте.
Анна: Надо вынести манекен.
Кристиан: Вы правы.
(Кристиан поднимает тяжелый манекен и несёт к выходу. Анна стоит в комнате, сгорбившись, точно подросток, и нервно начинает курить. Смотрит в окно за Кристианом, прерывисто вздыхает. Плачет. Включает компьютер, убирает со стола чашки. Играет испанский церемониальный марш «La Madruga». Затемнение).
Наконец-то.
Спасибо, Анна.
@темы: рассказы