Knochen verbrennen bei 760 C...
Вот и я , наконец, попал к вам, господа творцы. Мне свое буду высказывать, не щадя никого, и жду аналогичного отношения ко мне.
Ну вот, выложу и я свое творение
Неудачный день.
читать дальшеОна стояла, прислонившись к кирпичной стене . Зевнула, и снова оглядела пустынную улицу. Скука была смертная. Дома, как слепые стражи, нависали над улочкой, делая ее еще более мрачной. Крыши почти смыкались, оставляя лишь небольшой рваный клочок неба. Ставни на окнах, выходящих на улицу, были наглухо закрыты –никто не смотрел в такой час из окна – опасное это дело … особенно теперь. Закрыв двери и окна, местные чувствовали себя защищенными , но страх выдавал их. Страх витающий, как призрак, в этих затхлых проходах. Страх вообще стал привычным делом для этих мест. Страх перед преступниками, страх перед стражами, страх перед ночью, темнотой и тем, что она скрывает.
Она тоже боялась, но меньше чем другие – ко всему привыкаешь в этой жизни. Свет фонаря. Рядом с которым она находилась, делал эти страхи еще более мнимыми и нереальными. Но он был – сходил из самых ее недр, окутывал как саван, останавливая дыхание и … отпускал. Здесь все пытались держаться вместе – один пропадал. Но она стояла в полном одиночестве, прислушиваясь и ничего не слыша. Слушала ночной ветер, перебирающий холодными пальцами полы ее платья, уже грязного от дорожной пыли. Слушала шорох мышей, спешно убегающих в свои убежища. Слушала многие другие звуки ночи, коих обычно много в таких больших городах. Слушала – но не слышала их. Даже звуки - обычные спутники ее профессии оставили ее. Но она слушала, моля бога, расслышать хоть что-нибудь. Крик полуночной птицы или, хотя бы, неудачливой жертвы ночи. Но вокруг была звенящая пустота.
Она пожалела, что Марлен ушла, оставив ее прозябать в полной пустоте. Она не любила Марлен, но одиночество не любила еще больше – боялась его. Одиночество – приносило муки совести, жалость к себе и отчаяние… Отчаяние – вот что было бичом, бичом, стегающем разум изо дня в день, ее личным бичом, не отпускающем ее никогда. Она была молода, но бич стегал ее уже давно. Да что молода – она была очень молодой, самой молодой шлюхой “Похотливой грешницы”, а возможно и всего Лив Грейва, самого низкого из районов великого Зальмана.
Сейчас она была одна, совсем – одна впервые за миллионы лет – одна , без бича. Но такое одиночество было еще хуже – непривычное отчуждение, холод и апатия. Такого раньше не было. Страх забился в самый дальние уголки ее души, растворился под светом фонаря, разлетелся в вдребезги и остался таким, освободив ее от своего давящего присутствия.
Она была одна не так много – минут десять от силы. Вот еще Марлен стоит рядом с ней, весело болтая о насущих проблемах, не умолкая ни на секунду, а вот она уже одна – смотрит в спину Марлен и подхватившего ее под руки мужчины. Она не любила Марлен, испытывая раздражение в ее присутствии, но все же она было в сотни раз лучше одиночества.
Она издала вздох, ощутив вонь ночных улиц, таких привычных и почти родных, и пошла в сторону Грешницы, думаю о том, что же на этот раз соврать Алре, главной в их, так сказать, доме. Мысли путались. Освобождая мозг для туманящих образов сна, уже пришедшего, но отгоняемого ею. Сон был нужен, но приносил лишь кошмары, ничем не отличающихся от жизни. Иногда чуть хуже, иногда лучше. Лишь редко сны дарили сказку, возможность пожить в иллюзорной мечте, но это был лишь еще один ужас – ужас пробуждения. Это кончалось слезами, кои в свою очередь вели к наказанию. Алра часто наказывала их. За порочащее поведение, - какое у шлюхи может быть порочащее поведение? – всегда думала она при этих словах – за капризы и невинные мечты. За любовь к жизни, или ненависть к ней же.
Она ушла из спасительного света фонаря, и мрак ночи окутал ее как плащ. Страхи разом вернулись – вернулись шевелением теней и звуков, звучащих лишь в ее голове. Но она шла. Знала, что этого нет. Что это лишь ее воображение.
Она бродила по улицам, переплетенных как лабиринт. И везде было пусто. Отсутствие какой либо жизни. Наконец она вышла на мост, перекинутый через небольшой канал. Это был путь к Грешнице. Она не думала о дороге, ноги вели ее. Она знала, что сегодня ей влетит сильнее чем обычно. Возможно она даже не будет после этого работать пару дней.
Она облокотилась на парапет и вгляделась в черную гладь. Тут, в паре метров от нее, тоже стоял фонарь, наполненный божественным светом Зальмана, но его не хватало, чтобы рассеять мрак воды.
И тут она услышал. Нет, не звуки своего разума, а вполне реальные шаги. Сердце ее дернулось, как птица в клетке, увидевшая открытую дверцу, хотя вроде ничего еще не произошло. Они были как бы лишними в этой пустоте мертвого Зальмана. Но они были – и шли сюда. Ей стало страшно, но в тоже время они успокаивали ее. Дарили надежду на удачное завершение ночи.
Возможно это один из этих просвещенных, кои теперь кишели здесь постоянно, нарушая особую атмосферу нижнего города своим мрачным пафосом. Они молча сновали среди толпы, выискивая скверну рода человеческого.
Но это был не он.
…
Удар … Кровь упала с кончика ножа. Упала и разбила пустоту. Чудовищный взрыв, следом за которым последовал следующий. Все было кончено. Она лежала перед ним , не ожидавшая такого исхода. Его лицо оскалилось в улыбке, обнажив довольно длинные зубы. Убрав нож за полы плаща и поправив шляпу, он двинулся прочь от тела молодой шлюхи. Кровь Марлен.
…
Он пересек мрак улицы, так быстро что, казалось, она только моргнула, а он уже стоял рядом с ней. Она тряхнула головой , наводя на лицо самую приветливую из своих улыбок, в уме подсчитывая заработок. Мужчина выглядел представительно, не из здешних, у которых в глазах запечатана скорбь, нет, его голубые бездонные глаза не отражали ничего. Он кутался в плащ, ища защиту от холода улиц. Он придерживал его на уровне груди, не давая увидеть то, что под ним. Ее воображение нарисовало шелковую рубашку, признак богатства, часть которого она возможно смогла бы урвать. Второй рукой он передерживал черный блестящий цилиндр, норовящий свалиться с его головы. Лицо было никакое, которое ты не вспомнишь через пять минут после знакомства, безжизненное и не выражающее ничего. Единственной достопримечательностью этого “ничего'' были глаза, на которых она остановила свой оценивающий взгляд . Глаза были таким же безжизненными , как и лицо, она разили холодом, заставляли ощущать мурашки на своей спине.
И тут она испугалась, на долю секунд, но испугалась. Он молчал и они, обволакиваемые этим искусственным молчанием смотрели в глаза друг другу. Она знала, что ее глаза не заслуживают столь долгого изучения, и ее стал смущать незнакомец. Они так и стояли минут пять в не ярком свете фонаря. Наконец он отдернул руку от своей шляпы, которая таинственным образом перестала слетать под порывами ветра, гуляющего по длинным зловонным улочкам. Он протянул эту руку ей и, она отметила про себя, цену его перчаток.
Все это проходило все в той же тишине, и она не знала как поступить. Она даже не знала, был ли он ее клиентом. Она не знала ничего об этом человеке, сверлящего ее своим холодным взглядом. Он как будто хотел запомнить ее навсегда, врезать в свою память. Он молча стоял посреди улицы, ожидая ее хода, не торопил ее . давал время все обдумать.
Она обернулась в ночную тьму, полностью поглотившую мир вокруг этого яркого круга света на брусчатке. Она подумала о том, чтобы бросить все, наплевать на этого психа и бросить домой. Она отметила про себя, что назвала Грешницу домом. Бросить все и бежать, вот что она хотела сейчас и , черт возьми, она хотела спать. Но мысль бежать сквозь непроглядную ночь, клубящейся туман , поднимающийся от реки, пугала ее, нет , заставляла ее оставаться на месте, в компании этого мужчины.
…
Ночь играла с ней в игру, чьи правила были понятны только ей и созданиям, чьим домом она служила. Они играли с бедной девушкой, наблюдали за отлично срежесированным спектаклем. Она в свете фонаря , как в свете софитов, на арене популярного цирка. Она, самая молодая шлюха всего Лив Грейва, была игрушкой ночи. Сегодня…
…
Она решила, что клубящейся мрак и одиночество пугает ее больше , чем молчаливый клиент ( да, про себя она назвала его клиентом, так было менее страшно ) и его общество. Да и деньги, которые были выходом из рабства, путем в хорошую жизнь, где нет ночных кошмаров, где нет страха быть убитой в собственной постели жителями Бесцветного Царства, были весомым аргументом.
Она решилась , собрала волю в кулак и протянула руку. Первое что она почувствовала, это был холод искусственной кожи его перчаток. А потом он крепко сжал свою руку, сдавив ее миниатюрную ладонь как в тисках. Она издала тихий звук. Она скорее испугалась, чем почувствовала настоящую боль.
- Прекрасно, прошло десять секунд, а я уже пожалела о своем выборе – Мысли жужжали , как рой ос в ее голове. Инстинкты приказывали ей бежать, бросить все и бежать.
Они все также молча разглядывали друг друга на расстояние вытянутой руки, которую он держал так крепко, что ей на миг показалось, что ее кисть начинает неметь. Она не знала чего она ждала, но не решалась сделать хоть что-то, будто понимая тщетность этих попыток. Она обречено стояла в этом оплоте света и ощущала себя мышью, угодившей в мышеловку.
…
Ловушка с грохотом захлопнулась, решив судьбу девушки. Те, кто следил за ней, разразились хохотом – представление сегодня удалось. Они не могли вмешаться, даже если б они хотели. А они хотели. Хотели ощущать страх этой девушки, ощущать ее горячую кровь, ее дыхание. Но они не вмешивались. Слишком опасно даже для таких как они. Их силы хватило б чтоб убить случайного прохожего, но не чтобы отнять жертву у НЕГО. Никому из них не хотелось в вечный мрак и уныние. Обратно. Обратно в Бесцветное Царство.
…
Они шли уже достаточно долго и тьма ночь как будто расступалась перед ними, давая сделать еще один шаг в отсутствии мрака. Они делали еще шаг , и ночь вместе с ними делала этот шаг, уступая тусклому свету.
Он двинулся внезапно, резко развернувшись. Он отпустил ее ладонь, так же внезапно как и схватил ее. Судорога сводила ее пальцы, но незнакомец уже взял ее под другую руку и они быстро двинулись по улицам Лив Грейва. Сказать что она боялась, было не сказать ничего. Ее трясло , рука нещадно болела. Мысли путались в голове, а интуиция победно орала о своей правоте относительно незнакомца. Да она дала жадности захлестнуть здравый смысл, но страх одиночного путешествия по опаснейшим улицам города так же сводил ее с ума.
Она шла спокойно, пытаясь на ходу восстанавливать силы, утраченные во время попытки бегства. Ее лицо все еще пылало , но как это не было странно с такими ранами, она могла идти, могла двигаться , как марионетка, под волей голубоглазого незнакомца. Теперь ее взгляд выхватывал еще меньше из темноты города. Кровавый туман стелился перед ней, сводя с ума . являя фантасмагоричные ужасы. Скоро, она думала, ее жизнь погаснет как пламя свечи, погаснет, как ее взгляд.
Это было минут пятнадцать назад и ей все еще казалось, что она недостаточно старалась. Тогда она уже потеряла надежду обрести свободу , она потеряла ориентацию, хотя достаточно хорошо знала город, ввиду специфики ее профессии. Но эти улочки, переулки, мосты она видела впервые. Свет фонаря все еще сопровождал их, будто вел ее под конвоем. Он вел ее тайными ходами , они спускались по массивным лестницам, поднимались и снова спускались. Город был пугающе чужим. Окна, выходящие на улицу были закрыты , заколочены или вообще отсутствовали на этих призрачных улицах. Здесь не было фонарей , и единственный свет исходил из их призрачного спутника. Все здесь казалось каким то нереальным, но они шли так быстро, а декорации менялись слишком быстро, чтобы она могла утверждать наверняка. Возможно она бывала здесь, и просто страх , поработивший ее мозг, ее тело, ее нервы, не давал ее узнавать окружающие. И тогда она увидела их…людей, нищих , сидящих прямо на земле. Обмотанные в грязные тряпки, двое этих людей сидели, облокотившись ,на стену. Они защищали друг друга от ночных страхов, холода и пронизывающего ветра, перещипывающего все кости бедных путников, попавшихся на его пути. Она не видела их лиц, свет не доставал до них и их силуэты были чуть более темные чем сама ночь.
Она не была уверена , что там вообще кто-то был, а не просто игра ее больного воображения, но она отдала бы свои глаза лишь за иллюзорный шанс спастись из плена пугающего света и не менее пугающего незнакомца.
- Помогите мне, прошу вас, он пожа… - ее голос прервался, звук ранил ее уши. Только сейчас она поняла, что уже несколько часов слушает лишь тишину, тишину и еще раз тишину. Звук собственного голоса резал ее уши, привыкшие к тишине, как свет режет глаза после непроглядной тьмы. Ее голос рвал лишь ее собственные уши, оставив ее даже без внимания этих людей.
Сейчас, когда она вспоминала этот эпизод, произошедший всего несколько минут назад ( а может и часов. Счет времени она потеряла уже давно ), ей все больше казалось что она стала жертвой собственного зрения и желание. Она превратила желаемое в действительное. И она заплатила за свой бунт, свои иллюзии и свои надежды.
Он остановился , как вкопанные, так быстро, что она чуть не упала вперед, но он удержал ее. Потом он повернул к ней свое лицо, и сейчас оно показалось ей ужасным. Ни никаким как в первый раз, а отвратительным, будто язвы чумы прошли по его гладкой коже, хотя это было и не так. Его нос стал меньше, казалось, что он ввалился в череп. Его уши удлинились, заострились, и перестали иметь хоть какое то сходство с человеческими. Глаза напугали ее еще больше, они были прежними , но теперь она видела в них огонь ненависти , огонь злости и огонь вожделения. Она видела в этом огне свое отражение, она видела свое собственное перекошенное от ужаса лицо. И тогда он улыбнулся. Впервые мышцы на его лице двинулись, при этом растянув кожу. Его улыбка еще больше убедила ее в том что он не местный ( бредовая идея, право слово , при таких обстоятельствах ) – его рот был полон белых зубов, а те кто жили в низинах Лив Грейва полностью лишались их годам к тридцати. Сама она, хоть и была самой молодой в Грешнице, могла похвастаться от силы двадцатью клыками во рту. Да и те что были, оставляли желать лучшего, а зубы незнакомца были почти идеальными, они почти сливались по цвету с белесыми деснами и такой же белоснежной кожей.
Они стояли не долго , но ее ноги начали гудеть. Она устала , ее дыхание сбилось и она старалась нормализовать его за время этой маленькой паузы. А потом полы его плаща распахнулись , и она действительно увидела белую шелковую рубашку под ним, подвязанную черным галстуком. Рука которой он удерживал плащ с силой опустилась на ее лицо. Она вскрикнула и потом холод обжег ее кожу. Его плоть была ледяной, холоднее ветра, от которого он так упорно оберегал себя всю дорогу. Его плоть касалась его лица. На этой руке не было перчатки и она впервые ощутила прикосновение его кожи к своему телу. Холод растекся по лицу, впитавшись в кожу и понесся по венам, становясь все меньше и наконец исчезнув. А потом пришла боль. Ужасающая. Она едва устояла на ногах, да и то , только благодаря его руке. И тогда пришел огонь. Там где долю секунды назад был лед, теперь полыхало адское пламя. Ей казалось что ее кожа плавиться как воск свечи под потоками собственной крови. Ее кожа еще помнила его прикосновение, навеки наградившей ее уродством.
Он наказал за ее непослушание. Он наказал ее за бунт. А еще –он заставил ее выполнить ее обещание – Он забрал ее глаз…
Ну вот, выложу и я свое творение
Неудачный день.
читать дальшеОна стояла, прислонившись к кирпичной стене . Зевнула, и снова оглядела пустынную улицу. Скука была смертная. Дома, как слепые стражи, нависали над улочкой, делая ее еще более мрачной. Крыши почти смыкались, оставляя лишь небольшой рваный клочок неба. Ставни на окнах, выходящих на улицу, были наглухо закрыты –никто не смотрел в такой час из окна – опасное это дело … особенно теперь. Закрыв двери и окна, местные чувствовали себя защищенными , но страх выдавал их. Страх витающий, как призрак, в этих затхлых проходах. Страх вообще стал привычным делом для этих мест. Страх перед преступниками, страх перед стражами, страх перед ночью, темнотой и тем, что она скрывает.
Она тоже боялась, но меньше чем другие – ко всему привыкаешь в этой жизни. Свет фонаря. Рядом с которым она находилась, делал эти страхи еще более мнимыми и нереальными. Но он был – сходил из самых ее недр, окутывал как саван, останавливая дыхание и … отпускал. Здесь все пытались держаться вместе – один пропадал. Но она стояла в полном одиночестве, прислушиваясь и ничего не слыша. Слушала ночной ветер, перебирающий холодными пальцами полы ее платья, уже грязного от дорожной пыли. Слушала шорох мышей, спешно убегающих в свои убежища. Слушала многие другие звуки ночи, коих обычно много в таких больших городах. Слушала – но не слышала их. Даже звуки - обычные спутники ее профессии оставили ее. Но она слушала, моля бога, расслышать хоть что-нибудь. Крик полуночной птицы или, хотя бы, неудачливой жертвы ночи. Но вокруг была звенящая пустота.
Она пожалела, что Марлен ушла, оставив ее прозябать в полной пустоте. Она не любила Марлен, но одиночество не любила еще больше – боялась его. Одиночество – приносило муки совести, жалость к себе и отчаяние… Отчаяние – вот что было бичом, бичом, стегающем разум изо дня в день, ее личным бичом, не отпускающем ее никогда. Она была молода, но бич стегал ее уже давно. Да что молода – она была очень молодой, самой молодой шлюхой “Похотливой грешницы”, а возможно и всего Лив Грейва, самого низкого из районов великого Зальмана.
Сейчас она была одна, совсем – одна впервые за миллионы лет – одна , без бича. Но такое одиночество было еще хуже – непривычное отчуждение, холод и апатия. Такого раньше не было. Страх забился в самый дальние уголки ее души, растворился под светом фонаря, разлетелся в вдребезги и остался таким, освободив ее от своего давящего присутствия.
Она была одна не так много – минут десять от силы. Вот еще Марлен стоит рядом с ней, весело болтая о насущих проблемах, не умолкая ни на секунду, а вот она уже одна – смотрит в спину Марлен и подхватившего ее под руки мужчины. Она не любила Марлен, испытывая раздражение в ее присутствии, но все же она было в сотни раз лучше одиночества.
Она издала вздох, ощутив вонь ночных улиц, таких привычных и почти родных, и пошла в сторону Грешницы, думаю о том, что же на этот раз соврать Алре, главной в их, так сказать, доме. Мысли путались. Освобождая мозг для туманящих образов сна, уже пришедшего, но отгоняемого ею. Сон был нужен, но приносил лишь кошмары, ничем не отличающихся от жизни. Иногда чуть хуже, иногда лучше. Лишь редко сны дарили сказку, возможность пожить в иллюзорной мечте, но это был лишь еще один ужас – ужас пробуждения. Это кончалось слезами, кои в свою очередь вели к наказанию. Алра часто наказывала их. За порочащее поведение, - какое у шлюхи может быть порочащее поведение? – всегда думала она при этих словах – за капризы и невинные мечты. За любовь к жизни, или ненависть к ней же.
Она ушла из спасительного света фонаря, и мрак ночи окутал ее как плащ. Страхи разом вернулись – вернулись шевелением теней и звуков, звучащих лишь в ее голове. Но она шла. Знала, что этого нет. Что это лишь ее воображение.
Она бродила по улицам, переплетенных как лабиринт. И везде было пусто. Отсутствие какой либо жизни. Наконец она вышла на мост, перекинутый через небольшой канал. Это был путь к Грешнице. Она не думала о дороге, ноги вели ее. Она знала, что сегодня ей влетит сильнее чем обычно. Возможно она даже не будет после этого работать пару дней.
Она облокотилась на парапет и вгляделась в черную гладь. Тут, в паре метров от нее, тоже стоял фонарь, наполненный божественным светом Зальмана, но его не хватало, чтобы рассеять мрак воды.
И тут она услышал. Нет, не звуки своего разума, а вполне реальные шаги. Сердце ее дернулось, как птица в клетке, увидевшая открытую дверцу, хотя вроде ничего еще не произошло. Они были как бы лишними в этой пустоте мертвого Зальмана. Но они были – и шли сюда. Ей стало страшно, но в тоже время они успокаивали ее. Дарили надежду на удачное завершение ночи.
Возможно это один из этих просвещенных, кои теперь кишели здесь постоянно, нарушая особую атмосферу нижнего города своим мрачным пафосом. Они молча сновали среди толпы, выискивая скверну рода человеческого.
Но это был не он.
…
Удар … Кровь упала с кончика ножа. Упала и разбила пустоту. Чудовищный взрыв, следом за которым последовал следующий. Все было кончено. Она лежала перед ним , не ожидавшая такого исхода. Его лицо оскалилось в улыбке, обнажив довольно длинные зубы. Убрав нож за полы плаща и поправив шляпу, он двинулся прочь от тела молодой шлюхи. Кровь Марлен.
…
Он пересек мрак улицы, так быстро что, казалось, она только моргнула, а он уже стоял рядом с ней. Она тряхнула головой , наводя на лицо самую приветливую из своих улыбок, в уме подсчитывая заработок. Мужчина выглядел представительно, не из здешних, у которых в глазах запечатана скорбь, нет, его голубые бездонные глаза не отражали ничего. Он кутался в плащ, ища защиту от холода улиц. Он придерживал его на уровне груди, не давая увидеть то, что под ним. Ее воображение нарисовало шелковую рубашку, признак богатства, часть которого она возможно смогла бы урвать. Второй рукой он передерживал черный блестящий цилиндр, норовящий свалиться с его головы. Лицо было никакое, которое ты не вспомнишь через пять минут после знакомства, безжизненное и не выражающее ничего. Единственной достопримечательностью этого “ничего'' были глаза, на которых она остановила свой оценивающий взгляд . Глаза были таким же безжизненными , как и лицо, она разили холодом, заставляли ощущать мурашки на своей спине.
И тут она испугалась, на долю секунд, но испугалась. Он молчал и они, обволакиваемые этим искусственным молчанием смотрели в глаза друг другу. Она знала, что ее глаза не заслуживают столь долгого изучения, и ее стал смущать незнакомец. Они так и стояли минут пять в не ярком свете фонаря. Наконец он отдернул руку от своей шляпы, которая таинственным образом перестала слетать под порывами ветра, гуляющего по длинным зловонным улочкам. Он протянул эту руку ей и, она отметила про себя, цену его перчаток.
Все это проходило все в той же тишине, и она не знала как поступить. Она даже не знала, был ли он ее клиентом. Она не знала ничего об этом человеке, сверлящего ее своим холодным взглядом. Он как будто хотел запомнить ее навсегда, врезать в свою память. Он молча стоял посреди улицы, ожидая ее хода, не торопил ее . давал время все обдумать.
Она обернулась в ночную тьму, полностью поглотившую мир вокруг этого яркого круга света на брусчатке. Она подумала о том, чтобы бросить все, наплевать на этого психа и бросить домой. Она отметила про себя, что назвала Грешницу домом. Бросить все и бежать, вот что она хотела сейчас и , черт возьми, она хотела спать. Но мысль бежать сквозь непроглядную ночь, клубящейся туман , поднимающийся от реки, пугала ее, нет , заставляла ее оставаться на месте, в компании этого мужчины.
…
Ночь играла с ней в игру, чьи правила были понятны только ей и созданиям, чьим домом она служила. Они играли с бедной девушкой, наблюдали за отлично срежесированным спектаклем. Она в свете фонаря , как в свете софитов, на арене популярного цирка. Она, самая молодая шлюха всего Лив Грейва, была игрушкой ночи. Сегодня…
…
Она решила, что клубящейся мрак и одиночество пугает ее больше , чем молчаливый клиент ( да, про себя она назвала его клиентом, так было менее страшно ) и его общество. Да и деньги, которые были выходом из рабства, путем в хорошую жизнь, где нет ночных кошмаров, где нет страха быть убитой в собственной постели жителями Бесцветного Царства, были весомым аргументом.
Она решилась , собрала волю в кулак и протянула руку. Первое что она почувствовала, это был холод искусственной кожи его перчаток. А потом он крепко сжал свою руку, сдавив ее миниатюрную ладонь как в тисках. Она издала тихий звук. Она скорее испугалась, чем почувствовала настоящую боль.
- Прекрасно, прошло десять секунд, а я уже пожалела о своем выборе – Мысли жужжали , как рой ос в ее голове. Инстинкты приказывали ей бежать, бросить все и бежать.
Они все также молча разглядывали друг друга на расстояние вытянутой руки, которую он держал так крепко, что ей на миг показалось, что ее кисть начинает неметь. Она не знала чего она ждала, но не решалась сделать хоть что-то, будто понимая тщетность этих попыток. Она обречено стояла в этом оплоте света и ощущала себя мышью, угодившей в мышеловку.
…
Ловушка с грохотом захлопнулась, решив судьбу девушки. Те, кто следил за ней, разразились хохотом – представление сегодня удалось. Они не могли вмешаться, даже если б они хотели. А они хотели. Хотели ощущать страх этой девушки, ощущать ее горячую кровь, ее дыхание. Но они не вмешивались. Слишком опасно даже для таких как они. Их силы хватило б чтоб убить случайного прохожего, но не чтобы отнять жертву у НЕГО. Никому из них не хотелось в вечный мрак и уныние. Обратно. Обратно в Бесцветное Царство.
…
Они шли уже достаточно долго и тьма ночь как будто расступалась перед ними, давая сделать еще один шаг в отсутствии мрака. Они делали еще шаг , и ночь вместе с ними делала этот шаг, уступая тусклому свету.
Он двинулся внезапно, резко развернувшись. Он отпустил ее ладонь, так же внезапно как и схватил ее. Судорога сводила ее пальцы, но незнакомец уже взял ее под другую руку и они быстро двинулись по улицам Лив Грейва. Сказать что она боялась, было не сказать ничего. Ее трясло , рука нещадно болела. Мысли путались в голове, а интуиция победно орала о своей правоте относительно незнакомца. Да она дала жадности захлестнуть здравый смысл, но страх одиночного путешествия по опаснейшим улицам города так же сводил ее с ума.
Она шла спокойно, пытаясь на ходу восстанавливать силы, утраченные во время попытки бегства. Ее лицо все еще пылало , но как это не было странно с такими ранами, она могла идти, могла двигаться , как марионетка, под волей голубоглазого незнакомца. Теперь ее взгляд выхватывал еще меньше из темноты города. Кровавый туман стелился перед ней, сводя с ума . являя фантасмагоричные ужасы. Скоро, она думала, ее жизнь погаснет как пламя свечи, погаснет, как ее взгляд.
Это было минут пятнадцать назад и ей все еще казалось, что она недостаточно старалась. Тогда она уже потеряла надежду обрести свободу , она потеряла ориентацию, хотя достаточно хорошо знала город, ввиду специфики ее профессии. Но эти улочки, переулки, мосты она видела впервые. Свет фонаря все еще сопровождал их, будто вел ее под конвоем. Он вел ее тайными ходами , они спускались по массивным лестницам, поднимались и снова спускались. Город был пугающе чужим. Окна, выходящие на улицу были закрыты , заколочены или вообще отсутствовали на этих призрачных улицах. Здесь не было фонарей , и единственный свет исходил из их призрачного спутника. Все здесь казалось каким то нереальным, но они шли так быстро, а декорации менялись слишком быстро, чтобы она могла утверждать наверняка. Возможно она бывала здесь, и просто страх , поработивший ее мозг, ее тело, ее нервы, не давал ее узнавать окружающие. И тогда она увидела их…людей, нищих , сидящих прямо на земле. Обмотанные в грязные тряпки, двое этих людей сидели, облокотившись ,на стену. Они защищали друг друга от ночных страхов, холода и пронизывающего ветра, перещипывающего все кости бедных путников, попавшихся на его пути. Она не видела их лиц, свет не доставал до них и их силуэты были чуть более темные чем сама ночь.
Она не была уверена , что там вообще кто-то был, а не просто игра ее больного воображения, но она отдала бы свои глаза лишь за иллюзорный шанс спастись из плена пугающего света и не менее пугающего незнакомца.
- Помогите мне, прошу вас, он пожа… - ее голос прервался, звук ранил ее уши. Только сейчас она поняла, что уже несколько часов слушает лишь тишину, тишину и еще раз тишину. Звук собственного голоса резал ее уши, привыкшие к тишине, как свет режет глаза после непроглядной тьмы. Ее голос рвал лишь ее собственные уши, оставив ее даже без внимания этих людей.
Сейчас, когда она вспоминала этот эпизод, произошедший всего несколько минут назад ( а может и часов. Счет времени она потеряла уже давно ), ей все больше казалось что она стала жертвой собственного зрения и желание. Она превратила желаемое в действительное. И она заплатила за свой бунт, свои иллюзии и свои надежды.
Он остановился , как вкопанные, так быстро, что она чуть не упала вперед, но он удержал ее. Потом он повернул к ней свое лицо, и сейчас оно показалось ей ужасным. Ни никаким как в первый раз, а отвратительным, будто язвы чумы прошли по его гладкой коже, хотя это было и не так. Его нос стал меньше, казалось, что он ввалился в череп. Его уши удлинились, заострились, и перестали иметь хоть какое то сходство с человеческими. Глаза напугали ее еще больше, они были прежними , но теперь она видела в них огонь ненависти , огонь злости и огонь вожделения. Она видела в этом огне свое отражение, она видела свое собственное перекошенное от ужаса лицо. И тогда он улыбнулся. Впервые мышцы на его лице двинулись, при этом растянув кожу. Его улыбка еще больше убедила ее в том что он не местный ( бредовая идея, право слово , при таких обстоятельствах ) – его рот был полон белых зубов, а те кто жили в низинах Лив Грейва полностью лишались их годам к тридцати. Сама она, хоть и была самой молодой в Грешнице, могла похвастаться от силы двадцатью клыками во рту. Да и те что были, оставляли желать лучшего, а зубы незнакомца были почти идеальными, они почти сливались по цвету с белесыми деснами и такой же белоснежной кожей.
Они стояли не долго , но ее ноги начали гудеть. Она устала , ее дыхание сбилось и она старалась нормализовать его за время этой маленькой паузы. А потом полы его плаща распахнулись , и она действительно увидела белую шелковую рубашку под ним, подвязанную черным галстуком. Рука которой он удерживал плащ с силой опустилась на ее лицо. Она вскрикнула и потом холод обжег ее кожу. Его плоть была ледяной, холоднее ветра, от которого он так упорно оберегал себя всю дорогу. Его плоть касалась его лица. На этой руке не было перчатки и она впервые ощутила прикосновение его кожи к своему телу. Холод растекся по лицу, впитавшись в кожу и понесся по венам, становясь все меньше и наконец исчезнув. А потом пришла боль. Ужасающая. Она едва устояла на ногах, да и то , только благодаря его руке. И тогда пришел огонь. Там где долю секунды назад был лед, теперь полыхало адское пламя. Ей казалось что ее кожа плавиться как воск свечи под потоками собственной крови. Ее кожа еще помнила его прикосновение, навеки наградившей ее уродством.
Он наказал за ее непослушание. Он наказал ее за бунт. А еще –он заставил ее выполнить ее обещание – Он забрал ее глаз…