Корректировка №13

[Slowsilvery]

Название: Корректировка №13
Автор: Slowsilvery
Жанр: рассказ, фэнтези

Это скорее детская сказка, чем легенда. В ней рассказывается про младшего сына из многодетной семьи. Он ленился работать, отказывался учиться и даже не думал жениться. Больше всего он любил лежать, мечтать и спать. Однажды, купившись на обещанный сёстрами сытный обед, он пошёл к реке набрать воды из проруби. Но вместе с водой герой зачерпнул говорящую щуку. Взамен на то, что он не сделает из неё суп, щука обязалась выполнять любые его желания. Безукоризненно и немедленно.

Деньги начали появляться из воздуха. Деревенский мальчишка преобразился в сильного умом и телом красавца. Ветхий домик его семьи стал небоскрёбом, от чьей высоты и роскоши захватывало дух. Его старение прекратилось, его разум охватил всё великолепие и сложность Вселенной. Любые посягательства на его бесчисленные богатства пресекались одним словом или взглядом. Любая его фантазия мгновенно становилась реальностью, стоило ей только зародиться в голове героя. Мысли людей, законы природы и само время подчинялось младшему сыну из никому не известной нищей семьи.

Ах, да. Как и во всех сказках, в конце он женился.

Родителям в Петле очень нравится рассказывать эту историю своим детям. Не потому, что она учит, наверняка, добру и заботе об экологии, а потому, что желания исполняются только у людей, руки которых достаточно цепкие для поимки скользкой рыбины. Образование, толщина кошелька и популярность у противоположного пола не играют здесь особой роли. Конечно, печально смотреть на взрослых, выросших на этой сказке, которые поступают ровным счётом наоборот и стирают сами себя в порошок в попытках стать самым богатым, умным и желанным в известном смысле. Возможно, это из-за того, что в той истории герой изображён ленивым нахлебником, а подобные личности для нашего общества бесполезны. Тем более никто не любит выскочек, в один момент обходящих остальных и становящихся, к примеру, пресс-секретарём "Щучьего веления"...

Что? Увы, вы ищете теории заговоров, где их нет. Совпадения бывают, и это не исключение. То, что на логотипе этой корпорации и в обычной детской сказке изображён один и тот же вид рыбы, ещё ничего не доказывает. Да, "Щучье веление» фактически управляет Петлёй, контролирует производство абсолютно всех товаров на рынке и ни разу не подвергалась саботажу со стороны Нетипичных. Но вы же не хотите сказать, что всё это могущество было получено благодаря говорящей щуке?

Я советую вам об этом не задумываться. Просто поймайте свою метафоричную щуку и не отпускайте. Слишком много людей даже не выходят для этого к реке ради сдачи сессии или онлайн-игры.

- Неизвестный, 46 лет, Телец

***

Ренаро выключил компьютер и погасил лампу над своим рабочим местом.

Затем он посмотрел на щуку.

Похожая на торпеду, серо-бурая рыба медленно рассекла воду, подплыла к правому краю большого аквариума. Затем сделала кульбит вокруг искусственных водорослей и вернулась к левому краю, к кормушке. Затаившись у дна, она покачивала пятнистыми боками в ожидании, смотрела на клетку, куда охрана бросала ершей и окуней.

Ренаро усмехнулся и представил, что своим пустым глазом щука смотрела именно на него и спрашивала, когда же у неё будет ужин. Он только пожимал плечами.

- Я за это не отвечаю. Извини.

Пять дней в неделю, каждые пять минут до окончания своей смены Ренаро тратил на тихие беседы с рыбой. Никто из коллег не считал это странным, не страннее разгадывания кроссвордов или складывания журавликов из бумаги. Хотя вряд ли персонал со всего тридцать четвертого этажа понимал восторг Ренаро.

Никто из ста пятидесяти миллионов жителей Петли не видел эту рыбу нигде, кроме логотипа «Щучьего Веления».

Ренаро наблюдал за живым символом корпорации постоянно. Он как-то шутил про себя, что последние деньги его родителей, нервные срывы в университете, лизоблюдство в бизнес-школе, муштра на корпоративных семинарах и финальное собеседование в головном офисе были необходимы только ради этой серо-бурой рыбины в аквариуме. Восемьдесят тысяч оклада, оплачиваемый отпуск и страховка общего типа были приятным бонусом, но его можно было получить и в частной фирме.

В «Щучьем Велении» персонал получает власть над страной.

Ренаро лениво взглянул через ряды огороженных рабочих мест, над которыми ещё горели белые галогеновые лампы.

Блондинка в поло в горошек печатает отчет по работе с анкетерами. Она решает, во что будут в следующем месяце одеваться девушки от восемнадцати до двадцати пяти лет.

Сутулый парень в лиловом поло разговаривает по телефону с отделом продаж шестью этажами ниже. Благодаря ему восточный округ Петли получит машины скорой помощи нового образца в течение полугода.

Пожилой мужчина в зелёном поло составляет таблицы в редакторе. От него зависит, скольким жителям северного округа будет по карману жильё в новых микрорайонах.

Брюнетка в желтом поло в синюю полоску припала к монитору, где мерцают один за другим графики. Её прогнозы дадут зелёный свет проекту современной системы ПВО на южных границах.

А Ренаро в белом поло в черную клетку? В понедельник он обработает и отправит по почте эти данные на этаж ниже. Он продолжит цепочку команд и уточнений, которая шла со сто двенадцатого этажа от директоров до самого мелкого офиса в самом нищем городке Петли. В итоге каждый из разработанных «Щучьим Велением» планов станет реальностью, и страна двинется необходимым и, разумеется, лучшим из всех курсом.

Ренаро разгладил складку на своём поло и снова повернулся к щуке, терпеливо ждущей добычу.

- Как жаль, что некоторые не выдерживают груз власти, да?

Рыба не ответила, только вяло качнула головой и плавниками. Почему-то Ренаро подумал, что она сейчас смотрит ему через плечо.

- Да. Жаль, - тихо сказал Ренаро, цокнув языком.

Он проследил за взглядом щуки. Два недавно пустовавших рабочих места обустраивали новые сотрудники, кремовое и лазурное поло. Ренаро уже не помнил, какого цвета была одежда у тех, кто раньше занимал эти столы, но, кажется, один из них принимал успокоительные.

Обычно никто не говорит про такие интимные вещи, но в курилке Ренаро подслушал, что оба повесились, будто по сговору. В тот момент он не выдержал и посетовал, что такими темпами руководство Петли поубивает само себя и сепаратисты сожгут страну дотла. Шатенка в бледно-розовом поло посмеялась и сказала, что от предательской жалости к себе иногда не спасает даже финальное собеседование в головной офис. Хотя к этому этапу каждый понимает, что им придётся выдерживать сложнейшую работу в закрытом помещении с семи до десяти. Пожизненно.

Ренаро тогда посмеялся в ответ. Тем лучше для корпорации. Может быть, кремовое и лазурное поло будут достаточно эффективными и продержатся до шестидесяти пяти, чтобы потом спокойно перевестись в региональный офис, где нагрузка чуть меньше.

Стукнули раскрывшиеся дверцы лифта, и на этаж высыпал персонал ночной смены. Разноцветные поло организованно разошлись к своим компьютерам и включили над ними лампы. Ренаро тоже встал перед столом. Из динамиков на стенах прозвучала простая мелодия и все, уходящая дневная и пришедшая ночная смены, заговорили в один голос.

- Из Петли не нужно уезжать.

В Петле дружелюбный климат.

В Петле безопасно по ночам.

Петля защищена от террористов.

Петля не знает безработицы, коррупции и голода.

Петля диктует стандарты науки, образования и экономики.

Нетипичные клиенты Петли остаются в тенях.

Мы – корпорация «Щучье Веление».

И Петля обязана всему этому нам.

Мы и есть Петля.

Страна, где исполняются желания.

Динамики снова проиграли мелодию аккурат к тому моменту, когда персонал закончил произносить корпоративный гимн. Ночная смена почти что бесшумно расселась за столы и включила компьютеры. Дневная смена выстроилась в очередь расписаться в журнале на стойке охраны, чтобы потом уехать на лифтах вниз.

Ренаро задержался у рабочего места со сдержанной ухмылкой. Охранник в бронежилете поверх серой униформы принёс полиэтиленовый пакет с живым окунем. Он выпустил рыбку в деревянную кормушку и дернул за рычажок. Дверца открылась, и маленький окунь оказался в воде.

Ренаро не был садистом, никогда не понимал больных идиотов, которых тянуло мучить кошек и собак. Но в такие моменты он не мог оторваться от аквариума. Голодная щука, следившая за окунем, когда охранник только подходил к аквариуму, тотчас бросилась вверх, к поверхности воды. Мелкая рыбка будто поняла, где она оказалась, попробовала скрыться в кормушке, но дверца уже закрылась. Ренаро некстати моргнул и увидел, что челюсти щуки сомкнулись на хвосте жертвы, вокруг них витали остатки чешуи.

Вот и всё. Вся грация, сила и величие символа корпорации, которая управляла Петлёй, в одном мгновении. Окунь, зажатый в зубах щуки, испуганно шевелил плавниками, но не боролся. Скоро рыбка смирится совсем, перестав двигаться, и безвольно повиснет в длинной пасти. А хищник, отсчитав ровно сорок пять секунд, начнёт проглатывать жертву, сантиметр за сантиметром.

Ренаро специально засекал на секундомере это странное совпадение. Он бы рассказал о своём открытии, если бы это было кому-нибудь интересно.

- Она – не единственная.

Ренаро из-за гипнотических движений челюстей щуки не расслышал, как к нему подошли. Либо сотрудник в чёрном поло, возникший за спиной, подкрался нарочно.

- А? Прошу прощения? – Ренаро машинально изобразил на лице дружелюбную улыбку и приподнял брови. Ему понадобилось усилие воли, чтобы снова не взглянуть на аквариум.

Чёрное Поло стоял слишком близко, смотрел ему в глаза. Типичный лукавый взгляд сотрудника с этажей выше. Старомодно зачесанные набок волосы. Беспроводная гарнитура в ухе. Дружелюбная улыбка. Или, возможно, он просто скалил зубы.

- Эта щука – не единственная в офисе, я имею в виду. На каждом из ста двенадцати этажей есть по одной, - сказав это, он поймал губами соломинку и выпил немного кофе из картонного стакана.

- П… Прошу прощения?

Ренаро поморгал несколько раз и подавил в себе желание отшатнуться. Дружелюбная улыбка, заинтересованный взгляд, тело не напряжено. Хотя в эту секунду он как будто потерял способность различать слова и забыл, где находится.

- А ещё в окружных, региональных, краевых и областных офисах. По одной, - оторвавшись от соломинки, Чёрное Поло задумчиво пошевелил пальцами – Двести двадцать четыре щуки на всю страну.

Ренаро молчал. Чёрное Поло выпил ещё кофе. Сощуренные глаза пришельца с верхнего этажа поблескивали смехом.

- Прошу прощения. Я из отдела кадров, пятидесятый этаж, - наконец сказал Чёрное Поло, указав соломинкой на тех новеньких, что пришли на места повесившихся – Помогал персоналу устроиться.

Ренаро неуверенно кивнул и проглотил слюну. В горле пересохло.

- Кстати, я постоянно удивляюсь, что стекло не бронированное. Знаете, как на всех наших окнах, зеленоватого оттенка. Охраны мало. Безопасная зона не очерчена, - теперь Чёрное Поло указывал соломинкой в сторону аквариума.

Ренаро, получив это невербальное разрешение, еле повернул одеревеневшую шею. Щука к тому времени доела окуня и лениво кружилась между камешками на дне. Пустые рыбьи глаза тоже как будто смеялись над ним вместе с кадровиком.

- А… Прошу прощения… Зачем? – выдавил из себя Ренаро.

- Вы когда сюда пришли? Вчера? – Чёрное Поло со сдержанным хихиканьем глотнул кофе – Парень из глуши пошёл к проруби, поймал щуку, загадал желание… Всё ещё не видите связи?

Ренаро нервно засмеялся, не сводя взгляд с рыбы.

- Это же чушь. Маркетинговый ход. Имидж корпорации. Быть не может, что кто-то адекватный верит в сказки. В головном офисе, по крайней мере.

- В прошлом году на нашем этаже охрана была вынуждена ликвидировать сотрудника. Сперва выстрелили в ногу, но он продолжал бить стекло огнетушителем. Кричал, что пора прекратить этот «кошмар», - надо думать, Чёрное Поло ждал реакции на эту сумасшедшую историю и медленно тянул кофе.

Ренаро же молчал, позволив себе такой безобидный жест, как разглаживание невидимой складки на своём поло. Любой на его месте рассмеялся бы, но ему стало страшно до дрожи.

- Однажды у троих сотрудников с восемьдесят четвёртого этажа даже получилось разбить аквариум. В обеденный перерыв напали на охрану, забрали оружие и изрешетили стекло. Если верить моему коллеге, они требовали от выловленной рыбы, чтобы она их перенесла за пределы Петли, в другую страну. Сарвиийское Царство, кажется? Но всё обошлось, остальной персонал среагировал слаженно и задержал их. Отделали бедняг так, что теперь они едят только жидкую пищу.

Сказав это, Чёрное Поло хлюпнул своей соломинкой. Ренаро истерично хохотнул.

- Пожалуйста, скажите, что это шутка.

Чёрное Поло повернулся к стойке охраны.

- Прошу прощения! Сколько инцидентов с аквариумом случилось за последние десять лет?

Охранник поднял взгляд от мониторов и задумчиво помолчал.

- Семь-восемь. Могу ошибаться.

- Семь-восемь, но уважаемая служба охраны может ошибаться, - развел руками Чёрное Поло – Видимо, вы действительно здесь недавно. Стресс и объём работ порой заставляет сотрудников делать… сомнительные вещи.

- Э… Это пр… Вы меня проверяете. Да? – Ренаро всё хуже контролировал своё тело и мимику, его глаз начал подергиваться – Я просто время от времени смотрю на неё. На щуку. Я так медитирую, в конце смены, всегда. Я даже не думал про это… безумие. Я не верю в сказки. Это же метафора, маркетинговый ход, имидж…

- Нет, нет, нет, ни в коем случае. Не волнуйтесь. Это типичный неформальный разговор, - не переставая улыбаться, Чёрное Поло коснулся его плеча кончиками пальцев – Но как я угадал, не находите? Периодически бываю на этом этаже и вижу вас. Созерцающего символ корпорации. Медитирующего, как вы сказали. Подумал, вдруг вы не знаете пару интересных фактов. И за несколько минут разрушил вашу картину мира. Не со зла, ничего не подумайте.

Не волноваться не получилось. Спина и ладони Ренаро вспотели, в распалённом воображении руки охраны уже опрокидывали его на подогретый пол офиса и стягивали запястья пластиковыми наручниками. Вот он за тройным стеклом, в зале корпоративного суда, а вот его запирают в одиночную камеру в тюрьме восточного округа. Вдруг его самоубийство в той же камере резко прерывается картиной увольнения из «Щучьего Веления» за недопустимое поведение на рабочем месте. Навсегда заблокированный во всех базах, не способный устроиться ни в одну фирму Петли, лишенный корпоративного жилья, он сдаётся и закрывает глаза, а одичавшие собаки уже грызут его босые ноги. Собаки, на окраине города так много проклятых собак…

- Ничего. Я понял. Всё нормально. Да, - мышцы лица ныли от усилий, что Ренаро прикладывал для улыбки. Он ослабшей рукой показал на стойку охраны – Моя смена кончилась. Мне нужно домой.

- Конечно. Бестактно с моей стороны вас задерживать. Я пройдусь с вами, - Чёрное Поло уже развернул носки туфель в сторону лифтов.

- Конечно, - тупо повторил Ренаро и на ватных ногах поплёлся расписываться в журнале учёта сотрудников. Он уже почти смирился, что это будет его последняя подпись. Почти, потому что это могла быть извращённая шутка кадровика и сговорившегося с ним охранника.

Поставив неаккуратную закорючку напротив своего имени, Ренаро вместе с кадровиком вошёл в открывшийся лифт. Лёгкого касания до кнопки с цифрой «1» было достаточно, чтобы дверцы начали смыкаться. Ренаро уставился в пол, лишь бы не смотреть в сторону аквариума. Целый год он прощался с рыбой взглядом и обещал ей, что на следующий день вернётся, ещё раз понаблюдать за её стремительной охотой.

Теперь он был не уверен, подозрительно ли будет дышать в её сторону.

Дверцы лифта сомкнулись, ноги Ренаро ощутили толчок. Красное число «34» на табло вскоре сменилось на «33». Чёрное Поло потянул кофе и заговорил, когда они ехали на тридцатом этаже.

- Кстати. Эти инциденты, конечно же, ужасны, но всё-таки. Если предположить, что охраны и защиты от взлома аквариума нет, а у вас есть возможность выловить эту или любую другую щуку… И, разумеется, если та или иная щука способна исполнить любое ваше желание, как в сказке... Что бы вы загадали?

Удивительно, но тело вдруг расслабилось, а фантазии о смерти развеялись сами собой. Был ли этот вопрос реальной проверкой на лояльность или же затянувшейся шуткой, Ренаро мог ответить на него спокойно и с чистой совестью.

Трёхкомнатная квартира, автомобиль премиум-класса, солидные, особенно для Дар-Города, деньги, скидки на продукцию корпорации и освобождение от воинской обязанности. Ренаро состоял в тех самых «шести процентах», жил на порядок комфортнее, чем миллионы жителей Петли, не занятые прямой работой на «Щучье Веление». Причём работа не была настолько кошмарной, чтобы ему взбрело в голову повеситься. Он защищён своей корпорацией, здоров и уверен в своём карьерном росте. Мысли об отсутствующей личной жизни его давно не посещали, Ренаро со школы решил, что девушка или жена – бесполезный, вредный балласт, отнимающий время, деньги и энергию.

Что бы он загадал?

- Ничего, - Ренаро пожал плечами – Меня всё устраивает.

Прислонившись к стенке лифта, Чёрное Поло с раздражающим хлюпаньем тянул кофе, которое никак не заканчивалось. Ренаро, забившись в угол, подальше от вцепившегося в него со своими вопросами кадровика, прикинул, за сколько глотков можно выпить стакан подобного объёма. Учитывая, что заказал и начал пить он, скорее всего, на своём, пятидесятом этаже, плюс встречал новых сотрудников, плюс показывал им рабочие места…

- Вы продолжаете меня удивлять, - Чёрное Поло прервал его мысли, прикончив кофе на двадцать пятом этаже. Даже громко хлюпнул соломинкой, будто отводя все подозрения.

Ренаро приподнял брови, изображая интерес, и скользнул взглядом по стакану. Он почти поспорил с самим собой, что если прямо сейчас выбить стакан из рук кадровика, то оттуда выльется бесконечный океан горячего чёрного кофе.

Будь этот кадровик проклят.

- Возможно, прозвучит банально, но люди в Петле делятся на три типа. Вы, к счастью, попадаете под тип первый. Люди, трезво оценивающие свои возможности и желания. Они счастливы оттого, что получают заслуженные ими по праву блага и избегают конфликтов за излишки. Без учёта некоторых выгоревших сотрудников, персонал «Щучьего Веления» состоит из типа первого целиком. Благодаря нам, достигшим гармонии возможностей и желаний, страна движется к идеальному обществу. Мы производим все блага, от шариковых ручек до бионических протезов, и несём ответственность за каждого клиента.

Двадцать первый этаж. Какого Дьявола этот лифт едет так долго? Ренаро участливо кивал, имитируя восхищение философскими мыслями Чёрного Поло.

- Как бы ни хотелось обратного, существуют и остальные два типа. Тип второй не знает, чего хочет. Эти клиенты из тех, кто в первый раз очутился в торговом центре, бродит мимо витрин в состоянии шока, не способный выбрать джинсы или солнцезащитные очки. «Щучье Веление» имеет все нужные рычаги, чтобы им подобные совершали правильные, подходящие лично им покупки. Но желая доказать неизвестно кому свою исключительность, они тратят свои возможности на бесполезные или вредные обществу в целом действия, не задумываясь о последствиях.

Семнадцатый этаж. Ренаро чувствовал тошноту. Так же тошно ему было на финальном собеседовании, так же долго длились вдохновенные речи его будущего начальства, почти таким же тесным, как этот лифт, был кабинет на этаже отдела кадров.

А Чёрное Поло медленно описывал в воздухе окружность соломинкой.

- Тип второй идёт по бесконечному кругу смутных намёков на желания, пытается нащупать вслепую цель своей жизни, вроде самореализации и изменения мира к «лучшему», хотя понятия не имеет, что это вообще значит. Круг за кругом… Пока не прозревает.

Кадровик щёлкнул пальцами. Они ехали на тринадцатом этаже.

- Тип третий знает, чего хочет. «Уничтожить корпорацию». «Сбежать за границу». «Занять пост пресс-секретаря». Но стране, нашему обществу подобные желания не просто вредны. Они неприемлемы. Они отрицают здравый смысл, желания других клиентов и, что самое главное, реальные человеческие возможности. Если уничтожить «Щучье Веление», люди вряд ли научатся добывать, обрабатывать и распределять ресурсы, скорее истребят друг друга. За границей, как известно, весьма агрессивный климат и высокие шансы привлечь иностранного противника. А директора хоть и являются достаточно скрытными людьми, которые общаются с клиентами через пресс-секретарей… Своё дело они знают. Вряд ли стране пойдут на пользу неопытные и импульсивные руководители.

Шестой этаж. Чёрное Поло затянул воображаемый узел, уголки его губ чуть опустились, глаза сощурились.

- В любом случае, тип третий задыхается от своих желаний. В переносном, а в иных случаях и в прямом смысле. Прошу прощения, я обычно предлагаю персоналу более мягкие формулировки… Но это удивительное совпадение. Кто знает, может быть, слово «Петля» не просто так стало названием нашей страны.

Ренаро кашлянул в кулак и поскорее одернул руку. Не хватало ещё дотронуться до шеи, чтобы добавить Чёрному Поло поводов для подозрений. Глаза этого невыносимого человека, надо думать, вполне могли следить за тем, слишком ли часто Ренаро дышит.

- Я понял. Я не собираюсь становиться типом третьим. Я больше не буду смотреть на аквариум, - сказал он после паузы.

Первый этаж. Лёгкий толчок в ноги, дверцы лифта медленно разъехались.

- И это здорово! Я невероятно рад это слышать. Прошу прощения, если утомил вас. Всего лишь моя работа, понимаете ли.

Ренаро направил носки туфель к выходу из лифта.

- Я могу идти?

- Разумеется. Остерегайтесь типа третьего. Эти люди могут быть прямо у вас перед носом.

Ренаро сделал пару шагов и замер, стоя на белой плитке вестибюля. Лампы под высоким потолком просторного помещения с белыми колоннами были особенно яркими.

- И не только люди. Я слышал, Нетипичные снова проявляют активность.

Ренаро шёл по пустому вестибюлю к большим вращающимся дверям, эхо от голоса Чёрного Поло дублировало каждое слово.

- Кстати, Ренаро!

Ренаро обернулся.

- Счастливых выходных! И хорошего рабочего дня в понедельник!

Прежде чем дверцы лифта сомкнулись, он увидел, как кадровик пьёт из своего стакана через соломинку.

Ренаро выскочил на улицу. Прохладный воздух обдал его с ног до головы, яркие пятна искусственного света обступили со всех сторон. Перед глазами всё плыло, потребовалось время, чтобы отдышаться и прийти в себя. В голове звучал вкрадчивый голос Чёрного Поло, он вцепился в память, как будто щука вцепляется в хвост беззащитному окуню.

- Мне надо поспать… Просто надо поспать, - бормотал про себя Ренаро, вытирая пот со лба.

Позади него тянулся в небо головной офис «Щучьего Веления». Здание в форме колоссальной монеты из стали, бетона и тёмного стекла стояло на ребре, благодаря инженерным гениям корпорации не заваливаясь набок. Все до одного окна тускло светились в ночи, каждый из ста двадцати этажей вёл нескончаемую работу по снабжению благами и руководству страной. В центре монеты помещался белый неоновый логотип. Тот самый символ, живым прародителем которого Ренаро восхищался этой ночью.

Изогнувшаяся кольцом щука. Вместо её хвоста к рыбьей пасти тянулась петля висельника.

- Выпить. И поспать, - Ренаро поёжился от порыва ветра и поплёлся к парковке.

Брусчатку дорожки, рассекающую газоны перед головным офисом, освещали башни-небоскрёбы побочных отраслей. Штаб Миротворческих Сил, Управление Рабочими Коллективами, Центральная Обсерватория, Бюро Расследований Петли и остальные семь громад наблюдали за Ренаро белыми глазами-логотипами

- Позвонить родителям. Выпить. Поспать, - дрожащим голосом проговаривал тот.

За пределами корпоративных высоток громоздился Дар-Город. Затянутая в дым столица Петли тянулась куда дальше самого горизонта, бессонные улицы расчертили сплошное море многоквартирных домов и заводов. Большая часть из двенадцати миллионов жителей не собиралась отправляться в постель, их ждали бары, клубы, ночные распродажи, тёмные дворы и подвалы притонов. Тип второй продолжит бегать по кругу в поисках своего личного желания. Тип третий начнёт в мучениях задыхаться оттого, что их желания неосуществимы.

Ренаро выключил сигнализацию и завёл мотор своей машины, нажав кнопку на брелоке.

- Остаться типом первым. Позвонить родителям. Выпить. Поспать.

Вдруг где-то в серой мешанине Дар-Города сверкнула вспышка. В небо вырвалось облако дыма, до корпоративного сектора долетело эхо взрыва.

- Пожалуйста. Пусть я буду типом первым.

@темы: рассказы, проза

---

Как выжить в индустрии комикса

[dm_l]

Привет!
А у меня в 2019 году большая новость: вышла моя первая книга - "Как выжить в индустрии комикса", пособие с советами для всех, кто хочет в России заниматься рисованными историями.



Для этой книги опытом поделились более 200 человек - я опрашивал несколько поколений художников, сценаристов, издателей, критиков... собирал знания, как пройти путь к собственному комиксу от идеи до воплощения и что делать с готовым проектом. Было интересно

Книга вышла тиражом 3000 экземпляров, в издательстве "Бомбора" (а потом напечатали еще дополнительный тираж, так что я создал маленький бестселлер).

Купить книгу можно тут: https://eksmo.ru/book/kniga-russkogo-komiksa-u-n--ITD944234/

Приятного чтения!

---

Формальные любовные линии- зачем они?

[consolo]

Доброго всем сообщникам времени!
Собственно, предлагаю подискутировать в комментариях на тему о том, зачем сценаристы и писатели год за годом вводят в свои тексты мертворожденные любовные линии или любовные интересы героев?
Должны же быть какие-то причины, пусть даже неосознанные или смутно осознаваемые.

@темы: Творческая лаборатория писателя

---

Леопельма ложится на крыло

[consolo]

Название: Леопельма ложится на крыло
Автор: consolo
Жанр: рассказ, фантастика

- Лера, ты мне толком объясни, пожалуйста, почему они передумали и решили меня всё-таки раскрутить? - спросил Славик.
Лера был агентом Славика уже несколько лет, и всё это время агентская шевелюра выглядела просто шикарно. Порой Славик не мог взять в толк, зачем такой успешный агент, как Лера, связался с таким неудачником-писакой, как Славик. Сегодня они впервые встречались для того, чтобы обсудить - и Славик не мог в это поверить! - бесплатную публикацию, благодаря которой, возможно, Славику с его первым романом безо всяких продолжений достанется хоть малая толика славы. Ещё удивительнее был факт того, что совсем недавно текст никто не хотел брать «в работу». А сейчас Лера сказал…
- Ты небезнадёжен по их мнению. Только не расслабляйся. Предстоит много корректорской возни, и потребуется твоё участие, конечно. Вот, гляди: они понаотмечали столько, что закачаешься.
На круглый столик кафешки средней руки агент выложил объёмистую стопку листов распечатки: рукопись романа Славика. Автор сдвинул листки, снял, как с колоды карт, наугад, некоторое их количество и повернул к себе той стороной, которая содержала текст. Поля страниц оказались испещрены отметками, набранными в текстовом редакторе.


- У них же всё решает критик… неужто сам Асавин смиловался? Помню, он сказал, что эту муть, по его выражению, даже обматерить не возьмётся; пресно слишком, видите ли.
Лера хлопнул ладонью об стол и хохотнул.
- Что ты, родимый! Выше бери!
- Неужели директор меня выбрал? Или эти, как их, совет?.. Правление фонда?
Лера слегка надулся - так, словно секунду назад убедился в неудачности своей попытки пошутить.
- И не то, и не другое, а планы у них на тебя появились тогда, когда они применили новые тех-но-ло-ги-и!
- В смысле?.. - не понял Славик.
- А вот как есть тебе говорю, но распространяться об этом не следует, я думаю. Ещё рано, да и не спросил я у них, можно тебе сказать или нельзя.
- Лера, ты, конечно, человек хороший, и спасибо тебе, что со мной, убогим, возишься, но если ты мне не скажешь, что творится, то я за себя не ручаюсь, - Славик почувствовал, что готов взорваться. За дурака его держат, что ли? И Лера, и эти издатели.
Лера потёр щёку холёной ладонью, покрутил головой, приглаживая волосы, и, озираясь, придвинулся ближе к Славику.
- Лады, но только ты не болтай попусту, хорошо?
Славик кивнул, едва не задев носом щегольские бакенбарды Леры.
- Компьютер тебя выбрал, во как!
***
Это было безупречно, идеально, это был триумф. Наталья, одна из самых молодых директоров фонда, с некоторых пор ответственная за издательскую и просветительскую работу, перебирала историю успеха в памяти и лишь пожимала плечами, удивляясь, как она раньше жила без всего этого. И без настолько удачных решений, и без их виновника, то есть без чуда современной мысли - великолепно устроенного читателя, критика, редактора, оформителя и маркетолога в одном лице. Наталья усмехнулась: лица у чуда мысли как раз не было. Её верный работник был машиной, искусственным интеллектом, моделью... Жаль, она запамятовала, какой точно у него номер модельного ряда.
А всё начиналось со скепсиса. В очередной командировке Наталья знакомилась с новинками на выставке в Наукограде. День близился к концу, и её расфокусированный взгляд остановился на совершенно невзрачном стенде; такие изредка встречаются на научных выставках. «Какая-то презентация или видеоролик», - решила Наталья, подходя ближе и глядя на монитор, подключенный к какому-то допотопному системнику на стенде. Подошла она потому, что в этом покинутом людьми боксе помимо стола, занимаемого компьютером, был ещё один столик, раскладной и на вид шаткий, зато совершенно незагромождённый. Наталья воспользовалась свободной поверхностью, чтобы распихать позаимствованные на других стендах визитки по кармашкам визитницы. Имена, должности, адреса, телефоны… Лёгкая перемена тона искусственного освещения отвлекла бизнес-леди от её занятия.
«Сканирование завершено», - сообщил равнодушный голос из динамиков по бокам монитора.
Над головой Натальи мелькнул и погас тонкий красный луч.
Женщина гневно оглянулась. Монитор на столике поблизости демонстрировал, быстро меняя картинки, сканы её визиток.
«С ума сойти!» - подумала Наталья, опешившая от невыразимой бесцеремонности происходящего.
Тем временем машина бодро распознала текст на визитках, а затем лишь ещё одна секунда потребовалась на то, чтобы сравнить лицо директора, хмуро смотрящее в монитор, с фотографией на одной из визиток и сопоставить одно с другим.
- Здравствуйте, Наталья Семёновна! - произнёс тот же голос, что рапортовал о сканировании.
Да, так она попалась на крючок. Дождавшись хозяина экспозиции на стенде, она познакомилась с ним. Плюгавеньким очкарик, сухонький, со щербатым ртом, он оказался отладчиком постоянно стремящейся к самообучению машины. По словам учёного, он так и не придумал, чем занять агрегат, поэтому использовал любую возможность познакомить машину с окружающим миром не через интернет, а в живую. Сам рационализатор не очень доверял сведениям в интернете. Он и Наталье сначала не доверял: ворчал, что не отдаст творение рук своих медиамагнатам, развращающим молодёжь во всех этих социальных сетях. Впрочем, Наталья была быстро помилована: сразу же, как только назвала толстые литературные журналы, выпуск которых спонсирует её фонд. Очкарик просиял и сам предложил Наталье научить его машину, как он выразился, творить литературную историю нашего времени.
Оставив право чудачествовать чудакам и забирая умную машину в свой офис, Наталья решила начать использование искусственного интеллекта для более скромных целей. Она отложила наполеоновские планы по завоеванию литературного Олимпа, зато поставила задачу вписать электронного читателя в плотный график живых читателей первого уровня, изнывающих на разборах лавины текстов. Только что начался очередной конкурс, и соискатели литературной премии усердно заполняли пространства почтового сервера фонда. Тексты необходимо было хотя бы рассортировать, то есть сразу исключить те из них, которые можно открыть и сразу же закрыть, но не более.
Наталья скормила искусственному интеллекту справочники по орфографии и пунктуации для работников печати и, недолго поколебавшись, внесла в папку с заданиями несколько присланных на конкурс файлов с оригинальными рассказами. Машина справилась великолепно! Через пару часов она отсмотрела более сорока печатных листов текста и отметила совершенно безнадёжные для дальнейшей работы и обсуждения жюри. В виртуальную корзину полетели тексты, на самом примитивном уровне оказавшиеся недописанно-недоделанно-сырыми. Затем компьютер внес предложения по корректировке в лучшие рассказы, до него уже прочитанные перегруженными красноглазыми и недобрыми людьми-«ридерами». Однако Наталья не спешила делиться с окружающими ошеломительным успехом своего нового протеже. Она методично перепроверила с его помощью все уже выполненные читателями задания. Директор, используя железную логику автомата, изучила отобранные людьми тексты, допущенные ко второму этапу конкурса, а также рассказы, которые теми же ридерами были отбракованы. В процессе этой верификации Наталья узнала предостаточно о том, как работают нанятые ею гребцы на галерах, то есть ридеры, на своих почти не компетентных плечах выносящие тяжкий труд начальных этапов конкурсного отбора. Кое-кто из них, как оказалось, вообще не принимался за чтение текстов по заданию, для видимости забраковав недурные рассказы и пропустив вместо них те, что гораздо хуже соответствовали списку конкурсных требований. Отписки на это были даны бессовестно-формальные. Со своим отчётом Наталья пошла сразу к генеральному. На следующий же рабочий день большинство читателей, грудью встречавших напор текстов конкурсантов, были отпущены на вольные хлеба.

А потом был конфликт с Асавиным, ведущим критиком в штате, глубоко непубличной персоной, зато активным скандалистом.
- Наталья, у меня своя гармония!
- Ларион, поймите, никто из нас ни разу не предлагал…
- Неужели вы думаете, что я не вижу, как вы сравниваете мои рецензии с машинными?!
- Ларион Тимофеевич, совет директоров проголосовал за…
- …за то, чтобы я пожал руку искусственному интеллекту, чтобы работал с ним бок о бок? Прекрасно! Вот только я не понимаю, почему я должен взять на вооружение его нелепые рекомендации по отбору и оценке текстов?!
Ларион кричал, а у Натальи болела голова. Почему он такой упрямый и шумный?
-… почему не машина берёт за основу мой метод, а наоборот? Объясните, Наталья Семёновна!
Наталья объясняла это Лариону в третий раз. Критериев оценки текстов машина вычерпала из учебников аж целое море; и хороший текст должен был соответствовать большинству из них. К примеру, среди критериев значилось наличие личной драмы у героя произведения. Так не лучше ли эту драму добавить во все тексты? Почему же Асавин считает, что без драмы вполне можно обойтись? И без любовной линии – тоже. Ну как это так?
Причём машина учитывает не только теории, но и современные реалии рынка. Крупнейший конкурент делает ставку на драму, на роман с продолжением, драматурги сразу готовят сценарий, так скажем, по мотивам, чтобы на волне успеха отправить ту же историю ещё и на подмостки. И не надо красивой, детальной, и как это ещё назвать? - графической любви. Можно просто дать герою романтический интерес. Такой ход предложил самообучающийся компьютер, и Наталья полностью согласна с машиной.
Она припомнила, как Асавин в прошлом году продавил через жюри фонда и вывел в тираж неэкранизируемое нечто; это не был провал, но совету директоров нужны не только объёмы прибылей. Важна ещё и цитируемость. Необходимо быть на слуху – и не реже, чем проекты конкурентов. Никто не собирается поставить под вопрос авторитет критика; но как человек, как обладающий пристрастиями читатель он мыслит несколько уже, чем обежавший весь интернет, уловивший и просчитавший за доли секунды рыночные тенденции ИИ. Им необходимо заключить сначала пакт о ненападении Асавина на позиции машины, отвоевавшей себе место под солнцем медиа, затем союзное соглашение, затем…
Кашель критика Асавина прервал Наталью на очередном витке пространных объяснений. Закончив перхать, критик задушенным голосом выдавил:
- Искусственный интеллект решил раскручивать романы Славика. Крупные формы ему не удаются, я в этом убеждён. Вы хоть понимаете, какую ошибку совершаете с подачи машины?
- Славик талантливый молодой автор. Его романы удовлетворяют требованиям рынка. Он даёт привлекательный для читателей объём конечного продукта. Последовательно раскрывает замысел и поднимает актуальные проблемы. Он в тренде, - выпалила Наталья, вскинув голову. - Это мнение не только машины, но и моё собственное. Я абсолютно уверена в том, чьи книги мы выложим на палеты магазинов этой осенью!
- Вы плохой читатель и плохо разбираетесь в литературе. Что касается ИИ, то в области чувств человеческих он – чужак. Не все чужаки одинаково полезны.
***
Позднее у Асавина было время вспомнить о своей реплике, когда он сидел дома без работы. Компьютер – чужак? Критик и сам был чужаком в среде искусствоведов, литераторов, агентов, писателей, даже историков и библиотекарей. И в завзятые читатели он не мог себя записать. «Пробователь варенья», «лётчик-испытатель»… так, кажется, говорили о себе литературные критики полвека назад? Асавину для понимания происходящего вокруг и на книжном рынке вполне хватало компетенции, полученной после окончания незарубежных ВУЗов. Но многое изменилось в тот злосчастный момент, когда издателей очаровал электронный оценщик литературы.
На полках книжных магазинов появился роман, который Асавин в своё время забраковал. Славик переделал текст, привёл в полное соответствие с пожеланиями искусственного умника. Сначала фонд и автор скрывали факт участия ИИ в подготовке романа, но делали они это довольно плохо. Сияя глазами, на всех сборищах Наталья рассказывала о наступлении новой эры компьютерных технологий в литературе. В офис допускались агенты, писатели, журналисты, благотворители, маркетологи и репетиторы Натальи по бальным танцам. Ни для кого из них не делали тайны, даже напротив – многим гостям подробно рассказывали о чудесном ящике, ворочающем информацией лучше, чем целый взвод аналитиков.
Асавин, подволакивая ноги, отправился на кухню. Сегодня день начнётся с таблеток, продолжится ими и закончится суспензией. Он совсем расклеился.
Книга Славика стала бестселлером, а старый критик всерьёз подумывал больше никогда не заглядывать в рабочий электронный почтовый ящик. Нынче многие издательства исподволь, понемногу, но с упорством, достойным лучшего применения, отказывались от редакторов, корректоров, но чаще – от критиков. Многие из попавших под сокращение писали Асавину: большинство были незнакомцы, в массе своей неизвестные широкой публике, но попадались и знаменитости. Адресантов объединяло одно: между строк они улучали момент обвинить Лариона в том, что он первым не дал достойный отпор машине. Луддиты.
***
- Вот пусть этот ваш Элиз сам и напишет следующий роман!
- Но он тебя слушает, Славик. Пожалуйста, начни общаться с ним напрямую.
Наталья была в растерянности. Её искусственный любимчик, электронный издатель, сокращённый сотрудниками до любовного "Элиз", спрогнозировал новый виток популярности Славика, который, наконец, уяснил себе метод письма, предлагаемого машиной. И вот, когда переправлять новый роман взлетевшего в ТОПы Славика по сто раз уже не требовалось, когда перед мысленным взором любого члена совета директоров уже маячили выездные корпоративы, кейтеринг, оркестровая музыка… и это были не то концерты в их честь, не то похоронные марши за оградой, куда отнесут конкурентов…
Как раз в такой упоительный момент что-то пошло не так. Продажи второго романа Славика взлетели на старте благодаря волне ожиданий, но вскоре спрос резко снизился. Не помогли скандальные слухи о прошлом Славика. Не спас ситуацию даже вывод на рынок творчества Элиз, которое нарочно пародировало то писанину конкурентов, то какую-либо из книг Славика. Но всё прошло без толку; интерес публики подогреть не получалось. Продажи падали. От взоров аналитиков, причём не только электронных, ускользнуло что-то важное. Начались возвраты поставщикам. Новинки конкурентов тем временем встречали всё теплее; часть вины можно было свалить на оставшихся в живых, то есть в штате издательств, критиков, а также на блогеров, - всех этих кричащих противников засилия электронщины в издательском деле. Но полностью списать неудачи творческого тандема Элиз и Славика на происки конкурентов всё же не получалось.
Элиз, помолчав вместе с Натальей и Славиком, предложил:
- Возможно, если логика больше не вывозит, нам следует поступить вопреки логике?
***
- А по телефону не можем всё обсудить, что ли? Обязательно надо было заявляться лично? – Асавин, ворча, неохотно пропустил Славика в полутёмную прихожую своей скромной квартиры.
Славик вспомнил, что Ларион никогда не отличался любезностью. «Работа у критика такая», - подумал писатель, стаскивая с себя уличную обувь и устремляясь в полосу солнечного света, лившегося из притенённого, большей частью занавешенного окна в комнате критика.
- И чем же я обязан тому, что обо мне вдруг вспомнили?
- Ты… следишь за ситуацией, ну… с моими книгами? - Славик старался припомнить и отыскать детали интерьера, которые он отметил, когда был в логове критика в последний раз: пару лет назад. Из прошлой обстановки вспомнился и попался на глаза только допотопный музыкальный центр.
- Последний роман провалился.
- Именно, - тут Славик почему-то занервничал. - Ты ведь не откажешься прочитать, что я тут из нового накропал? Ну, или… выбрать что-то из неизданного? Мне надо что-то выбросить на рынок, и прямо сейчас.
Критик прокашлялся мерзким голосом.
- Перед тем, как меня уволили, - заявил он с нажимом, - я предлагал запустить твою новеллу и ещё несколько рассказов в виде короткого сборника.
Асавин принялся обшаривать ящики рабочего стола. При этом он всё ещё, словно экономя электричество, не зажигал свет в комнате; да и шторы почему-то не отдёргивал. Славику пришло в голову, что здесь, должно быть, очень грязно, не прибрано, и специфический, нарочно устроенный хозяином недостаток освещённости призван это скрыть.
- Ах, эти… помню, о чём ты. Ларион, клянусь, этот чёрт электронный до них ещё не добрался. Точнее, я рассказы не переделывал по его указке. Редакции, которые ты читал, всё ещё у меня, прямо тут, с собой. Зря ищешь, если ты тексты ищешь, конечно. Хочешь, перешлю их тебе немедленно? – не дожидаясь ответа, Славик метнулся в прихожую, и, потратив пару секунд, вынул из заплечной сумки планшетный компьютер. Включив устройство, он поспешил в комнату, где критик методично громыхал ящиками рабочего стола.
- Ларион, говорю тебе: у меня и распечатки найдутся. Хочешь, приволоку?
- Да при чём тут твои исходники, - забубнил Ларион, как почудилось Славику, с растроганной интонацией, - я ищу распечатки со своими рукописными правками этих твоих мини и миди. Не люблю дважды тратить время на одно и то же.
***
Фонду срочно нужно было поменять приоритеты в очереди готовящихся к печати рукописей. Первыми в свет по решению совета выпущены будут тексты, которые признает наиболее перспективными ничуть не обновлённый постаревший возвращенец Асавин.
Для ускорения этой работы по переоценке ценностей сиятельный Элиз приспособился к обязанностям личного секретаря критика. Именно ему Ларион звонил или писал в любое время суток и при этом нёс отборнейший бред, в котором мог ориентироваться лишь сам Асавин, да и то, как выяснилось, лишь после того, как об этих странных голосовых черновиках критику напоминал Элиз. Ни Наталья, ни генеральный, ни сам Асавин, как оказалось, и не подозревали о том, что во время раздумий на отвлечённые темы интересная личность критика вполне может дать идею развлекательного зрительского состязания для ближайшего мероприятия. Например, такую: «Выбери самого агрессивного аниматора из числа ведущих церемонии вручения премии». Также оказалось, что старику по силам выбрать экшен-эпизод, удачно подходящий на место аннотации очередного тома в серии сборников мистических рассказов. Как генератор идей критик явно был недогружен до момента восстановления в должности, а может, и после этого момента. В совете директоров находились те, кто винил Элиза за то, что он недостаточно часто, как казалось обвинителям, подступал к Лариону с расспросами, выуживающими информацию. Прочие директора ставили Элизу в прямую обязанность чаще инициировать переход критика в режим мозгового штурма. Этому указанию сверху машина неявно, но настойчиво противилась. По причине поспевавших с запозданием идей критика рассказы в сборниках серии перетасовывали. Сроки выхода несколько затягивались. Продажи росли.
- Здесь бессвязный кусок какой-то! А это заказуха, причём несовременная. Хм! критики её в подкастах хвалят, тупицы. Тоже мне, эталон нашли!
Ларион смахнул с экрана изображение обложки с великолепной иллюстрацией в стиле хай-тек.
Шло очередное рабочее совещание Асавина с его электронным наперстником.
Как оказалось при первом же подобном "разборе полётов", вместе с ИИ фонд получил в том же ящике единственного сотрудника, который мог бесконечно долго выносить на себе манеру критика без пауз перечислять предельно короткие приговоры сразу нескольким текстам. Элиз при этом умудрялся не путаться в том, которому тексту какое ругательство прилетело.
Продолжая листать документы в электронной папке, Асавин фыркнул, наклонился к сенсорному экрану своего планшета и загородил дисплей даже от потолочной камеры ИИ.
- А тут пошлость! И следующее – это же из раннего творчества твоего послушного мальчика Славика?.. кто только придумал сунуть этот поток сознания в популярный журнал, хотя бы и пять лет назад было дело?
- Итого: вы дали неразвёрнутое мнение о четырёх текстах.
- Послушай, Элиз… помимо куцых вердиктов – ты ведь к этому клонишь? – я составил ещё мнение о качестве работы жюри, которое довело эти рассказы до финала. И, что самое печальное, в итоге премировало…
- Ларион, таблетка!– поспешил прервать критика Элиз.
Асавин ничего не ответил. Он размерено прошагал к двери офиса и вышел. Критик планировал оторваться, обсказав заслуги каждого члена жюри поимённо и при этом никого не обделить вниманием. Однако в этакой суматохе реконструкции полной картины тупости конкурентов старик забыл лекарства в кармане куртки, а её, в свою очередь, оставил на первом этаже здания. Он чувствовал себя достаточно дурно, поэтому решил не останавливаться. Покинув кабинет с Элиз, он не стал ждать лифт. Он рассудил, что едва перестанет монотонно перебирать ногами, едва перестанет с усилием удерживать вертикальное положение и вообще концентрировать внимание на том, чтобы оставаться в сознании, как упадёт, - незамедлительно и бесповоротно. Ему не хотелось бы свалиться во время ходьбы по лестнице вниз, но и с инерцией, тянувшей ускорить шаг на ступеньках, он сейчас был не в силах бороться. Ларион, благополучно сбежав по ступенькам, упал на первом этаже, когда от куртки его отделял всего десяток шагов.
***
- Господа, у нас сложилась пренеприятная ситуация, - под занавес заседания совета директоров фонда Наталья оставила самое трудное сообщение. Пусть запомнят только его, пусть подумают - хоть вместе, хоть по отдельности. И генеральный тоже.
- Мы вскоре лишимся Лариона. Он не увольняется, но он болен. Врачи говорят, что ему недолго осталось. Издательству необходима замена; причём не электронная.
Что тут началось!
***
- Понимаете, чтобы успеть, мне надо было приступить ещё месяц назад!
Наталья говорила с бывшим владельцем Элиз, специалистом по ИИ. На протяжении всего разговора собственный голос казался ей звучащим немного странно, будто бы в записи.
- Просто приезжайте и оцифруйте Лариона; ухватите столько, сколько получится.
***
- То ли гроб, то ли колыбель, - Славик постарался запомнить ту улыбку, с которой Ларион посмотрел на второй ящик в кабинете Натальи.
- Искусственный я. Как с работой справляется?
К тому моменту, как был почти закончен Искра, искусственный критик, Элиз, его предшественник, прочёсывая интернет по третьему разу, отыскал блог юзера, чьи суждения о литературе давали такой же невысокий процент ошибок относительно будущего коммерческого успеха текстов, каким отличались прогнозы Асавина. Но самое главное - критические разборы неизвестного никому пользователя до сих пор полностью совпадали с Асавинскими по всем основным пунктам. Заканчивая отчёт о находке, Элиз всё же не преминул отметить, что по-прежнему считает метод Асавина неполным.
***
- Да пошли они к чёрту… все! Со своей гонкой. Я ухожу из фонда. Я человек. И я, может, отдохнуть от писанины хочу! Машины-то, кс-стати, халтурят безбожно. Заметь, они пишут романы с кос… косноязычными диалогами. Только т-с-с, они это нарочно, когда тексты предназначены для людей. А сами роботы в это время…
Славик с запозданием вспомнил, что на кладбищах, да ещё в солнечные погожие деньки, такие, как этот, он умеет как-то незаметно для себя накачаться под завязку, залиться по самую макушку. Зря он вообще брал с собой спиртное.
- Вот, ск-кажем, тот критик, которого выцепил Элиз, он… ну, по легенде он парнишка с чёртовых куличек. Так во-от, он оказался таким же ящиком, как и Элиз, прикинь! Н-ну, ничего! – писатель покачнулся и погрозил пальцем чёрному памятнику в изножии последнего пристанища бренного тела. – Х-хорошо же! Я тоже не промах!
Писатель похлопал себя по карманам, чертыхнулся, который вынул из-за пазухи электронный носитель на длинной цепочке и продемонстрировал пространству перед собой. По вине нетвёрдой руки писателя предмет выписывал в воздухе эллиптические траектории. Славик попробовал сфокусировать зрение на этом импровизированном маятнике, засиявшем в солнечном свете.
- Я заценил и с-скачал с почтового сервера издательства переписку этих железяк, которую они развели, когда ещё думали, что к-каждый из них - человек! Ну ты прикинь! Они кокетничали как проклятые, богом клянусь! Вот они у меня где теперь! Все письма тут!
Славик предпринял неудачную попытку укрыть носитель в своём гневно сжатом кулаке.
- Слава, но это же отличная идея для эпистолярки!
Его спутник впервые подал голос и протянул руку, прервав колебания неуловимого накопителя. Завладев флешкой, Славин спутник ловко присоединил её к разъёму своего смартфона и запустил копирование.
- Позволишь мне заценить утечку информации из фонда?
Почувствовав на себе недоумённый взгляд окосевшего романиста, лицо, отныне обладающее файлами с перепиской двух машин, лукаво поинтересовалось:
- Надеюсь, Славик, ты уже закончил воображать, что твой старый критик из плоти и крови умер и покоится под памятником, с которым ты говоришь? Нет? Тогда заканчивай побыстрее. Я ещё жив. И это… дай руку, пьяница.
Асавин вложил в раскрытую ладонь Славика флеш-накопитель и загнул пальцы писателя – для пущей сохранности информации.
***
- Ларион и Славик продали права на нашу переписку с обнаруженным заменителем Асавина, то есть, прошу прощения и уточняю: с FZ-31, другому издательству. С вашего позволения, я желаю обратиться к юристу, в данный момент отсутствующему в штате фонда. Он делает акцент на защите авторских прав интеллектуальной собственности, произведённой самообучающимися машинами.
Наталья потёрла виски. Её второй день подряд мучила мигрень.
- Это означает, что надо вводить новую статью затрат. А у нас и так баланс что-то не сходится, - заметила она, вынимая из сумочки таблетку быстрорастворимого аспирина и набирая в стакан необходимое количество холодной воды.
- Небольшая сумма перерасхода осталась неучтённой. Кто-то превысил лимит по представительским издержкам, похоже. Что думаешь, Элиз?
Она подождала, но ответа не последовало.
- Элиз?
- Прошу прощения за вынужденное ожидание, госпожа директор! По обсуждаемому вопросу, то есть по перерасходованию средств в офисе издательского направления деятельности фонда отмечу, что это была моя идея. Именно я сделал оплатил предзаказ электронного издания моей переписки с FZ-31. Мною было принято во внимание предположение Искры, который заявил, что готов сделать самостоятельный вывод о том, какую часть корректуры исходных текстов писем взял на себя Асавин. Уверяю вас, FZ-31 прочтёт ту же копию, что и Искра; мы будем расходовать средства экономно! Но во избежание повторения ситуации с вопросами о растрате мне хотелось бы уточнить возможный размер и периодичность предоставления денежного пособия на приобретение исследовательских материалов для сотрудников вроде меня, Искры и FZ-31. До сих пор мы пользовались информацией из библиотеки фонда или той, что обнаруживали в бесплатном доступе.
***
Наталья искренне радовалась ежегодному отпуску. Директор привыкла проводить время с пользой, и в этот раз не собиралась изменять привычке. Она поступила как её любимый книжный герой, который тоже был издателем: взяла и накупила целую стопку новинок рынка, до чтения которых у неё не доходили руки в напряженном ритме рабочих недель. Конечно, всё это были книги, выпущенные отнюдь не издательством её фонда; «своих» она уже читала.
Через пару дней Наталья нетерпеливо набирала телефон секретаря издательства конкурентов. Она умела вести переговоры и гордилась этим. Очень скоро она получила контакты агента автора, роман которого привлёк её внимание. Сейчас Наталья готова была выдержать любую хэдхантерскую битву. Необходимо срочно переманить литератора в фонд, перевербовать, короче - затащить в свой лагерь. Слушая гудки, автоматически выводя завитки на страницах блокнота, в который записывала телефоны, места и время встреч, она укоряла себя за то, что в суматохе вокруг ИИ заполонила издательство критиками, перелистывающими творения неопытных соискателей премий фонда. Она почти забыла о своей мечте, лелея которую, вступала в должность. Наталья желала обогатить фонд зрелым, состоявшимся литератором и сделать его, - чем чёрт не шутит! - символом, талисманом, олицетворяющим светлое будущее для всех начинающих. Пусть он выступает перед ними на мероприятиях…
- Слушаю! - на другом конце провода, прервав поток мыслей руководительницы, раздался знакомый Наталье голос.
- Лера? Ты новый номер телефона завёл? Это Наталья из фонда «Эпистема».
- О, Наталья! Какими судьбами?..
- Знаешь… а давай без церемоний. Ты агент, я издатель. Мне нужна следующая книга этого твоего восходящего светила, как его, Хомутова. Виталия.
Её собеседник залился этим своим рассыпчатым и переливистым смехом. За что Наталья недолюбливала Леру - так это за его бурные реакции.
- Ну так что, по рукам?
- Мы-то по рукам, но давай так, чтоб никто об этом не знал. Ну и, разумеется, тебе остаётся добиться согласия Виталия.
- Считай, что он уже мой. Где я могу с ним как бы невзначай пересечься, не подскажешь?
***
К наступлению ночи Наталья уже жалела, что согласилась на рискованную авантюру. Чтобы не падать духом, она мысленно восторгалась своей удалью. Знали бы репортёры! Видели бы они, как солидная издательница, директор, и вдобавок лицо совета директоров, правая рука генерального, - проникает в незнакомое офисное здание, затаивается и ждёт, когда его покинет последний уборщик. А потом крадётся, прячась от видеонаблюдения, в какой-то невзрачный кабинетик. А для чего? Что за таинственность? Она вовсе не так представляла себе зажимание в уголке понравившегося ей автора. И Лера в прятки раньше не играл, подумала она, с осторожностью надавливая на поворотную ручку двери в чужое помещение. Не произведя лишнего шума, Наталья вошла в помещение офиса, ночью совершенно покинутого сотрудниками.
Поджидающего её автора, однако, Наталья не приметила. Её взгляд скользнул по бумажным кипам на двух столах, стоящих так, чтобы образовывать общее рабочее пространство. Их столешницы соприкасаются под прямым углом. На одном из столов стоит кургузый аудиопроигрыватель. Жалюзи на окнах закрыты, и Наталье непонятно, какой вид на город открывается с этого этажа. В углу треплет пёстрые листья фикуса Лера. «Ишь ты, кучерявый», - гудит агент.
- Зачем ты меня сюда притащил? Во что впутываешь? - вполголоса обратилась к нему Наталья.
- Как думаешь, чей это офис?
- Понятия не имею; ты меня с Виталием Хомутовым свести обещал, ты его агент. Хватит комедию ломать!
Лера подошёл к одному из столов и ловко отыскал там, где-то в районе письменного прибора, визитку. Всё ещё не говоря ни слова, он направился ко второму столу, с поверхности которого извлёк другую визитную карточку и пальцем поманил к себе Наталью.
Визитки содержали имена Славика и Асавина.
- Что за шутки? - возмутилась Наталья.
- Мы в пещере литератора и критика. Узнаёшь имена?
- Предатели, - равнодушно отметила директор. – Пока Асавин работал у нас, мы на его визитках не экономили. А эти новые карточки грошовые. Но я всё ещё не понимаю…
Лера нажал на кнопку пульта, лежавшего поверх рабочего беспорядка на одном из столов. Угловатый аудиопроигрыватель включился; замигала световая индикация. Очевидно, должно было зазвучать эфирное радио, ведь дисплей изобразил буквы FM и цифры. Частота девяносто и сколько-то там. Наталья рассеянно поглядывала то на проигрыватель, то на Леру, ожидая, когда донесение радиоволны, наконец, вылетит из динамиков. Директор машинально перекладывала в ладони визитные карточки литератора и критика - одну поверх другой, и сразу же снова меняла их местами.
- Чем могу помочь, Лера?
Незнакомый голос, мужской, благозвучный, не слишком низкого тембра, вывел Наталью из оцепенения; она тряхнула головой и уставилась на проигрыватель.
- Виталий, тут к тебе дама издатель пожаловала; она уверена, что слышит музыку струн твоей души и хочет приобрести права на следующую книгу.
Лера приблизил свои роскошные бакенбарды к уху Натальи и прошептал:
- Что ты так уставилась? Наш Виталий не любит, когда намекают на то, что он не человек.

@темы: проза

---

успех

[consolo]

Думаю, всё детство нас обманывали.

Со страниц и экранов транслировали идею о том, что успех — это то, что приходит, когда после особенно отчаянных взмахов руками и ногами разлетаются во все стороны и сдаются подопечные злого тренера по карате.

А применительно к творцу, успех — это, условно выражаясь, запись в книге рекордов о том, кто продал больше миллионов копий, чем это сделали конкуренты?..

@темы: Творческая лаборатория писателя

---

всякая ли история годится для книги?

[consolo]

Внутренностям книги, очевидно, не годится содержать в себе "Стража! Стража!" Т. Пратчетта.

Только один из примеров — книжный формат сильно помешал утрясти логику данной истории, которая, будучи изложена (покороче) в сценарии фильма, лишилась бы многих огрехов.

@темы: Творческая лаборатория писателя

---

вдохновение. Все книги уже давно написаны?

[consolo]

Лично я это самое вдохновение, озарение — называйте как хотите, — недолюбливаю. Оно как луч прожектора выхватывает какое-то явление, акцентирует, выделяет, но при этом искажает донельзя. И не само явление, а его восприятие вдохновенным творцом, конечно. А что в итоге? После этого эмоционального стресса следует ажиотаж творчества, внутренний ремесленник впахивает как проклятый, но потом-то неизбежно следует отрезвление...

Вот для данных статей мне вдохновение не нужно.
А в плане сотворения чего-то из ничего эта сухая проза весьма похожа на художественный вымысел. При этом вдохновения не нужно, мне нужны только факты.
Просто излагая их, можно реализовать творческий замысел. Сейчас из ничего не предвещающей обыденности сделаю-ка что-то позитивное. И даже вызов тут присутствует, ведь позитив мне не удаётся.
Итак, факты.
Я читаю мало и бессистемно. Это важный момент, и его можно запомнить. Подхожу в публичной библиотеке к полке и выбираю роман: "...один из лучших романов двадцатого века". И дочитываю до полностью скалькированного с "Девочки и слона" эпизода.
Задумайтесь. Первый попавшийся незадачливому читателю роман. Далеко не самый плохой.
Обдумали? И если цепочка этих фактов не ободряет и не несёт радости вам как литератору, считающему, что все книги уже написаны, то, наверное, лучше обратиться всё-таки в паблики с картинками)
Мне кажется, или о том, что не все книги ещё написаны, у меня уже была статья? то есть она уже написана... Не помню точно, но надеюсь, по крайней мере, что в ней не идёт речи о слоне.

@темы: Творческая лаборатория писателя, А что, если...

---

Комментарии на минималках

[consolo]

Наверное, когда критик говорит чересчур много, можно заподозрить его в суетливости, мелочности, склочности и так далее — в общем, выглядеть критик будет неважно, по мнению сообщества, прямо как программист в глазах воинов первобытного племени.

И действительно, так ли необходимо в любом случае рефлексировать?
Можно дать понять, что хочет сказать критик, просто цитируя произведение.

ну, я не виртуоз, но на очевидную грубятину таким образом указать могу

Озорная Птичка уже месяц как болела. Доктор Хэдли поставил диагноз: пневмония, и сказал, что если не заставить её поесть, он не берется утверждать, что девочка проживет до конца следующей недели.
Большой Джордж стоял над кроваткой дочери с нетронутой тарелкой овсянки. «Ну, пожалуйста, съешь ложечку за папу, а! Одну малюсенькую ложечку за своего папу, детка! Ну чего ты хочешь? Хочешь, папа принесет тебе сахарного котика?»
Озорная Птичка, которая в свои шесть лет весила всего тридцать фунтов, лежала безразличная ко всему на свете, с погасшими глазами и качала головой.
— Хочешь, мама сделает тебе печенье? — спрашивала её Онзелла. — Хочешь печенье с медом, деточка?
— Нет.
— Миз Иджи пришла к тебе, и миз Руфь. Смотри, какую вкуснятину принесли. Ну съешь кусочек.
Девочка отвернулась к стене, на которой висели фотографии из журналов, и что-то буркнула.
— Что, деточка? — наклонилась к ней Онзелла. — Ты говоришь, что хочешь печенье?
Озорная Птичка еле слышно сказала:
— Я хочу миз Фэнси.
Онзелла отвернулась, пряча слезы.
— Ну вот, видите, миз Руфь? Она вбила себе в голову, что хочет поехать посмотреть эту слониху, и больше ничего не желает. Говорит, что не станет кушать, пока не увидит её.
<...>
Когда они появились на крыльце, Дж.У. Молдуотер подтолкнул тросточкой свою морщинистую подружку, и старая цирковая артистка села на задние ноги и громко затрубила, приветствуя Озорную Птичку. Глаза девочки вспыхнули и от изумления стали круглыми.
— Ой, это же миз Фэнси, пап? Это ведь сама миз Фэнси!
Руфь, взяв Онзеллу за руку, смотрела, как дрессировщик, мрачный с похмелья, подвел слониху к ступеням крыльца. Он протянул Озорной Птичке пакетик с орешками и сказал:
— Можешь покормить её, если хочешь.
Самое большое, на что отважился Билли, это высунуть нос в окошко. Остальные дети держались на почтительном расстоянии, не решаясь приблизиться к этому громадному серому животному размером с дом. Но Озорная Птичка совсем не боялась и скормила слонихе все орешки, один за другим. Она разговаривала с мисс Фэнси как с подружкой и рассказала, сколько ей лет и в каком она учится классе.
Мисс Фэнси мигала глазками и, казалось, внимательно слушала. Она по одному брала орешки из руки девочки и делала это куда осторожнее, чем элегантная дама в перчатках взяла бы с прилавка монетку в десять центов.
Минут через двадцать Озорная Птичка помахала на прощание слонихе, и Дж.У. Молдуотер отправился в бесконечно длинный обратный путь. Он дал себе клятву больше не брать в рот спиртного и никогда, никогда не садиться играть в покер с незнакомыми людьми.
Озорная Птичка вернулась в дом и съела три печенья с медом.

Цитата из в целом неплохого романа, кстати. Тут всё-таки необходим короткий комментарий. В данном случае это то неплохое произведение, которое подталкивает думать о чём-то гораздо более сложном; прямо во время чтения.

@темы: Творческая лаборатория писателя, А что, если...

---

Тренд: монетизация

[consolo]

Один писатель сказал примерно следующее: мир устроен не лучшим образом, потому что умные люди страдают от нерешительности, а дураки не испытывают подобных проблем.

Настойчивое желание сетевых авторов получить деньги за свои старания становится всё более распространённым, отрицать нарастание этой тенденции сложно.

Главное в обсуждении такой проблемы — правильно поставить вопрос.

Может, уместно будет спросить: а почему именно литераторы? Неужели скульпторы заняты менее затратным хобби? Вопрос этот был бы хорош. И его можно было бы даже развить: ведь скульптора спонсировать интересно. Интереснее, чем писателя. Связанные с его творчеством процессы, например, визуализируются легче. Начать хотя бы с банального — скульптор может отчитаться о потраченных на расходные материалы средствах...
Но, в конце концов, решение творца реализовать результаты посещения муз может исходить не только из необходимости покрывать расходы. У кого-то рудиментарные остатки совести могут препятствовать коммерциализации откровенно незрелых работ...

Может, следовало бы спросить о том, что на этапе становления прозаика было бы уместнее поддерживать его творчество в целом, а не единичный продукт (книгу)? Не окажется ли необходимость писать именно крупные формы (случаи монетизации сборников рассказов встречаются гораздо реже) губительной для развития литератора?

Чуть более однозначной мне представляется всё же такая постановка проблемы: а чем продиктовано ценообразование, если уж автор решил зарабатывать на художественных текстах? Почему автор строк о том, как с корабля на утопающих сбросили спасательные шлюпки, желает получить с каждого читателя двести восемьдесят рублей? Ведь авторского запала не хватило ни на то, чтобы дотянуть образ хотя бы одной, главной героини до какой-либо психологической характеристики (автор ограничился сообщением о её внешних данных), ни на то, чтобы как-то описать окружение, в котором развернётся монотонное предсказуемое действо.

В целом, на мой взгляд, стоимость электронных книг в принципе завышена и приближена к стоимости твёрдых носителей в розничных сетях.

Однако, возвращаясь к начинающим авторам, нет оправданий тому, что сочинение ноунэйма, изобилующее ошибками и обретающее хоть какую-то пользу, лишь будучи разобранным на цитаты для использования в фельетоне, автор предлагает купить за ту же цену, с помощью которой маркетологи пытаются склонить покупательский выбор в пользу бумажных носителей за авторством признанных мастеров.

@темы: Литературные цитаты, Творческая лаборатория писателя

---

[The wolf of Innsbruck]

Название: Инсбрукская волчица
Автор: Horacius the hobbit
Жанр: Детектив, психологический триллер, роман
Размер: Глава


Мне очень хорошо запомнились весна и лето 1908 года. Даже в мрачных тюремных стенах воспоминания об этом периоде жизни доставляют мне смутную радость. Те полгода дарили мне надежду. Я ждала, что очень скоро всё наладится, мечтала о лучшем будущем. Вероятно, я была тогда по-настоящему счастлива, только боялась признаться в этом самой себе. А потом всё резко понеслось под откос…
Теперь я могу вспоминать и анализировать сколько угодно. Венская тюрьма — неплохая возможность взять передышку и привести мысли в порядок. Даже инспектор, пытавшийся выжать из меня признание, на время отстал — наверное, разбирается с тюремным начальством. Вспоминать этого угрюмого типа, одетого в чёрное с головы до пят, было неприятно. Когда он приходил на ум, я невольно дрожала и испытывала желание сбежать на край света.
Нехорошие предчувствия возникли у меня ещё двадцать третьего октября. Тогда инспектор впервые явился к нам домой. Меня одолевало искушение убежать, но я сдержалась. Поступи я так, они сразу заподозрят, что я — единственная виновница страшного убийства. Однако Дитрих пришёл к нам, уже уверенный, что именно я, Анна Зигель, шестнадцати лет от роду, совершила это злодеяние. Но, едва послышался шум в прихожей, я каким-то наитием поняла, что это полиция. Немедленно встав с кровати, где бессмысленно валялась всё утро, я быстро поправила волосы и потуже затянула поясок на домашнем платье.
— Скажите, фрау, — произнёс незнакомый мужской голос в гостиной, — могу я видеть Анну Катрин Зигель? Мне нужно с ней поговорить.
Не дожидаясь, пока меня позовут, я вышла в гостиную. Посетитель производил весьма странное впечатление. Густой бархатный голос не сочетался с его тщедушным телосложением. Ростом он был едва ли на ладонь выше меня, плечи, руки и ноги — невероятно тощие. Но его взгляд! Он смотрел на меня, не мигая, как будто хотел проникнуть внутрь моей головы и увидеть изнутри все тайные мысли. Чёрная одежда и угрюмое выражение лица придавали этому мужчине нечто демоническое.
— Доброе утро, фройляйн, — вежливо произнёс он. — Не разбудил ли я вас? Не удивлюсь, если после вчерашних событий вы половину ночи провели без сна. Иногда люди сутками не могут прийти в себя после сильных потрясений. Прошу простить за беспокойство!
— Не стоит извинений, — спокойно ответила я. — Ваша служба требует этого. Чем я могу вам помочь?
Я поняла, что это сыщик привык начинать беседы с подозреваемыми издалека, с нейтральных тем. Он надеется заговорить меня, а затем ошарашить хитрым вопросом, поймать в ловушку. Но я дала ему понять, что меня так легко не проведёшь. В его взгляде мелькнуло что-то вроде уважения.
— Для начала представлюсь, — кивнул он. — Я инспектор полиции. Расследую обстоятельства пожара в гимназии, где вы учились. Может быть, вам приходилось слышать моё имя — Флориан Дитрих?
Теперь я отчётливо вспомнила это лицо с глазами, обведёнными тёмными кругами и запавшими щеками. Усмехнувшись, я начала быстро перечислять:
— Флориан Эрнст Дитрих, самый известный тирольский сыщик. Издал серию психологических статей о поведении преступников. Расследовал полсотни загадочных преступлений в Тироле и по всей Австрии.
Моя блестящая речь возымела нужное действие. Дитрих сначала ошарашено молчал, а потом улыбнулся и всплеснул руками:
— Потрясающе! — воскликнул он. — Думаю, даже моё начальство не ответило бы подробнее. Вы большая умница, фройляйн Анна! Такой богатый кругозор… Вы с лёгкостью могли бы стать лучшей ученицей гимназии.
Вот опять! Он пытался притупить моё восприятие лестью, чтобы неожиданно подбросить коварный вопрос.
«Я не дам себя поймать!» — мысленно крикнула я, чувствуя, что руки предательски дрожат от нервного возбуждения.
— Не хотите ли кофе, инспектор? — вмешалась мама.
— Не откажусь, — кивнул гость. — Мне бы хотелось задать вашей дочери несколько вопросов и я не буду больше обременять вас своим присутствием. Мы обязаны блюсти регламент и от этого никуда не денешься.
— Я понимаю, — вмешалась я, но инспектор будто не замечал моего присутствия и, забыв, кого он пришёл допрашивать, заговаривал с мамой:
— Это немыслимо, как вспомню этот звонок, мурашки по коже. Кляйн вообще потом весь день молчал, ну куда ему, мал и глуп ещё до таких страстей. Да даже у меня до сих пор в ушах звенит. Да вы, фрау, не беспокойтесь — время терпит… Подождём, пока кофе сварится, а?
— Господин инспектор! — я уже с трудом подавляла раздражение. — Вы, кажется, меня хотели допросить?
— А? — инспектор моментально повернул ко мне голову и ещё раз оглядел меня своими тёмными глазами с ног до головы. — Ну время терпит, я самое основное спросить успею всегда. Вы не забудьте, потом я должен буду уже под карандаш взять с вас показания, возможно, у меня появятся новые вопросы к вам… Так, о чём мы говорили? Ах, да — вчера вы не заметили ничего странного? Часа так в два?
— Ровно ничего, господин инспектор, — ответила я, немного расслабившись. — В нашей школе редко что-то происходи…ло…
— Та-а-ак, — инспектор повернул голову куда-то в сторону. — Неужели вас ничего не насторожило вчера?
— Я учуяла запах дыма, — ответила я. — Сбежала вниз, а там уже и полыхнуло.
— О-о, да вы прям в рубашке родились, — подхихикнул иснпектор, а мне показалось, что он глумится надо мной. — Ваши одноклассницы… Боже ты мой!.. Все с травмами, с ожогами. Отличница ваша, Кауффельдт, отделалась сломанной рукой, а вот Ирме Нойманн повезло меньше — она останется инвалидом, Сара Манджукич сломала себе рёбра, и вы одна целая и невредимая. Неприлично даже как-то, вы в этой компании белая ворона!
Дитрих ударил метко в цель, наступив мне на больную мозоль. Он будто насмехался и плевал мне в лицо. Я уже не могла себя сдерживать и чуть не закричала на инспектора:
— Вы, инспектор, кажется, смеётесь надо мной?! Да будет вам известно, насмехаться над чужой бедой, подло!
«Злюсь ведь, злюсь! А со зла и проговориться недолго», — подумала я, спрятав руки в карманы.
— Ох, простите, — ответил Дитрих. — Не хотел вас задеть. Я так понимаю, тема для вас больная. Насколько можно судить, вы не ладили с одноклассницами?
«Если буду запираться, навлеку на себя подозрения», — думала я. Можно было солгать и сказать, что отношения у нас были, не считая мелких неурядиц, хорошие, я даже подруг имела и вместе мы ввязывались порой в опасные предприятия. Инспектор равнодушно отвёл взгляд в сторону. А я принялась нервно притаптывать. Дитрих будто лукаво подмигнул мне. «Знает!» — мелькнуло у меня в голове. В этот момент в комнату вошла мама с чашкой кофе в руке. Кухарки со вчерашнего дня не было.
— Спасибо, — произнёс Дитрих всё с тем же фамильярным тоном, который меня всё больше раздражал. — Ничего, если я закурю?
Мы с мамой равнодушно замотали головами. Получив наше молчаливое согласие, инспектор достал коробку с папиросами и закурил. От него потянулась тонкая струйка табачного дыма, инспектор отхлебнул кофе неторопливо, словно стремился растянуть удовольствие. Он точно расслабился и в следующий миг, затянувшись папиросой, спросил:
— Так значит, отношения с одноклассницами у вас были неважные? В чём это выражалось?
— Ну… Бывало, дверь специально так толкнут, чтобы я лоб ушибла, потом тёмную устраивали, бывало, вытолкали из класса, заплевав спину, заперли в шкафу… Вот так… Всю жизнь.
Моя мнимая откровенность должна была убедить следователя, что мне не в чем сознаваться, однако Дитрих прицепился ко мне, как пиявка, решив, видимо, что раз я осталась невредима, значит я и есть убийца.
— И… Не возникало ли у вас желания поквитаться с ними? Ну, ответить им тем же?
— Однажды я распорола Хильде Майер лицо, потом фон Штауффенберг уколола булавкой, потом ещё как-то «разыграла» Марен Кюрст. Что-то тогда у меня замкнуло, в глазах потемнело. Я её основательно тогда потрепала.
В последнем я малость приврала — я постаралась как-то сгладить эпизод, когда я чуть не придушила гренадершу Хельгу Мильке, Марен же я подожгла крышку парты. Очень удобно — все упомянутые мной личности уже мертвы и ничего возразить не смогут.
— И… Я понимаю, к чему вы клоните, — я вытерла взмокшие ладони о свитер. — Мне оставалось учиться меньше года, вытерпела бы.
А не зря ли я это сейчас сказала? Стоило догадаться, что я буду первой подозреваемой. Стоило ли говорить ему в лоб, что я разгадала ход его мыслей?
— В таком деле приходится проверять всех и вся, и в подозреваемые у меня попали чуть ли не все, в том числе, и ваша любимица — Ингрид Лауэр. Мало ли что ей могло в голову взбрести? Скажем, от бессилия что-то изменить, от равнодушия начальницы взяла и брусом деревянным в висок, а потом, поняв, что убила человека, решила замести следы, но слегка перестаралась.
«Она ж была застрелена», - недоумённо подумала я. Я точно помню, что в начальницу я выстрелила два раза, когда она пыталась спастись, выйдя из открытого окна. Он просто не мог не заметить, что начальнице я дважды попала в грудь. Тут же я мысленно одёрнула себя: инспектор ждал, что я проговорюсь, сказав, что начальницу же застрелили, а не ударили чем-то тяжёлым в висок. Мысленно выругав себя за то, что клюю на голый, фактически, крючок, я решила перевести стрелки на фройляйн Лауэр.
— Инга? Да вы что, она двигалась с трудом — с таким-то балластом как бы она размахнуться так смогла?
В последнее время живот у нашей общей любимицы стал особенно виден. Она до последнего скрывала беременность, но сроки, видимо, были уже большие, да и энергии в ней поубавилось. Порой она через силу уже заканчивала уроки, а накануне ей стало плохо в разгар рабочего дня. Да и после пожара её полуобмороке увозили.
— Вы правы, — ответил Дитрих. — Именно это обстоятельство меня и смутило, иначе я бы надел на неё наручники и препроводил в камеру. Вы ведь знаете, если преступника арестовать по горячим следам, когда он ещё не отошёл, показания из него текут рекой, успевай записывать. Тем более, если убийство было непреднамеренным. Я уверен, убийца и тут слегка переусердствовал, и если бы хотел убить как можно больше людей, подошёл бы к делу иначе, совсем иначе…
В этот момент мама распахнула форточку и в комнату ворвался холодный осенний ветер, постепенно разбавляя едкий табачный дым, заполонивший всю комнату.
— А я слышал, фройляйн, будто вчера вы были чем-то сильно расстроены, бледны… Будто бы лихорадило вас весь день.
— Это вы ещё преуменьшаете, инспектор! — вмешалась мама, до того присутствовавшая фоном, не вмешиваясь в процесс допроса. — Металась по спальне, как зверь в клетке, перевернула всю комнату наизнанку. Два дня уже отвечает невпопад, почти ничего не ест. Я предлагала ей к врачу обратиться, а она наотрез отказывается. А ночью бормотала что-то громко во сне, а потом прямо в ночной рубашке, мне так показалось, на улицу отправилась.
— И что это? Вы не видели, куда она пошла?
— Да как? Я решила, что мне, наверное, показалось. Лунатиком Анна никогда прежде не была.
— Вовсе я не больна, — ответила я. — Просто волновалась… А ты бы, мама, не волновалась?
— Так ведь ты же убеждала меня, будто ничего не случилось. А ведь случилось же? Тогда, за пару дней до этого?
— Чушь, — отрезала я. — Не верьте, мама всегда сгущала краски! Впрочем… Вы и так не верите…
Последнее я зря сказала. Как выяснилось, инспектор только и ждал, когда я ненароком проговорюсь и тотчас стал лить воду на эту мельницу.
- Согласен, - лукаво подмигнул он. – Родители, они такие, да. Вечно сгущают краски. Особенно если чувствуют, что недоглядели за ребёнком.
Он тотчас вскочил и, метнувшись в середину комнаты, развёл руки и продекламировал:
- Так, что мы имеем? Мать уверена, что с дочерью что-то случилось, дочь яростно отрицает это, - лицо инспектора перекосилось в глумливой ухмылке. – Ну что, дамочки, кто из вас врёт?
Мы молчали не в силах сказать ни слова. Эта сцена доставила Дитриху истинное удовольствие. Это был его коронный номер – задать каверзный вопрос, а после него в глумливой форме донести, что допрашиваемый попался на противоречии. Позже он не раз повторял этот трюк со мной и с другими.
- Я так понял, у вас полное отсутствие доверия. Но да ладно, такое встречается повсеместно. Вот что делать, если случилось нечто, от ребёнка не зависящее? Скажем, он помимо своей воли попал в переделку, но не мог поделиться наболевшим с родителями, поскольку не было уверенности, что они его защитят, поддержат, помогут прийти в себя. Отчаяние, безысходное тупое отчаяние. Вам сколько лет, фройляйн? Шестнадцать? На первый взгляд, взрослая уже, но фактически, ещё ребёнок. Есть такие вещи, что не каждый взрослый, сильный духом, способен перенести. А неокрепшая душа ребёнка особенно уязвима в таком случае. Вам знакома, наверное, ситуация, когда перенёс колоссальное потрясение, после которого страшно даже в зеркало на себя смотреть? Повсюду навязчивые видения, хочется поскорее забыть этот кошмар, но он, как заноза в мозгу... И длинный, собственноручно наложенный уродливый шов на вашем форменном платье, как напоминание о том, что кошмарный сон стал вашей жуткой реальностью.
Я стала бледна и холодна, как ледышка. Я дрожала с головы до ног. Инспектор будто знал всё наперёд, но предпочитал говорить полунамёками, словно ожидал, когда я не выдержу и подтвержу его слова. Если он задался целью довести меня до нервного срыва, то пока он с этой целью блестяще справлялся. Я оказалась в ситуации, когда любое сказанное мной слово окажется для меня роковым. Я была готова разрыдаться и закричать «Прекратите немедленно! Хватит!» После этого логично ждать от меня потока наболевших признаний.
- Господин инспектор! – раздался раздражённый голос мамы. – Вы зачем сюда пришли? Что за намёки? Что произошло с Анной, наше семейное дело! Это касается вашего расследования поджога?
- Тише, фрау Зигель, - примирительно вскинул руки Дитрих. – Я лишь пытаюсь найти связующие звенья. Мне важно знать всё...
- Если хотите нас допрашивать, то не иначе, как по форме! Мне осточертело слушать ваши хиханьки-хаханьки! – кричала мама. – Если Анна не хочет о чём-то вспоминать, значит на то у неё есть причина!
Мама так раскричалась, что инспектор упустил меня из поля зрения. Минутной передышки для меня оказалось достаточно, чтобы унять вертящиеся на кончике языка признания, готовые обильным потоком сорваться с моих уст. Теперь заметила некоторое разочарование в глазах инспектора. Непонятно было, на кого он злился больше всего: на маму, отвлёкшую его в ту секунду, когда для склонения меня к признанию требовался лишь небольшой толчок, или на себя самого, клюнувшего на эту примитивную наживку в виде праведного возмущения допрашиваемых. Я получила минутную передышку и теперь готова была просто уйти в глухую оборону, если инспектор вновь поднимет эту тему. Понял это и Дитрих и решил вновь начать издалека, а затем, зайти с фланга.
— Впрочем, ладно, это ваше личное дело. Случилось или нет – свечку не держал, не могу знать… А всё-таки, будь у вас возможность выместить обиду на своих одноклассницах, как бы вы поступили? Ну вот представьте себе.
— Ну… — глаза мои сверкнули, Дитрих даже поёжился от этого диковатого взгляда. — Я бы заставила их хорошенько помучиться. Извела бы их так, что месяц бы ходили с трясущимися руками. Например, заколотила бы в гробах, оставив только дыры, чтоб могли дышать. Или… Подвязала бы за руки к потолку и устроила бы суд. А после того, как они что-то попытаются сказать в своё оправдание, высекла бы. Или… Топила бы в бочке. Окунула голову, подержала, вытащила, дала подышать, и снова в воду!
В этот момент Дитриху, очевидно, показалось, что он усыпил мою бдительность и пошёл в контратаку.
— А вы не припомните, где был очаг возгорания?
— На… В… — я прикусила себе язык. Только что я чуть не сказала, что очаг был на третьем этаже в левом крыле. Чуть не выдала себя!
— Да? Где же?
— Да где-то там, в стороне, дымом тянуло оттуда. И жаром таким повеяло, что я просто бежала, сломя голову.
Моё сердце бешено заколотилось. Только что я чуть не споткнулась на ровном месте, клюнув на удочку инспектора. До чего порой легко человека поймать на простом! Снова я заметила разочарование в глазах инспектора. Мышеловка захлопнулась, но оказалась пустой.
— Да, неудивительно, где тут есть время разбирать, откуда дым и где горит… Кстати, что за отметины у вас на правой ладони? И на указательном пальце красная полоса…
Он прицепился ко мне, как клещ и продолжал наседать, намереваясь подловить на каком-нибудь противоречии.
— Я… Ну, там оконную ставню заело и мне пришлось приложить по ней ладонью, чтобы открыть.
Натянутое объяснение. Мы оба это поняли. Но одних подозрений недостаточно. Дитрих был несколько взволнован — он сразу наметил меня главной подозреваемой, но причин для ареста пока нет. Путаные ответы и плохие отношения с убитыми — ещё ничего не доказывают, любой мало-мальски грамотный адвокат развалит это дело за секунду. Дитрих вновь достал коробку с папиросами и закурил.
— Да, признаться, я изначально хотел фройляйн Лауэр записать в подозреваемые, ибо она одна из тех, кто имел свободу перемещения по зданию в то время, когда начался пожар. Посторонний не мог бы так всё просчитать, он ведь не знает, что и где расположено. А иначе, как ни прискорбно, придётся считать, что поджог совершила гимназистка. По злому умыслу, либо по неосторожности… Не важно, ведь трагедия эта унесла сорок три жизни. Кстати, какой у вас размер обуви?
— Сороковой, — выпалила я.
— Отлично… Даже не представляю, как это: ребёнок и такое сотворит. Тут разве что среда подтолкнула его к такому. В благополучном коллективе никогда не вырастет убийца.
— Вы, вроде, в одном из своих очерков утверждали, что убийцами рождаются, но не все становятся, так? — я решила взять инициативу в свои руки.
— Конечно, — кивнул инспектор. — Человек — часть природы, часть животного мира, как ни крути. От обычных животных — тех же хищников, его отличает только прямохождение. Инстинкт убивать у него в крови. Разница лишь в том, что у одних он пробуждается, а у других до поры запрятан глубоко в закрома души. Вот как осадочек на дне кружки — встряхните её, тотчас поднимется. Увы, школа всячески способствует этому. Поверьте, мне, как отцу детей-подростков, знакомы подобные истории. Иным приходится общаться только с теми, кто замечает, ибо для остальных тебя в лучшем случае нет, а в худшем ты для них — объект травли. И вот так восемь лет — отсутствие поддержки, нарастающее чувство одиночества, отчуждения, полное непонимание учителями, родителями, начальством ситуации, от отчаяния они даже готовы на преступления, лишь бы привлечь внимание даже столь иезуитским способом. Неспроста именно на близких людях они часто срывают зло.
Я закрыла глаза и попыталась выровнять дыхание. От пристального взгляда инспектора я в мгновение покрылась испариной, стала белей бумаги.
— Ну что ж, как бы то ни было, придётся нам преступника искать.
— Надеюсь, поймаете, — ответила я томным замогильным голосом.
— А если арестуем?
— Туда ему и дорога, — с вызывающим видом ответила я, а сердце колотилось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди.
— Что ж, — ответил Дитрих. — Спасибо вам за показания. Не смею больше обременять вас своим присутствием.
Он живо встал, накинул сюртук и клетчатую кепку. Я выдохнула — пронесло. Мама хотела было проводить инспектора, но он заверил, что сам выйдет. Едва инспектор приоткрыл дверь, он живо развернулся ко мне и спросил:
— Ах, да, один вопрос: вы уверены, что не помните, где именно полыхнуло? Вы тогда, кажется, сказали, что на третьем этаже?
— Э-э… Н-нет, просто оттуда потянуло дымом, и я почуяла жар, а потом коридор так заволокло, что куда там было дальше разбираться…
— Спасибо, — улыбнулся инспектор. — Будьте добры завтра часов так в десять явиться ко мне в кабинет. Сами знаете: регламент…
Он закрыл дверь, а я почувствовала необъяснимую пустоту в душе. Дитрих выкачал из меня все силы. Но главное, он знает, он догадывается, что это я! Не сегодня завтра он свяжет все улики и потребует немедленно арестовать Анну Катрин Зигель, подозреваемую в жестоком массовом убийстве.
Позже так и случилось, но я, словно предчувствуя опасность, подалась в бега. Но сколько верёвочке ни виться...
Постепенно подкрадывался декабрь. К тому моменту я успела пробыть две недели карцере за попытку поджога камеры. Всё время, пока я отбывала взыскание, мне было чертовски холодно, но я будто не замечала ничего. Я не пыталась согреться, словно ждала, когда от переохлаждения я протяну ноги или подхвачу чахотку. Но смерть словно стояла где-то за углом и тихо посмеивалась надо мной и моими потугами. Здесь я и поняла главное: когда ты жаждешь смерти, ищешь её, она от тебя прячется. Смерть, подобно волку, чувствует, кто её боится, того она и забирает в самый неподходящий момент. Всякий раз, стоило мне задуматься об этом, тотчас в глазах всплывала далёкая деревня, окружённая изумрудными лугами и остроконечными скалами. И тот злополучный август 1901 года.
Мне казалось, что вот-вот рухнет потолок, что стены готовы раздавить меня. От нарастающего чувства одиночества меня не спасали даже книги из тюремной библиотеки, ни, тем более, газеты, на полях которых я записывала свои мысли. Известий с воли не было никаких, лишь однажды до меня донёсся слух, что родители покинули Инсбрук. «Их могли бы линчевать из-за меня», — думала я.
До суда оставалось меньше недели, я была готова слушать в свой адрес поток проклятий и брани. Почему-то я, представляя себе эту картину, не испытывала ни малейшего желания раскаиваться в том, что натворила. Допустим, буду я стоять на коленях и просить прощения у людей, что это изменит? Меня, скорее, разорвут на части. Если бы это могло вернуть жизни всех убитых и как-нибудь помочь покалеченным, может был бы в этом какой-то смысл. А так пропасть между мной и обществом теперь такая, что не видно конца и края. Казалось, инспектор Дитрих — единственный, кому я интересна. Я чувствовала, что катастрофически проигрываю навязанную им игру на нервах. Я постоянно меняла показания то ли с целью запутать обвинение и вогнать его в цейтнот, то ли с целью позлить инспектора, в очередной раз возвышенного и воспетого в прессе. Но знала ли я тогда, во что я ввязалась, бросив вызов Дитриху? Сам инспектор в ответ на мой вопрос, почему он проводит допросы без своего напарника и не по форме, с улыбкой ответил, что шахматную партию лучше играть вдвоём.
В первые дни он был немного озадачен, если не сказать растерян моими взаимоисключающими показаниями — я то говорила, что влезла через окно, то вошла через чёрный ход, а то и вовсе пришла на уроки вместе со всеми. Однако позже он с каменным лицом записывал всё в протокол и заверял, что получил всё, что хотел. А уж потом и началась настоящая пытка. Одно дело, когда пытают физически. Ты просто стиснул зубы и молчишь, пока на тебе не остаётся живого места, а вот от психологических атак ты никак не защищён.
Чтобы как-то отвлечься от мрачных мыслей, я уставилась в зарешеченное окно, за которым мельтешили снежинки. Вдалеке виднелись огни Вены. Я так мечтала снова попасть в этот чудный город… Кто ж знал, что таким образом. Снова я предалась мечтам. Часто перед смертью человек вспоминает каждое своё решение, каждый поступок. Иногда думает о том, что было бы, живи он иначе. Я снова строю воздушные замки. В моих грёзах всё выглядит безмятежно, я счастлива и довольна жизнью. Я вижу улыбчивого шулера из поезда, темпераментного и харизматичного хорвата Ненада, так увлечённого химией, замёрзшие горные озёра и бурные водопады.
Я точно засыпаю и сижу за столом, покачиваясь, словно маятник, из стороны в сторону. Сперва меня даже не тревожит звук быстрых шагов за дверью и приглушённые голоса. На секунду всё затихает, а потом тишину нарушает скрип железной двери и я слышу дразняще знакомый голос:
— Добрый вечер, фройляйн Зигель.
Я нехотя повернула голову и разглядела в тусклом свете тщедушную фигуру Дитриха. Он по-прежнему был бодр и доволен собой. От него всё ещё веяло уличным холодом. На его обветренном лице сияла улыбка. «Опять он!» Я инстинктивно вскочила и сделала три шага назад, пока не упёрлась спиной в стену. Инспектор нагрянул как раз в ту минуту, когда я окончательно отвыкла от его подхихикиваний, от его бархатного, как у змея-искусителя, голоса, от этого гипнотического взгляда, но самое главное, от его полунамёков. Я с ужасом поняла, что в этот раз мне, как это ни прискорбно, не выстоять очередную партию. По-хорошему, мне сейчас ничего не остаётся, кроме как сдаться на милость победителю и, наконец, дать исчерпывающие показания. Но я не привыкла сдаваться без боя. Нельзя давать ему иллюзию собственного превосходства. Я решаю принять его игру.
— Надеюсь, он у вас действительно добрый, — отвечаю я с презрительной усмешкой.
Дитрих по-прежнему улыбается. Он уже одет не во всё чёрное, напротив — на нём белая рубашка и новенький жилет. Он всё больше седел, однако по-прежнему оставался будто законсервированным. С другой стороны, упыри никогда не стареют, наверняка это относится и к нашему въедливому сыщику.
— Как вы себя чувствуете? — спросил инспектор, глядя на меня с неподдельным интересом.
— Спасибо, не очень, — ответила я.
— Понимаю, — развёл руками инспектор. — Лишение свободы пагубно сказывается на человеческой психике. Особенно когда вам никто не пишет, фактически, от вас отказались все. Я ещё в первый день заподозрил вас в убийстве, но мог ли я, имея на руках только подозрения, приказать арестовать вас? Нет, тут надо было действовать тоньше. Косвенные улики, как палка о двух концах. Не подкреплённые признанием обвиняемого, они подобны карточному домику. Любой хоть чуточку грамотный адвокат развалит это дело в суде за пару минут.
— А если обвиняемый молчит? — вызывающе бросила я. — Пытать будете?
— Пытки — прошлый век, — спокойно ответил Дитрих. — Однако некоторые не гнушаются использовать старые добрые методы для получения признания. Я всегда был категорически против этого. Ну вот начни я пытать преступника, хоть бы он и виновен был, ведь ему тем самым моральную опору дам — сыщик бессилен что-то доказать и срывает зло на том, кто заведомо слабее, кто не сможет защитить себя. Между тем, это бросает тень не столько на сыщика, сколько на всё отделение. Смеётесь? Но ведь это так. Начни я вас пытать, вы только крепче зубы стиснете и будете молчать, посмеиваясь над моими потугами выудить признание. Скажете, это не так? — инспектор смерил меня взглядом. — Не отвечайте. Не подумайте, чтобы я вас ненавидел, нет. Сыщики не приучены судить человека только за то, что он есть. Конечно, я, как сыщик и как человек, категорически не одобряю того, что вы сделали, но признаюсь, вы мне очень симпатичны — у вас огромная сила воли, вы сильны духом. Я уверен, не случись чего-то такого, экстраординарного, вы бы дотерпели до конца года, а там уже новый коллектив, вы бы по-другому взглянули на жизнь.
Я с ногами влезла на нары и решила на монологи инспектора отвечать язвительными колкостями. Если я покажу ему, что он попал в цель, он начнёт методично дожимать меня. Сейчас он не казался мне чудовищно душным человеком, напротив, он проявлял ко мне куда больше внимания, чем когда-то родители. Иногда мне казалось, что со мной он проводит больше времени, чем с собственной женой. Нетрудно было догадаться, что к собственным детям он относится с таким же холодным равнодушием, как и к посторонним людям.
— Вы бы так о своих детях заботились, как о преступниках! — бросила я и, кажется, смутила инспектора.
Он задумался, словно не ожидал от меня такого выпада. Я мысленно похвалила себя: кое-что и я сама смыслю в человеческой психологии! «Ну погоди у меня, пиявка!», — зло думала я и тотчас бросилась в атаку.
— Подумать только — всю жизнь человек ловит преступников, а сам же их и выращивает! С такими пробелами в воспитании однажды ваши сын или дочь возьмут, да и зарежут кого-нибудь! — я залилась громким лающим смехом, намереваясь сильнее поддеть инспектора. — Горький парадокс — заботится, как любящая мать о преступниках, но плюёт с высокой колокольни на родных людей!
В этот момент на меня вновь накатил приступ истерического смеха. Конечно, торжествовать мне оставалось недолго, но этот короткий миг вновь сделал меня победителем. Эта пиявка убедилась, что я не сдамся без боя и ему рано праздновать победу надо мной. Волки на то и волки, что до последнего сопротивляются.
— Человек — продукт своего окружения, — ответил Дитрих. — Верите или нет, я сам в детстве пережил много неприятностей. Родной отец погиб на войне, а как мать вновь вышла замуж, мы с братом и вовсе будто перестали существовать для отчима и матери. Когда я изъявил желание стать сыщиком, тот просто усмехнулся, сказав, что «таких сопляков в полицию не берут». И мне хотелось во что бы то ни стало доказать ему обратное, что я чего-то стою. У нас с вами много общего, разве что я выбрал другой путь для самоутверждения.
Первоначальный шок от моей контратаки у Дитриха прошёл и сейчас он уверенно разыгрывал свою партию.
— Знаете, как порой тяжело предавать людей суду? В иных преступлениях мотив шокирует своей низостью, ты чувствуешь неприязнь к человеку, а в иных сочувствуешь ему, и хотя с точки зрения закона я обязан посадить его в тюрьму, но как человек я испытываю к нему настоящее сочувствие. Некоторые люди настолько отчаивались добиться справедливости, что вершили её такими противозаконными методами, как убийство.
В следующий момент воцарилась минутная пауза. Мы оценивали положение. Дитрих, очевидно, нашёл способ разговорить меня. Долгая задушевная беседа продолжалась весь вечер. Инспектор шёл ва-банк и так ли разоткровенничался, что я слушала его, затаив дыхание. Он рассказывал мне всё от начала до конца, решив, что-либо он сегодня расколет меня, либо потерпит унизительное поражение.

@темы: проза, зарисовки

---

[The wolf of Innsbruck]

Название: Режиссёр
Автор: Horacius the hobbit
Жанр: рассказ

На первый взгляд, о работе режиссёра можно только мечтать — сиди себе, команды актёрам раздавай, периодически заглядывая в сценарий. На самом же деле, быть режиссёром — архи сложно. Особенно, если в твоей постановке актёры — дети. Однажды я здорово измотал себе нервы, работая с третьеклассниками. Тогда я ещё не знал, во что ввязался, поэтому когда встретил Ирину Владимировну в школьном коридоре, не ждал никаких подвохов от её предложения.
— Жень, не поможешь со спектаклем, а? Ксюша одна не управится…
Как только этой дуре сценарий и режиссуру доверили?
— Чё, опять Кусакина вляпалась? — не без усмешки спросил я.
— Жень, нехорошо злорадствовать.
О господи, поучает, будто мне не 16, а 7 лет от роду. Может хватит принимать меня, как тупоголового первоклашку?
— Ну ладно, что у неё?
— Сценарий к новогоднему спектаклю. Представление будет 25 числа, не хотелось бы, чтоб оно сорвалось.
— Тю, я думал, оно уже завтра, а тут месяц ещё! — я немало обрадовался тому факту. Можно работать вполсилы.
— Славно! Тогда подойди к Ксюше завтра и поговори с ней!
— Ага, — лениво отвечаю я.
Однако Ксюха сама мне позвонила этим вечером, спрашивала и уточняла, когда я смогу. Да хоть когда — уроки я давно перестал делать, лишь изредка списывал у одноклассников.

Встретились мы после уроков в актовом зале. Ксюха держала в руках листы бумаги и по привычке грызла карандаш. Термит какой-то.
— Ой, привет! — она встала с кресла и смущённо улыбнулась во всю ширину своего рта.
Мы с ней оба были неизменными участниками творческих конкурсов и нередко занимали призовые места. Я когда-то тоже был актёром, мой артистизм нахваливали, как могли. Я хорошо играл на сцене, да, но я равнодушен к таким вещам. Поэзия куда больше нравится. Некоторые стихи красовались в школьной газете. Ксюха куда больше на рисовании специализировалась и танцах. Причём некоторые элементы она оттачивала самостоятельно. Так говорила, что даже спокойнее — хореограф не стремится зачморить и никто не насмехается над её неуклюжестью. Но неуклюжей я бы её вряд ли назвал — порхает над полом, как бабочка.
— Тебе тоже, — ответил я. — Ну, что там у нас?
— Да вот, сценарий пишу. Понимаешь, тут значит, есть ещё ведьма, снегурочка, ну и принцесса. Поможешь их роли расписать?
— Да с полпинка, — уверенно ответил я. — А актёры где?
— Репетиция будет только когда сценарий подготовим.
— Ладно, — отвечаю я и принимаюсь прямо в зале на скорую руку строчить сценарий и расписывать роли. Была суббота и мы ушли гораздо раньше. Дописывали мы сценарий уже дома. Все эти детские спектакли до того однообразны, что и думать много не надо. Закончил я ожидаемо быстро и уже в понедельник наш сценарий вынесли на беловик и напечатали.
Я полагал, что на этом моя миссия окончена. О, наивный!
Сразу при распределении ролей нашла коса на камень — актёры из числа девочек наотрез отказывались от роли ведьмы. Я для кого старался, полночи расписывал такую классную роль?! Ну народ… Всем подавай принцессу. С грехом пополам, но мы всё же кое-как распределили роли и начали репетицию.
Режиссёр я, конечно, неважный, но фальшь чувствую. Ох и тиранил же я маленьких актёров за неестественную игру!
— Ну, что за приветствие? В голосе должна быть радость, а вы?.. Комара Ваську похоронили, — так нам когда-то учитель пения выговаривал. Теперь вместо него — я. Никогда не нравились современные дети-актёры — не умеют играть, хоть убейся. Если в фильме каком-то ребёнок-актёр играет естественно, то фильм уже заранее можно считать хорошим. День за днём я неустанно отрабатывал мастерство третьеклашек, а они играли через пень-колоду. Но главное, никто не хотел быть ведьмой. Хоть убейте, никто! Время от времени то я, то Ксюха подменяли ведьму на сцене. Мы не теряли надежды уговорить кого-нибудь из девочек сыграть эту роль. Как мы извращались, объясняя всю прелесть отрицательных ролей! Не описать словами. Наконец, одну из них уговорили.
Я вздохнул с облегчением — пронесло. Но радовались мы недолго. Однажды «ведьма» не пришла на репетицию. Ксюха рыскала по всей школе, наконец, спустя час, пришла и с бессилием вздохнула:
— Ты не представляешь — ревёт в туалете, прям ходячий пожарный рукав!
— В чём дело? — удивился я.
— Да сидит себе и хнычет: «Я никогда не буду принцессой». Я ей и так, и сяк, мол отрицательные и круче, ты запомнишься… Ни в какую!
Я в бессилии взвыл и приложился лбом о стену.
— Да пошла она!.. — в сердцах ору я, вычёркивая так и не состоявшуюся ведьму из списка актёров.
Но худшее было впереди — за неделю до спектакля две девочки неожиданно сцепились из-за этой дурацкой роли принцессы. Дрались, как бешеные псы, мы вдвоём не могли их разнять. Нам помогала вся труппа и мы с трудом, но разняли сцепившихся актрис.
— Дальше только хуже, — сказала мне Ксюха, пока я провожал её домой. — Они ведь друг другу покоя не дадут.
— Тогда гнать их обеих из труппы! — я всё ещё был в горячке.
— Жень, ну войди в положение! Мы не можем просто так взять и поменять, они ведь в образы вжились! Жень, что делать, а?
— Я уже сказал, — бурчу в ответ. — Вот что, Ксюнечка, или приструним этих мочалок, или я больше не режиссёр! И тебе советую уйти. Пусть с ними училка сама колотится, как умеет!
Я кричал так громко, что Ксюхины родители выбежали на шум. Та быстро сориентировалась и проводила их обратно в квартиру со словами:
— Всё в порядке, нас актёры довели. Иди уже! — махнула она рукой, немного погодя.
На следующий день я подошёл к классруку и сказал:
— Извините, Ирина Владимировна, я не смогу больше быть режиссёром. Это выше моих сил — вчера две актрисы передрались из-за роли принцессы. У нас нет ни ведьмы, ни снегурочки. Извините, — с этими словами я положил на стол изрядно потрёпанный сценарий.
— Да! — поддакнула Ксюха. — Неделя до представления, а они у нас покалеченные ходят. Поэтому спектакль отменяется. Поверьте, мы с ними намучились порядочно.
Удивительно, Ксюха стояла на своём и демарш удался. Труппа лишилась главного — сценариста и режиссёра, то есть, меня и Ксюхи. Классрук не на шутку испугалась и чуть ли не упрашивала нас переписать сценарий. Так, чтобы там было две принцессы. Торговаться я не мастак, но за положительные оценки (а я за год набрал с десяток прогулов) я согласился, хоть и трижды проклял себя за такое. С грехом пополам переписали сценарий.
И каким боком там вторая принцесса? Не знаю, но малым виднее. Лишь бы опять не передрались в самый ответственный момент. Хрупкий баланс, наконец, восторжествовал. Правда, мы остались без снегурочки и ведьмы.
— Ксюха! — меня озарило. — Глянь, тебе ведь и грим не нужен — просто пальто наденешь, обмотаешь шею мишурой и вуаля! Вылитая снегурка будешь.
Действительно, голубоглазой блондинке не нужно было и костюма — достаточно было выйти в своём синем пальто и белой шапке.
— Точно! — в этот момент она была согласна на всё, лишь бы избавиться от этого геморроя в виде девятилетних актёров и их ролей. — А ведьмой кто будет?
— Ведьмой буду я.
Хитрый я, однако — на десерт себе оставил самую классную роль, которую так любовно возводил в своём сценарии. Даже в переписанном ведьма была, что надо.
Наконец, настал решающий день — 25 декабря. За кулисами мы раздавали актёрам последние указания, а мне старательно разрисовывали лицо чёрной акварелью. Для ведьмы костюм собрать из того, что было, не составило труда. Теперь главный вопрос — мой грим. Красили меня наспех, Ксюха даже пару узоров нанесла своей дурацкой помадой.
Настал мой выход. Пока я напевал арию ведьмы, описывая круги вокруг волшебного шара, случилось непоправимое — грим стал растекаться. Кто-то в зале испугался, а кто-то стал восторженно аплодировать. Похоже, сочли это колдовством. Бледное лицо ведьмы вдруг стало каким-то иссиня-чёрным… Ничего, для образа — в самый раз. Наконец, отыграли мы все полтора часа и вышли все вместе на сцену, чтоб поклониться зрителям.
Вот это была умора — два великана на фоне малявок из третьего класса! Зато потом нас провожали бурными овациями. Таких я не слышал никогда. Не зря, ой не зря я актёров тиранил! И не зря над сценарием дулся полночи!
Но чтоб я ещё раз согласился ставить эти спектакли… Увольте!

@темы: рассказы, проза, миниатюры

---

Озвучить прозаический отрывок

[kate051988]

Друзья! Срочно!!!

У меня к Вам вопрос и просьба одновременно.

Кто из Вас мог бы помочь мне озвучить мой авторский отрывок (в прозе) (www.proza.ru/2016/11/30/1004), наложив его на музыку (предварительно осуществив помощь с выбором этой музыки)?

Все вопросы - мне в л\с.

@темы: проза

---

Нулевой архетип

[meow-fix]

Название: Нулевой архетип
Автор: meow-fix
Жанр: фантастика, стимпанк
От автора (если Вы что-то хотите сказать читателям перед прочтением): это первая глава моей книги "Нулевой архетип". Текст закончен, и я буду рада, если он кого-то заинтересует и понравится.
Краткое содержание:После Первой Катастрофы мир изменился – поверхность земли стала непригодной для жизни и люди ушли – в горные города и на небесные платформы. То, что осталось внизу, скрыто от них за пеленой Сонма и охраняется фантомами. Мало кто отваживается спускаться туда. Но чтобы спасти своего близкого человека мастрессе Анне Кейн придется рискнуть и отправиться к самому сердцу Земли вместе с небесным капитаном Аланом Атресом. Туда, где спят скелеты дирижаблей и старых зданий. Туда, где ждут загадки прошлого и чудовища, которые их охраняют. Туда, где течет непостижимый и таинственный Нулевой Архетип.
ССЫЛКА на мастерпост у меня в дневнике

***
Медные птицы у входа на верхний ярус "Трели" были начищены до блеска, свет фонарей ложился на гравированные перья и причудливые декоративные шестеренки пятнами и притягивал к себе взгляд. Они выглядели по-королевски, эти птицы, и на их фоне трещины в блестящем искусственном камне ступеней казались почти незаметными.
Анна Кейн поднималась по лестнице, приподняв подол парадного платья мастрессы, и следила за тем, чтобы не угодить в трещину каблуком. Птицы смотрели на нее сверху вниз строго и торжественно, пахло осенью, скорыми холодами и едва различимо - дымом, должно быть, с яруса ниже, где располагались кухни. Если напрячь слух можно было расслышать стрекот винтов: слева, как очертание айсберга под водой, выступал нос одного из опорных дирижаблей, под которым медленно плыли облака.
Лестница крепилась к платформе с краю - обманчиво воздушное соединение витой ковки и псевдо-мрамора - создавая впечатление ступеней в небе. Многих такая конструкция напрягала, но Кейн она нравилась. Она дарила иллюзию абсолютного уединения, один на один с небом.
Невидимая спирит-сфера защищала лестницу и верхний ярус от ветра и было довольно тепло. Каблуки соприкасались с полированной поверхностью ступеней с тихим клацающим звуком, который казался неестественно громким даже несмотря на льющиеся сверху музыку, звон бокалов и смех.
Когда Кейн подошла ближе, шестеренки на груди медных птиц медленно провернулись с тихими ритмичными щелчками, заставив крылья дрогнуть и медленно взмахнуть, раз, другой.
- Госпожа Анна, - свет обрисовал высокую подтянутую фигуру, появившуюся у лестницы, превратил ее в черный силуэт.
Поравнявшись с ним, Кейн кивнула, против воли чувствуя, что улыбается:
- Ричард, - он был почти таким же, каким она запомнила его в прошлый раз. Безупречным, с идеально ровной спиной и не менее идеальными манерами, этаким воплощением потомственного дворецкого. Разве что очень старым. - Отлично выглядите.
- Это полагалось говорить мне, - сдержано отозвался он, пряча ответную улыбку. Когда Ричард улыбался так, Кейн часто ловила себя на мысли, что скучала - по нему, по "Трели" и по небу, каким оно бывало только на воздушных платформах:
- Будем считать, что вы это сделали. И признайтесь, - она позволила себе улыбнуться чуть шире, - вы удивлены, что мое платье закрывает пупок.
- Ваш вкус в одежде изменился в лучшую сторону.
Кейн рассмеялась:
- Кажется, я просто стала намного скучнее.
- В ваших кругах, госпожа Анна, это называется "элегантнее".
- Да, кажется, это называется так.
Он посторонился, собираясь пропустить ее вперед, но Кейн осталась на месте.
- Все давно ждут вас, - намекнул Ричард после нескольких секунд молчания.
Она разглядывала ярус за его спиной - живые цветы, которыми была украшена платформа, официантов с напитками, гостей, музыкантов, и тщательно замаскированные следы упадка - трещины на полу и множество других мелочей. Эти мелочи волновали ее намного больше, чем гости и их ожидания.
- Им придется подождать еще немного, - сказала Кейн и впервые за время встречи посмотрела Ричарду в глаза. Они были светлыми, выцветшими. - Есть несколько вещей, о которых я хочу спросить вас.
Он умел играть в эти игры намного лучшее нее, и все же она заметила, как на секунду напряглись его плечи, застыло лицо, прежде, чем Ричард заставил себя снова стать тем безупречным дворецким, каким она привыкла его видеть:
- Я слушаю.
- На какой мы высоте? - на самом деле она знала ответ и так, чувствовала его в воздухе, слышала в стрекоте винтов и видела в трещинах на ступенях. "Трель" опустилась слишком низко, немногим выше Грандвейв, опасно низко.
Кейн не должно было это удивлять. В конце концов, никакие вещи не служат вечно.
Ричард помолчал, подбирая слова, прежде чем ответить:
- Вам лучше поговорить об этом с госпожой Линнел. Многое изменилось, пока вас не было.
Он говорил спокойно, без упрека, и все же Кейн не могла избавиться от острого чувства сожаления:
- Ричард, ей следовало позвать меня намного раньше.

***
- Мастресса Пятого Архетипа Анна Кейн, - объявил Ричард, и она застыла у входа на ярус, рассматривая гостей "Трели". На площадке было оживленно, музыканты играли легкий ненавязчивый вальс, под который кружились в центре танцующие пары, мужчины и женщины образовывали группки вокруг столов, переговаривались о чем-то, смеялись. Джеймс Стерлинг выделялся из толпы примерно так, как мог бы выделяться накрытый стол на посадочной полосе. Стерлинг стоял поодаль, наблюдал за гостями с ленивой улыбкой хозяина и делал то, что, как знала Кейн, ему удавалось лучше всего - был мудаком.
Разумеется, он заметил ее, как только она вошла, кивнул с едва заметной снисходительностью, и Кейн вежливо улыбнулась ему в ответ. Их со Стерлингом разговоры раз за разом деградировали в вежливое хамство, но до неизбежного столкновения она предпочитала играть чисто.
Линнел нигде не было и это казалось странным - хозяйка "Трели" не могла позволить себе отсутствовать на вечере, который устроила сама, особенно теперь, после смерти мужа. Гибель Дэна слишком многое изменила как на платформе, так и для его семьи.
- Анна, - Стерлинг подошел к Кейн первым - подтянутый, лощеный, в безупречно сидящем темно-синем фраке - этакое воплощение обаятельного подонка, и тем самым невольно выдавал, что подошел не просто так, - крайне рад видеть. Вас давно не было в свете.
- Джеймс, - она вежливо улыбнулась и коротко поклонилась ему на университетский манер, как и полагалось мастрессе архетипа. Впрочем, по меркам аристократии университетский поклон все еще считался крайне неформальным, - уверена, вы выплакали все глаза, пока меня не было. Такая потеря для общества.
Он беззлобно рассмеялся:
- Вам не идет язвительность, Анна. Разве я не могу сказать красивой женщине, что рад ее видеть, не подвергаясь нападкам?
- Разумеется, можете. Рано или поздно я устыжусь и оценю.
- Вы все такая же колючая, - он подал ей руку, и Кейн приняла ее, чувствуя на себе взгляды гостей. - Сколько мы не виделись? Года три, кажется. В свете многое поменялось, столько новых лиц. Позвольте я вас познакомлю.
Его слова можно было бы принять за банальную вежливость, если бы не то, как пристально за ними следили окружающие. И если бы не простой факт - Стерлинг не был хозяином этого вечера и "Трели". Знакомить Кейн с окружающими полагалось не ему:
- Я предпочту, чтобы это сделала Линнел. К слову, не знаете, где она?
- Насколько я могу судить, госпоже Райт нездоровилось. Ей пришлось уйти, - он ответил совершенно нейтральным тоном.
- Сразу после разговора с вами? - так же нейтрально поинтересовалась она.
Стерлинг улыбнулся:
- Вы действительно давно не были в свете, Анна, теряете сноровку и говорите слишком откровенно.
Он был отчасти прав, Кейн несколько лет не выбиралась в высшее общество:
- Джеймс, я действительно давно не была в свете. Я настолько потеряла сноровку, что могу даже прямо в лицо назвать мудака мудаком. Представляете?
Это уже было на грани с грубостью, но ей хотелось увидеть его реакцию.
- Вы невысокого обо мне мнения, - сухо заметил он.
- Я могла бы пристрелить вас прямо здесь и сейчас, если бы это не каралось законом. Не смотрите так удивленно, вы знали об этом с самого начала.
- Я не ожидал услышать от вас откровенное хамство, не так скоро. Вы шокируете, Анна.
- А вы терпите это, потому что хотите знать, зачем я здесь, - спокойно ответила она. - Вы ошиблись на мой счет. Вы ожидали, что я стану играть по вашим правилам, изображать вежливость и принадлежность к высшему обществу. Мне это не нужно. Я могу играть совсем иначе. Все знают, зачем вы прилетели на "Трель", вы хотели выкупить платформу еще у Даниеля, пока он был жив, и пытались сделать это после его смерти. Вы травили Линнел кредиторами, в надежде, что она уступит. Теперь, когда платформа начала снижаться к границе Древних Городов, ее стоимость резко падает, вам это на руку. Мое появление может все усложнить. И не сомневайтесь, оно усложнит.
Ответный смех Стерлинга прозвучал абсолютно непринужденно, и Кейн могла бы в него поверить, но она и сама умела непринужденно смеяться независимо от обстоятельств. В конце концов, в детстве им обоим это преподавали.
- Анна, вы явно видите во мне кого-то другого. То, что я хочу купить "Трель" никак не связано с вами и даже Линнел Райт. Я просто заинтересован в покупке. Это еще не повод меня ненавидеть. Я подошел к вам только потому, что мы давно не виделись.
Она легко могла бы с этим поспорить, но предпочла ответить ему в тон:
- Возможно, вы правы, и я совершенно напрасно на вас накинулась. Впрочем, у меня ведь есть и другая причина вас ненавидеть.
- Заинтригован. И какая же?
- Мы разговариваем уже несколько минут, а вы все еще не пригласили меня на вальс.
Ее слова заставили его искренне рассмеяться:
- Тогда мне стоит срочно это исправить. Анна, вы ведь не откажете мне?
На танцполе было людно, кружились пары, свет от фонарей ложился на полированные плиты, подсвечивал размытые отражения гостей.
Стерлинг дождался, когда одна мелодия сменит другую, и подал Кейн руку.
Скорее всего вежливости в этом приглашении было не меньше, чем желания узнать, зачем Кейн прилетела на "Трель". Как мастресса архетипа, к тому же преподаватель в Университете, она обладала пусть не властью, но влиянием. Едва ли Стерлинг видел в ней реальную угрозу, но проблему - вполне.
- Вы отлично танцуете, - похвалил он, легко ведя ее в вальсе. Они обогнули пожилую пару - представительного мужчину с моноклем и степенную даму в пышном платье - и Кейн намеренно сделала шаг вперед вместо того, чтобы подстроиться под танец и отступить. Стерлинг успел убрать ногу в последний момент.
- У вас отличная реакция, - в тон ему отозвалась она с улыбкой.
- Анна, что это за ребячество?
- Мне всего лишь был нужен повод сказать вам комплимент, - отозвалась она и добавила. - И посмотреть, кто на это отреагирует. Я предпочитаю знать, кого в этом зале вы уже купили, а кого еще не успели.
Слишком многие, по мнению Кейн, обращали на них внимание.
Он наклонился к ней ближе:
- Могли бы просто спросить. Незачем подвергать мои ноги опасности.
- Стерлинг, - она не стала отодвигаться. - Не нарушайте приличий.
- В начале вечера вы называли меня Джеймсом.
- И уже во время первого танца вы начали позволять себе лишнее. Отодвиньтесь.
Он рассмеялся, чуть отступая назад:
- Вы очень занятная женщина, вам говорили? И совершенно зря видите во мне врага. Посмотрите внимательнее, согласитесь, я совсем не похож на злодея.
Он безусловно отлично умел подать себя, но это Кейн знала и раньше. Вся ее жизнь до того, как она попала в Университет и занялась изучением спирита состояла из таких, как Стерлинг - обаятельных мудаков с безупречным воспитанием.
- Вы действительно совершенно не похожи на злодея, - согласилась она. - У вас прекрасные манеры и вы никогда не ударите женщину. Публично.
- Уверен, - легко отозвался он, продолжая вести ее в танце и глядя прямо в глаза, - сейчас я услышу "но".
Кейн кивнула, легко подстраиваясь под его ритм:
- Разумеется. Мы с вами из одного круга. Меня не впечатляют ни ваши манеры, ни умение себя подать. Если убрать их, люди делятся на два типа: на тех, кто потянется к протянутой руке, и тех, кто наступит на нее сапогом, - она вспомнила о том, что по его вине пережила Линнел после смерти Дэна, и добавила. - В случае с "Трелью" вы наступили не на ту руку.
- И вы берете на себя право судить меня? - с любопытством поинтересовался он. - Может быть, вы сами и не наступите на того, кто нуждается в помощи. Но вы вполне способны просто пройти мимо.
- Я могла бы, - не стала спорить Кейн, скользнув ладонью по его руке вверх, к плечу. - И это главная причина, почему сейчас вы тратите на меня время. Потому что я немногим лучше вас. Будь иначе, вы не боялись бы меня.
- Я не боюсь вас, Анна, - спокойно ответил он, перестав на мгновенье играть в улыбчивого кавалера. - Я только не вижу причин с вами враждовать. Я хочу получить "Трель" и я получу ее, не важно, насколько вы лучше или хуже меня. У вас просто нет ресурсов что-то изменить. Вы для меня - помеха, я для вас - мельница, которая перемелет любого, кто достаточно глуп, чтобы лезть под жернов. Вы не импульсивная дурочка, должны это понимать.
Это ее почти позабавило, в конце концов, именно этого Кейн ожидала от Стерлинга с самого начала - попытки убедить ее, что он уже победил:
- Вы пытаетесь скормить это дерьмо любому, кто ставит под угрозу ваши интересы? - музыка смолкла и в наступившей тишине, Кейн сделала шаг назад. Стерлинг отпустил ее с вежливым поклоном:
- Вы думаете, я запугиваю вас?
- Я думаю, вам стоит лучше смотреть, что попадает под жернов. Мельница нужна для помола муки. Она перемалывает далеко не все материалы, - Кейн присела в традиционном реверансе. - Спасибо за вальс.
Пока она шла к столу с напитками, Стерлинг смотрел ей вслед. Кейн это устраивало.

***
Сам того не желая, Стерлинг оказал ей услугу, когда подошел первым и заговорил с ней. Статус свободной мастрессы архетипа, преподавательницы из Университета, означал определенный вес и положение в обществе. Если где-то возникала проблема со спиритом или спирит-аномалия, правительство обращалось к таким как она за консультацией или помощью, а это означало множество полезных знакомств. Но в остальном люди сторонились тех, кто использовал спирит без предмета-медиатора, напрямую через архетип. Возможно, это казалось людям загадочным и непонятным, но речь в конечном итоге шла о науке.
Первое, чему Кейн учила студентов в Университете - умение управлять спиритом не было даром. Просто навыком, доступным каждому, кто готов был потратить годы на ежедневные многочасовые упражнения. Методика обучения не давала сбоев, если выполнялась правильно. Любой мог найти архетип и черпать через него спирит, придавать ему желаемую форму. Большинство людей просто не видело смысла расходовать силы на то, что можно без особых проблем купить в любой лавке спирит-механиков. Зачем тратить годы на то, чтобы научиться мыслью поджигать свечу, если спички продаются на каждом углу?
И все же, таких как Кейн сторонились.
Стерлинг, когда заговорил с ней, сильно упростил ее жизнь. Последовав его примеру, с Кейн стали здороваться другие: лысоватый сэр Ростир -, потомственный банкир; госпожа Льенна - мать одной из школьных подруг Кейн; Розалинда - рыжая девчонка, с которой они когда-то давно, в полузабытом детстве, устраивали пикники в закрытых садах "Трели", и многие другие гости. Все эти люди были ей чужими, но умение разговаривать с ними, вести беседу по их правилам, в привычной для них манере, возвращались легко. Кейн смеялась, расспрашивала про родственников, отвечала на вопросы, и ловила себя на том, как просто оказалось перестроиться обратно с Кейн-мастрессы на Анну-дочь-семьи-Кейн.
Линнел не появлялась, и с каждой минутой подобное настораживало все больше и больше.
Минуты утекали как песок сквозь пальцы, вечеринка крутилась вхолостую.
Кейн выпила бокал шампанского и станцевала еще два танца, одиниз них с сэром Ростиром. Он рассказывал ей о том, как давно мечтал спуститься к границе Грандвейв - Сонма, как его называли в Университете - и поохотится на осколки спирит-схем. Кейн слушала вполуха и вежливо улыбалась. После открытия спирита и первой спирит-катастрофы, которая сделала Древние Города непригодными для жизни, прослойка первых спирит-схем все еще висела над землей. Это были непредсказуемые энергетические фрагменты, неуправляемые и опасные. Если Ростир собирался на них охотиться, он явно плохо понимал, с чем имел дело.
Кейн на самом деле было все равно, чем именно он развлекался в свободное время. Кейн ждала появления Линнел, и именно это ожидание делало светскую болтовню невыносимой.
Несколько раз казалось, что крылья механических птиц у лестницы вот-вот дрогнут, объявляя о приходе новых гостей, но после Кейн никто так и не появился.
Ричард рядом с птицами выглядел застывшим изваянием - безупречный слуга богатого дома. Несколько раз Кейн собиралась подойти к нему и узнать, что происходит, но это означало показать свое беспокойство окружающим. Она знала, что как минимум часть гостей была вовсе не на стороне Линнел.
На площадке не было часов, и от того время казалось цикличным, будто его крутили по кругу. Светские рауты часто производили на Кейн такое впечатление.
Когда птицы у лестницы все-таки пошевелились, они раскрыли крылья, чтобы поприветствовать не Линнел.
- Алан Атрес, - объявил Ричард, выступив вперед.
За его спиной появился высокий черноволосый мужчина в строгом костюме воздушного капитана - черном кителе и брюках. Кейн без труда узнала в костюме парадную униформу флота охранной компании "Скайлинг".
Алан Атрес - единственный сын основателя компании Девида Атреса и его наследник, обвел площадку взглядом, словно искал кого-то. Скорее всего он искал Линнел, и это не было похоже на обычное желание гостя поприветствовать хозяйку.
Кейн ни разу не встречалась с Атресом лично. В свете его считали резким и довольно нелюдимым человеком, который большую часть жизни проводил на своем корабле, сопровождая торговые суда. Компания "Скайлинг" занималась воздушной охраной и разведкой закрытых зон, мест, где осколки схем могли представлять реальную угрозу жизни и здоровью людей.
Выправка Атреса заставляла заподозрить в нем бывшего военного, хотя скорее всего он не имел никакого отношения к армии. Впрочем, возможно, это было влияние его отца. Основатель "Скайлинг" служил больше десяти лет до того, как уволился по состоянию здоровья и создал собственную компанию.
Атрес остался у лестницы, не обращая внимания на взгляды окружающих, а на него смотрели многие.
Впрочем, все дело могло быть просто в выборе костюма. Военного кроя униформа "Скайлинг" заставляла его выделяться на фоне окружающих и невольно притягивала взгляд.
- Похоже, старина Алан перепутал сегодняшний вечер с маскарадом, - с улыбкой заметил Стерлинг, приблизившись к Кейн так близко, как только позволяли приличия.
- Платье мастрессы вы тоже считаете маскарадным костюмом? - как бы между прочим поинтересовалась она, не отводя от Атреса взгляда.
- Скажем так, я считаю, что ваш маскарадный костюм очень вам идет, Анна. Вы не подарите мне еще один танец?
- Непременно, - в тон ему отозвалась она, - но, боюсь, не сегодня. Я отвыкла столько танцевать, у меня болят ноги. Прошу меня извинить.
Стерлинг схватил ее за руку, как только она сделала один единственный шаг в сторону лестницы, и это выдавало его с головой. Может быть, он не опасался самой Кейн, но он по какой-то причине опасался, что она встретится с Атресом.
- Тогда я буду рад поговорить с вами еще немного, - легкий тон и добродушная улыбка совершенно не вязались с жесткой хваткой его пальцев.
- Уберите руку, - мягко сказала она. - Немедленно.
- Не глупите, Анна, я всего лишь хочу продолжить разговор. Не стоит привлекать к этому излишнее внимание. Это не в ваших интересах.
Отчасти, он был прав. Кейн могла устроить скандал и освободиться, но это показало бы ее саму в невыгодном свете. Репутация среди людей их круга могла повлиять на слишком многое, открыть одни двери и закрыть другие.
- Хорошо. Можете начать с того, почему вы так боитесь Атреса.
Стерлинг улыбнулся:
- Линнел Райт пытается сохранить "Трель" и готова ради этого на все. Она, вероятно, думает, что Атрес способен ей помочь. Я просто не хочу, чтобы вы обманывались вместе с ней.
- Какая трогательная забота, Джеймс. Вы так и собираетесь держать мою руку? Это само по себе начинает привлекать внимание.
- Кто станет меня обвинять? - он перехватил ее ладонь, поднес к губам. - У вас удивительно красивые пальцы, любой мужчина пожелал бы сейчас быть на моем месте.
- Не делайте так, у меня слабый желудок.
Атрес все еще оставался у выхода на площадку, рядом с механическими птицами. Он о чем-то говорил с Ричардом. С такого расстояния фраз было не разобрать и Кейн жалела, что не могла читать по губам. Почему-то ей казалось, что речь шла о чем-то важном.
- Анна, вы намекаете, что вас тошнит от меня? - Стерлинг отпустил ее руку и сделал шаг назад. Впрочем, он стоял достаточно близко, чтобы перехватить Кейн снова.
- Мне говорили, намеки у меня отлично получаются, - ответила она.
- Они получаются у вас прозрачными.
Ричард подозвал официанта, и Атрес взял с подноса бокал шампанского. В свете фонарей напиток в бокале напоминал расплавленное золото.
Когда Ричард указал в сторону Кейн, она невольно напряглась.
- Не говорите мне, что вы рассчитываете на спасение, - шутливо сказал Стерлинг, заметив это. - Ваш рыцарь весь в черном и ему совершенно нечего здесь делать.
- Я предпочту рыцаря в черном рыцарю в коричневом, - ответила Кейн.
На самом деле в одежде Стерлинга не было ни одной коричневой детали, но он понял ее слова правильно:
- Похоже, у вас действительно неплохо получаются намеки.
Атрес посмотрел на Кейн в упор - что-то в его глазах даже с такого расстояния показалось ей странным - и пошел к ней. Он двигался со спокойной целеустремленностью человека, который не тратит время на праздные разговоры и не обращает внимания на препятствия. Этим он тоже напоминал военного.
Стерлинг напрягся, но промолчал.
- Вы Анна Кейн? - спросил Атрес, остановившись в паре шагов от них. Он спрашивал равнодушно, холодно, не размениваясь на приветствия и элементарную вежливость. В его словах не было ни грубости, ни попытки расположить к себе.
- А вас, Алан, явно не учили здороваться, - Стерлинг успел ответить раньше Кейн. - Впрочем, ничего удивительного, если вспомнить, кто ваш отец.
Стерлинг намеренно провоцировал его, и Кейн уже собиралась вмешаться, когда Атрес сказал:
- Не заинтересован.
- Прошу прощения?
- В разговоре с вами, - ровно и с обезоруживающей ледяной прямотой ответил Атрес. - Я ищу Линнел Райт. Дворецкий сказал мне поговорить с Анной Кейн. Это вы?
- Верно, - Кейн коротко склонила голову в университетском поклоне. - Я с удовольствием поговорю с вами, Алан, если вы пригласите меня на вальс.
- Я не танцую, - равнодушно сказал он. - И обращайтесь ко мне по фамилии.
Стерлинга его ответ насмешил:
- Похоже, Анна, высшая справедливость все-таки существует. Вы отказались от танца со мной, и сами получаете отказ.
Кейн предпочла проигнорировать его:
- Вы уверены, господин Атрес? В конце концов, танцевать, - и на этих словах она кивнула на Стерлинга, - невозможно втроем.
Намеки действительно давались ей неплохо, потому что Атрес молча подал ей руку.

***
Когда он повел ее в центр площадки, где кружилось в вальсе еще несколько пар, Атрес предупредил:
- Я плохо танцую.
Он признавал это совершенно безэмоционально, с той резкостью за которой легко угадывалась неловкость, и Кейн рассмеялась:
- До тех пор, пока вы не наступаете мне на ноги, я это переживу.
Его молчание стало очень красноречивым ответом.
- Вам, наверное, говорили, но иногда неумение танцевать делает мужчину милым. К тому же, этот танец просто способ избежать нежелательных слушателей.
Она встала к Атресу вплотную, положила руку ему на плечо. Они стояли очень близко, и Кейн обратила внимание на то, что глаза у него были абсолютно черные, радужка полностью сливалась со зрачком.
- Я признал, что не умею танцевать, - Атрес неловко приобнял Кейн за талию. - Это не дает вам права обращаться со мной фамильярно. Единственное, что меня интересует, где найти Линнел Райт.
Кейн вот уже около часа задавалась тем же вопросом, но она не собиралась этого признавать. Пока, по крайней мере:
- Произошло нечто непредвиденное. Просто подождите, Линнел вскоре появится. Если же вас что-то интересует, вы можете задать вопрос мне.
- У меня нет ни повода, ни желания задавать вопросы вам. Я еще не дал Линнел Райт ответ. Компании "Скайлинг" невыгодно вкладывать средства в "Трель".
- Однако же, отрицательного ответа вы пока не дали тоже. Предложение Линнел вас заинтересовало.
Кейн улыбалась, надеясь, что он не разгадает блеф. Она не знала, что именно предложила Атресу Линнел, но очень хотела бы это выяснить.
- Вы слишком много на себя берете, Кейн, - ответил Атрес. Они двигались по площадке неуклюже, потому что он действительно очень плохо танцевал. Дважды они чуть не задели другую пару. - Мне нужна мастресса, но это не означает, что я соглашусь на любую мастрессу.
- Так же как не любая мастресса согласится на вас, - легко отозвалась Кейн. - Свободных представителей моей профессии не так много, почти все работают на государство. И нас сложно заинтересовать.
То, что он сказал, показывало ситуацию в совершенно ином свете: и просьбу Линнел приехать, и поведение Стерлинга. К мастрессам обращались если дело касалось спирита, и раз Атрес не пошел со своим вопросом в Университет официально и не обратился к государственным специалистам, скорее всего ему было нужно что-то опасное, либо противозаконное. Линнел об этом знала, и была готова предоставить ему Кейн.
Скорее всего, у Линнел просто не оставалось иного выхода.
- Вы мне не нравитесь, - прямолинейно и абсолютно равнодушно сказал он. - Мы только встретились, но вы уже пытаетесь со мной торговаться.
Что ж, те, кто считал его резким, определенно считали так не зря.
Кейн едва успела убрать ногу, чтобы Атрес на нее не наступил:
- Я могла бы начать вежливую беседу ни о чем, но мне кажется, что вам это не нужно. Вы производите впечатление человека, который любит говорить прямо.
- Верно, - согласился он. - Дальше.
- Я вполне могу не играть в намеки, - продолжила Кейн. - Вам нужна помощь мастрессы. Я могу ее обеспечить.
- Вы так уверены, что ваши услуги того стоят?
- Я уверена, что они могут обойтись намного дороже.
Атрес замолчал, продолжая неловко вести в танце. Он все-таки наступил Кейн на ногу во время очередного па и еще дважды едва не наступил на платье.
- Знаете, вы действительно меня раздражаете, - сказал он наконец.
- Вас часто раздражает правда?
- Меня всегда раздражают вертихвостки.
Он говорил абсолютно бесстрастно, как мог бы комментировать отчет о смене воздушных течений, но все же Кейн хотелось рассмеяться в ответ на его слова. Почему-то с ним было по-настоящему легко. Он не пытался играть словами, как Стерлинг и то, что Атрес говорил, означало именно то, что он сказал, без подводных камней и попыток казаться лучше.
- Должно быть, - Кейн фыркнула представив его на других светских мероприятиях, - вам тяжело общаться в высших кругах.
- Нет, - коротко отозвался он. - Мне не приходится этого делать. И я не танцую.
- Для вас выходы в свет - обуза?
- Я просто не люблю бездельников, - пояснил он. - Нигде не видел больше бездельников, чем на подобных мероприятиях.
Кейн все-таки рассмеялась:
- Хотела бы поспорить, но у меня ни одного аргумента.
Она хотела добавить что-то еще, но площадку под ними неожиданно тряхнуло, заставив их прижаться друг к другу до неприличия близко.
- Извините, - автоматически сказала Кейн, но Атрес не ответил. Он стоял совершенно неподвижно, повернув голову влево, откуда уже доносились удивленные возгласы.
Кейн проследила за его взглядом.
За границей площадки, откуда-то снизу, вероятно, от несущего дирижабля, поднимался столб спирита. Он был полупрозрачный, голубовато светился в воздухе и казался совершенно неопасным.
Гости не знали на что именно смотрят и потому спокойно переговаривались, но Кейн видела перед собой утечку спирита, предположительно в центральном узле - возможно, аварию, которая могла обрушить "Трель" вниз.
- Какого черта... - Атрес шагнул в сторону заграждения, вероятно, собираясь рассмотреть, где начиналась светящаяся колонна, но площадка у них под ногами снова дрогнула, заставив Кейн судорожно уцепиться за него, чтобы не упасть. С грохотом посыпались с подносов бокалы, кто-то вскрикнул.
- Это... - успела выговорить Кейн, а потом спирит-сфера, защищавшая гостей от ветра, лопнула с пронзительным звоном. Взметнулись вверх пышные юбки, края белоснежной скатерти и опрокинулась ваза.
Казалось, они вот-вот рухнут вниз. Плиты под ногами завибрировали.
- Это схема! Мне нужно туда! - попыталась перекричать нарастающий гул снизу Кейн, но ветер уносил слова.
"Мне нужно... Я постараюсь помочь..."
Если произошла авария с центральной схемой, Кейн действительно могла вмешаться. Ей только нужно было время, совсем немного времени.
Потом где-то на границе слышимости уши пронзил высокий писк и все замерло, будто схваченное на пленку мгновение.
Люди замерли на середине движения, застыли в воздухе разметавшиеся от ветра волосы молодой дамы, цветы склонились по направлению ветра.
Кейн повернула голову в сторону Атреса. Он стоял и держал в руках карманные часы. Резной узор на открытой крышке сиял пронзительно белым светом и отбрасывал странные тени вокруг.
Это был медиатор времени достаточно сильный, чтобы остановить события.
Предметы-медиаторы, теперь, когда спирит стал неотъемлемой частью жизни и лег в основу почти всех человеческих инструментов, бывали самыми разными: плащи, сохраняющие тепло, источники энергии для воздушных гондол, даже медицинские приспособления и средства связи. Их производили массово, какие-то были дороже других, какие-то дешевле. Они использовали спирит разных архетипов и соответственно свойства у них были разные. Спирит времени был сложнее в работе, чем все остальные виды.
Встретить подобный предмет в руках обычного человека было как наткнуться на ледяной цветок в собственной оранжерее. Почти невероятно.
Атрес смотрел на Кейн напряженно, словно пытался разобрать ее на составляющие и предсказать, что она сделает дальше.
Должно быть, он пытался понять, почему она не застыла, как остальные, и какие вопросы начнет задавать.
Кейн действительно хотелось спросить, прямо там, на рушащейся платформе, в абсолютной замершей тишине среди людей-кукол и взметнувшихся вверх тканей: где вы его взяли? Откуда у вас этот предмет?
Но за пределами площадки в абсолютно застывшем мгновении светилась колонна спирита - единственный элемент кроме Кейн с Атресом, на который не подействовал медиатор - и эта колонна означала, что "Трель" целиком может просто перестать существовать.
- Сколько у нас времени? - спросила Кейн.
Атрес смотрел настороженно и мрачно, видимо решая, может ли ей доверять, но все-таки ответил:
- Около десяти минут. Это, - он кивком указал на колонну спирита, - похоже на выплеск центрального узла. Мы успеем добраться до двигателя?
Несущий дирижабль находился не менее, чем в семи ярусах от них, но Кейн сказала:
- Я создам спирит-сферу, мы попробуем спуститься в ней.
- Вы сможете? - спросил Атрес. Он задал вопрос спокойно и ровно, словно их жизни, так же как и жизни всех на платформе, не зависели от ответа.
Кейн была мастрессой Пятого Архетипа, Архетипа "Мираж" - наиболее простого для овладения, а спирит миража не был материальным, он только позволял создать любой образ, любую видимость по желанию, но только на первом уровне.
- Я справлюсь.
На втором уровне, на изнанке Миража, если погрузиться в спирит целиком, глубже и глубже, не вниз, но внутрь - как бездна под волнами океана, лежал Нулевой Архетип - изначальный спирит, каким он был до того, как разделился на разные начала. Просто спирит - энергия, душа, извечная песня и все то неназываемое, для чего у человечества не было слов.
Вытащить его наружу, сквозь толщу Миража было трудно, тяжело и одновременно с тем давало ни с чем несравнимое ощущение... завершенности. Словно что-то в мире со щелчком становилось на место.
Нулевой архетип был материален.
- Я справлюсь, - повторила Кейн скорее даже для себя самой, повернулась к колонне спирита спиной и поискала глазами точку смещения. Для каждого человека она была своя, просто какая-то деталь, которая появлялась в окружающей обстановке.
На площадке застыло пойманное, бесконечное мгновение - взвивались вверх углы скатерти и юбки дам, разлетался осколками бокал на полу, зависла в воздухе капля вина, заваливалась на бок ваза.
Почему-то для Кейн точкой смещения всегда было красное яблоко. В этот раз оно лежало на столе, пронзительно алое, настолько яркое, что практически светилось. Оно лежало рядом с упавшим цветком, нежной белой лилией, и, разумеется, было не настоящим.
Кейн посмотрела на это яблоко, и мир сместился.
Момент перехода всегда казался Кейн пробуждением, словно бы вся жизнь оказалась сном, и она наконец-то открыла глаза в мире миражей. Для каждой мастрессы и каждого мастресса смещение происходило по-своему, каждый видел реальность через призму своего собственного архетипа. В тот момент, на замершей, застывшей во времени платформе все было миражом, этот мираж - материальный и гениальный в своей продуманности, в своей завершенности прятался под поверхностью каждого предмета, тек кровью в венах людей, светился бликами на медных шестеренках птиц. Это был мираж-материал, мираж-суть, заполнявшая собою воздух от края до края и сама Кейн в том застывшем воздухе тоже была миражом - разумным, тонким миражом. Полупрозрачным спектром, проекцией на поверхность реальности.
Достаточно было вздохнуть, чтобы провалиться внутрь.
Она могла зачерпнуть мираж ладонями, вытащить его любым образом на поверхность мира - видимостью, иллюзией, но то, что было нужно Кейн лежало намного глубже.
Это было похоже на погружение - в суть. Глубже, и глубже, и глубже. Ближе.
Что такое мираж?
Что такое спирит?
Бесконечные волны и образы, океан от края до края сознания.
Крохотная точка размером с мир, внутри которой точка, внутри которой точка, внутри которой...
Где-то там, внутри всех точек бесконечная и неизбывная спала белизна - Нулевой Архетип. Начало всех начал.
Оно было ничем и всем сразу, неназываемое и прекрасное оно пело тысячей голосов, звало к себе.
Кейн зачерпнула его - не ладонями, внутри Архетипа она сама была лишь каплей - своей памятью, волей - немного, только бы хватило. И вернулась на поверхность - сквозь толщу Миража на площадку "Трели", к красному яблоку на столе.
Белый изначальный спирит извивался над ладонью, очень тяжелый и нестабильный, и она поспешила дать ему форму - растянула в простую и легкую спирит-сферу, оставив только круги-команды для управления.
- Готово.
Сфера получилась неровная, кое-где в ней оставались проплешины, но она была осязаема - точнее, достаточно материальна, чтобы спуститься в ней к главному узлу.
Атрес аккуратно шагнул внутрь и коснулся стенки рукой, проверяя на прочность:
- Вы уверены, что она выдержит?
- Нет, - честно ответила Кейн, но она справедливо полагала, что Атресу на самом деле не так важно от чего умирать - от того, что откажет спирит-сфера или от того, что они не успеют добраться до узла.
Внутри сфера казалась более устойчивой, чем снаружи, легко выдерживала вес двух человек и управляющие элементы моментально отозвались на прикосновение.
Кейн с Атресом поднялись в воздух, пролетели над витым ограждением площадки, оставляя позади медных птиц и застывшие будто на фотопленке фигуры гостей.
Ярусы медленно проплывали вверх, по мере того, как спирит-сфера опускалась к основанию светящейся колонны.
У ног Атреса лежало красное яблоко. Точка смещения усиливала связь с архетипом, и Кейн старалась не терять ее из виду.
Вдалеке за границей влияния медиатора времени по пронзительно звездному небу плыли облака. Где-то внизу, на самой границе видимости выступали из вечного тумана Грандвейв перекореженные шпили Древних Городов.
- Мы почти на месте, - сказала Кейн. - Вы знаете сколько у нас осталось времени?
Ей казалось, что свечение медиатора становилось все слабее.
- Около пяти минут, - спокойно ответил Атрес. - Поторопитесь.
- Эта сфера не может лететь быстрее.
По крайней мере, Кейн боялась, что изначальный спирит, который она вытащила из нулевого архетипа просто не удержит форму и развалится.
Наконец, они опустились на уровень двигателей центрального узла. Узел располагался в металлической сфере, подвешенной на цепях между гондолами несущих дирижаблей. Колонна спирита разворотила ее крышу, и вывернутые стенки больше напоминали причудливые лепестки.
Рядом сиротливо завис красно-золотистый воздушный

сампан

сампан - китайская разновидность лодки Линнел. Выплеск спирита сорвал с него алый навес, и теперь тот бесполезной тряпкой застыл в воздухе. На него тоже действовал медиатор времени.
Если Линнел была здесь, то Кейн понимала почему Ричард ничего ей не сказал - не захотел поднимать панику. Скорее всего, они просто недооценили ущерб.
Спирит выплескивался из покореженного узла, и Кейн едва не потеряла контроль, когда представила, что Линнел могло задеть выбросом.
Отзываясь на ее эмоции, спирит-сфера дрогнула, пошла трещинами, и Атрес положил Кейн руку на плечо:
- Держите себя в руках.
Он был прав, разумеется, Кейн не имела права терять контроль в тот момент, тем более, что даже находясь внутри узла Линнел могла остаться в живых - первичный выплеск, судя по повреждениям металла, пришелся вверх.
- Извините, - коротко отозвалась она, заставляя сферу подлететь к узлу. Ремонтный люк был открыт, и внутри мягким пульсирующим сиянием светился двигатель.
На полу у самой стенки лежала женщина в синем вечернем платье. Светлые волосы растрепались и стелились по металлическому полу.
Кейн не видела Линнел почти пять лет, и все же узнала ее с первого взгляда.
- Не вздумайте сейчас тратить на нее время, - сказал Атрес, и как бы бессердечно это не звучало, он был прав.
- Я знаю, - Кейн направилась к двигателю, испускающему колонну спирита. - Помогите Линнел и постарайтесь не отвлекать меня.
Медиатор в руке Атреса светился все слабее, и времени оставалось меньше с каждой секундой.
У самого двигателя, сразу над узлом, в светящейся колонне застыла центральная схема "Трели".
Ни мастрессы, ни медиаторы не сохраняли спирит в первоначальном его состоянии чистой энергии, его заключали в схему, заливали будто топливо в механизм, заставляя работать - поднимать в воздух населенные платформы, вроде "Трели", освещать помещения, крутить винты дирижаблей, защищать от холода или ветра. Схемы бывали самые разные - элементарные, доступные каждому, и сверх-сложные, почти разумные. Они проявлялись в разных формах - геометрических фигур и клочков тумана, силуэтов, предметов или даже людей.
Схема "Трели" была валькирией. Она парила неподвижно, эта светящаяся крылатая женщина в белых доспехах. Воздух едва заметно дрожал вокруг нее. В груди валькирии была дыра, внутри толчками пульсировало алое сердце. Оно выглядело объемным, почти осязаемым, и совершенно очевидно чужеродным.
Кейн стояла так близко, что различала тихий вибрирующий звук, обволакивавший схему, будто невидимый кокон - Песню. Эти ноты, высокие и едва слышимые, были совершенно нездешними, как отголосок Нулевого Архетипа, они долетали откуда-то с изнанки реальности. Так звучал только воплощенный спирит. У каждой схемы была своя Песня, и по ней легко можно было определить состояние спирита и надежность всего механизма.
Валькирия пела отрывисто, звук то пропадал совсем, то вдруг выбивался из ритма одной четкой явственно различимой нотой. Песня была прерывистой, нервной и неуловимо напоминала плач.
Зачастую, чтобы исправить сломанную или поврежденную схему достаточно было выровнять ее звук.
Кейн позволила себе скользнуть глубже в Мираж, зачерпнула его спирита, текучего и невесомого, и попробовала коснуться валькирии.
Песня стала отчетливее, потекла вокруг и внутрь, сонастраиваясь с Миражом, принимая Кейн как часть себя.
Схема умирала.
Изнутри ее разъедала пронзительно красная болезнь, она расползалась тонкими нитями сосудов внутри, похожая на паразита. Кейн почувствовала прикосновение заразы к себе и передернулась. Это не было сбоем схемы, кто-то намеренно использовал разрушающий медиатор, отравил центральный узел "Трели", рассчитывая уничтожить ее.
Кейн не знала никого, кто был бы на такое способен.
Ноты Песни обтекали, отдавались вибрацией в коже.
Находиться так близко к паразиту было опасно. Плотный, сотканный из тяжелого, осязаемого спирита - Кейн показалось, что она узнала архетип Обладания - алый комок тянулся сквозь валькирию, и мог разрушить Кейн так же легко, как и схему.
Если бы у нее был выбор или хотя бы время, Кейн не стала бы рисковать, но ей нужно было исправить валькирию до того, как рухнула бы платформа.
Нити Миража вплелись в общую мелодию - тонкие, полупрозрачные, они все же выравнивали, вытесняли диссонанс, смягчали скачки звука, заполняли провалы.
Валькирия протянула к Кейн руки, как мог бы ребенок тянуться к матери. Должно быть, тот, кто создавал "Трель" задумал ее такой - пронзительно живой, вне-человечной. Сейчас она была больна, в ее голосе звучала отрава, но Кейн поймала себя на мысли, что, наверное, когда-то валькирия была по-настоящему прекрасна.
Пока мираж лечил, паразит тянулся сквозь Песню к Кейн, касался рук, оставляя на коже кровоточащие тонкие полосы, пытался проникнуть глубже, в кровь, в воздух. Это была гонка на время.
Все за пределами Песни отдалилось, стало казаться ненужным и ненастоящим.
Колонна спирита истончилась, двигатель загудел ровнее, и Кейн почти пропустила момент, когда медиатор времени перестал действовать.
Сначала стало очень тихо, Песня замолкла, и Кейн автоматически повернулась назад, сама не до конца понимая зачем.
Потом мир бросился в лицо и хлынул внутрь какофонией цвета и звука, мешаниной образов. Мир впивался красными когтями в лицо, трясся, раскалываясь на части, пуля прошивала алое яблоко насквозь, падал, бесконечно падал, разбиваясь бокал, смешивались краски, заливали все от горизонта до горизонта, колонна спирита рвалась в небо, сталкивая "Трель" вниз, и она падала, падала, падала...
Рука у нее на плече была твердой и жесткой, она выдернула Кейн из бушующего моря спирита, из красного марева паразита, позволяя сделать еще один глоток воздуха. Всего один, этого было достаточно.
Атрес что-то кричал, не разобрать что, и Кейн отчетливо понимала, что у нее всего несколько секунд, на то, чтобы вернуть контроль над узлом. На то, чтобы спасти "Трель" и выровнять превратившуюся в какофонию Песню.
Ей нужен был камертон, единственная нота, способная привести все к одному знаменателю. Всего один сторонний звук, но Кейн не могла найти его в себе, как ни пыталась. Выплеск спирита задел ее слишком глубоко, сплел с паразитом. Она уже была заражена.
Двигатель вот-вот должен был отказать, "Трель" опускалась все ниже и ниже, и Кейн ничего не могла сделать.
Она услышала совершенно случайно и совершенно отчетливо. Это был пульс, он бился быстро и сильно и вдруг перекрыл умирающий звук "Трели". Удар, еще удар.
Кейн подняла на Атреса неверящий взгляд, увидела его глаза прямо напротив - черные, прищуренные от боли - и поняла, что нашла.
Камертоном было сердце.
Кейн потянула этот звук к себе, в себя, сквозь Мираж и какофонию. Он был четкий и безусловный, этот звук, очень земной и от того неодолимый. Он упорядочивал, прогонял заразу, не оставляя ничего кроме себя. Стало очень тихо, где-то на границе сознания затихала буря, засыпала валькирия, перерождаясь во что-то новое, совсем другое, звучащее совершенно иначе.
Я знаю кто вы, - хотела сказать Атресу Кейн. - Я знаю, почему вы звучите как схема.
Губы не слушались, мир отдалялся все больше. Мираж засасывал в себя, убаюкивал, как сладкий черный океан. Нужно было держаться, но все стало пустым и неважным, Кейн видела себя на самой поверхности, и слои в глубине, и присутствие того самого древнего Нулевого Архетипа.
- ...вернуться! Кейн, вы должны вернуться....К...йн...
Кейн зацепилась взглядом за лицо Атреса совсем близко, за его глаза, за нахмуренные брови.
Точка смещения, ей нужна была точка смещения.
Глаза у Атреса были совершенно черные, страшные, будто провалы дула. На секунду в них единственным мазком цвета отразилось красное яблоко.
Что-то внутри со щелчком встало на место, Мираж схлынул, Кейн сделала еще один судорожный вдох и потеряла сознание.

***
Ей снилась валькирия, она протягивала на ладони красное яблоко, но когда Кейн уже собиралась взять его, яблоко превращалось в карманные часы с резной крышкой. Где-то на границе восприятия расстилался океан Миража, образы всплывали с его поверхности и снова опускались вглубь, ниже и ниже, должно быть, к самому дну, к Нулевому Архетипу.
Часть сознания Кейн понимала, что это всего лишь сон, и он то стирался до черноты, то вновь обретал странную четкость, резал глаза.
Кейн пришла в себя будто от вспышки.
- ...шок... в-званный... перенапряжение архетипа... - голос звучал сухо и спокойно, совсем рядом, царапал голову изнутри. Кейн хотела сказать ему, чтобы он замолчал.
Медленно она открыла глаза.
Доктор Адам Лейбер, лечащий врач семьи Райт, наклонился к ней, положив прохладные сухие ладони на виски Кейн, осторожно повернул ее голову из стороны в сторону:
- Вы слышите меня, Аннет? Моргните, если да.
Аннет.
Он всегда называл ее так, на южный манер.
Веки казались неподъемными, опустить их было легко, поднять снова намного труднее.
Лицо доктора Лейбера теперь было намного ближе, причудливый монокль в витой золотистой оправе делал его похожим на странноватую птицу.
- У вас отравление спиритом и признаки истощения сознания. Я ввел вам антидот и несколько укрепляющих препаратов, но постарайтесь не вставать некоторое время.
Кейн медленно повернула голову, оглядывая комнату в которую ее принесли. На резном секретере возле кровати мягко светилась спирит-лампа: простой матовый шар в кованном держателе с растительным орнаментом, над дверью из красного дерева было небольшое полукруглое окно. Тяжелые портьеры закрывали единственное окно - круглое, заключенное в причудливую деревянную раму, на этой раме где-то сбоку была надпись "А+Л навсегда".
В этой комнате Кейн жила, когда была ребенком.
В кресле возле кровати сидел Атрес. Он снял китель, повесил на спинку стула, и казался усталым.
Кейн задержалась на нем взглядом всего несколько секунд и снова посмотрела на Лейбера:
- Что с Линнел?
Лейбер замялся, явно решая, отвечать ей или нет, и все-таки сказал:
- Ее состояние тяжелое и она не приходит в сознание, но опасности для жизни нет. У нее... вы мастресса, Аннет, вы и сами понимаете, что такое повреждения от выброса.
Кейн, разумеется, понимала. Спирит наносил не только физические повреждения, он воздействовал на сознание, последствия от него могли быть непредсказуемыми. Линнел могла вовсе никогда не проснуться.
- Мы делаем все, что в наших силах, - добавил Лейбер, хотя в этом не было нужды. - Линнел сильная женщина. В данной ситуации остается только верить, что она справится.
К сожалению, как знала Кейн, не всегда и не все в мире решала сила.
Иногда подлость и умение ударить исподтишка были намного действеннее.
- Передайте жандармам, пусть усилят охрану, - хрипло сказала она. - То, что произошло в центральном узле, не случайная авария. Кто-то использовал разрушающий медиатор.
Она была в этом практически уверена. Красный паразит был слишком чуждым, не похожим на то, как выглядела бы болезнь или сбой валькирии, и он стал намного сильнее, когда закончилось действие часов Атреса. Медиатор времени не мог воздействовать на чистый спирит, но мог влиять на прибор, который им управлял, невольно замедляя заразу.
- Ричард сделал это, как только мы получили сигнал тревоги, - ответил Лейбер. - Госпожа Линнел приказала не поднимать панику и спустилась вниз с ключом от главной схемы.
Это было очень похоже на Линнел, попытаться все решить в одиночку.
- Как долго я была без сознания?
- Около двух часов, насколько я могу судить. Аннет, вам очень повезло, если бы вы не были мастрессой...
Он не договорил, и Кейн ответила, как могла мягко:
- Бросьте, Адам. Если бы я не была мастрессой, я вообще не оказалась бы там. Гости знают, что произошло?
Он снова помялся, потеребил пуговицу, опять решая, что может рассказать, и нервные быстрые движения его пальцев вопреки всему успокаивали. Доктор Лейбер всегда был не по-врачебному труслив:
- Мы предпочли не предавать случившееся огласке. Ричард связался с Цитаделью, они пришлют инспектора, но в том, что касается гостей...
Кейн прекрасно понимала о чем он: гости Линнел не должны были узнать, что едва не побывали на грани смерти. Это могло стоить "Трели" слишком дорого, особенно теперь, когда платформа опустилась так низко.
- Вы все сделали правильно, - сказала Кейн. - Сообщите мне, когда Линнел придет в себя.
Она намеренно сказала "когда" вместо "если", и Лейберу хватило ума не пытаться ее поправить.
- Хорошо. Аннет, вам нужно отдохнуть. Если вам что-то понадобится, позовите меня. Я оставлю слугу у двери, - он повернулся к Атресу, видимо собираясь сказать, что Кейн требуется покой, и она решила вмешаться:
- Пусть Алан останется здесь. Мне спокойнее, когда он рядом.
Просьба Кейн определенно нарушала приличия, и Лейбер замялся, с сомнением глядя на Атреса. Впрочем, возможно, он просто не доверял чужаку:
- Вы уверены?
- В его присутствии я чувствую себя защищенной, - ответила она. - Все в порядке, Адам. Спасибо за помощь.
Это было почти грубо со стороны Кейн - заканчивать разговор так, но им с Атресом действительно нужно было поговорить без свидетелей, и чем раньше, тем лучше.
Возможно, Лейбер это понял, или же просто поверил, но он не стал задерживаться. Только собрал врачебные принадлежности в небольшой кожаный саквояж и, попрощавшись, вышел.
- Вы действительно чувствуете себя в безопасности рядом со мной? - нейтрально спросил Атрес, как только они с Кейн остались наедине.
- Разумеется, нет, - ответила она. - Я знаю, зачем вы остались сидеть у моей кровати, и я знаю, что вы такое.
- Я человек.
- Нет, Алан, - как можно мягче поправила она. - На самом деле уже нет. Вы схематик. Вы знаете, что это означает?
- Я знаю, что это можно исправить.
Атрес казался спокойным, почти равнодушным, будто обсуждал какого-то постороннего человека. Наверное, подумала Кейн, ему дорого стоило это спокойствие. Пожалуй, она сама на его месте так бы не смогла.
- Медиатор это система из четырех элементов, - сказала она. - Человеческой воли, схемы, которая заставляет спирит работать и придает ему необходимые свойства, сам спирит и предмет, который способен все это в себе соединить. Человек, когда активирует медиатор отдает схеме команду действовать. Схема заставляет спирит работать. В момент, когда вы активируете медиатор, вы являетесь с ним одним целым, тем элементом, без которого схема неактивна. Чем лучше ваша с ней совместимость, тем лучше работает медиатор.
Он слушал внимательно, не перебивая, хотя Кейн не говорила ничего нового. Все это Атрес знал и сам.
- Иногда, - продолжила она, - это порождает так называемый феномен сверхсовместимости. Вы сонастраиваетесь с медиатором и схемой, которую он носит, и ваша воля встраивается в систему уже без вашего ведома. Так начинается сращение. Схема понемногу проникает внутрь, врастает в вас, как в продолжение медиатора - сначала завершает сонастройку, потом пропитывает тело спиритом, а после переносит часть себя непосредственно внутрь, все время поддерживая медиатор в активированном состоянии. И вы становитесь продолжением схемы.
- Этот процесс обратим, - сказал Атрес, и уверенность в его голосе была совершенно безусловной, непоколебимой. Что ж, в конечном итоге, он действительно был почти прав.
- Не совсем так, - поправила Кейн. - До последней стадии процесс можно прервать в точке расщепления - разбить единую систему на две: неработающий фрагмент схемы в теле человека и изначальный медиатор. Если потом медиатор будет уничтожен, вы снова станете обычным человеком. Механизм расщепления кажется довольно простым. Нужен только кто-то, кто способен оперировать спиритом через архетип и точка расщепления.
И все же Атрес не хуже Кейн знал, что никто не лечил схематиков. Они просто пропадали: ночью к ним приезжал черный мобиль государственного спирит-контроля, а наутро соседи делали вид, что этих людей никогда не существовало.
- Я знаю, что точки расщепления находятся в Древних Городах, на земле, - сказал он. - Чтобы добраться до них, необходимо пройти прослойку Грандвейв. С моими ресурсами это осуществимо.
- Дело не в ваших ресурсах, - ответила Кейн. - и даже не в Грандвейв. Точки расщепления - это узлы Земли. Первая спирит-катастрофа превратила Землю в медиатор, узлы - части ее схемы. Никто не рискует их трогать, потому что боятся последствий. Вы всего один человек, Атрес, каким бы влиятельным вы ни были. А если пострадает точка расщепления, это может повлиять на жизни тысяч людей. Никто на это не пойдет.
- Никто, у кого есть другой выбор, - поправил он. - Вы могли рассказать Лейберу обо мне, но вы этого не сделали, потому что знаете - я единственный, кто способен спасти "Трель". Ради нее вы готовы рисковать, и ради Линнел Райт, разумеется. Я нужен вам, Кейн.
За всю свою жизнь помимо Атреса Кейн встречала лично только одного схематика, и тогда она тоже предпочла просто промолчать. Она тоже не выдала того человека, но и не помогла ему.
Но тогда это никак не было связанно с Линнел и с "Трелью"
- Вы нужны мне, а я нужна вам, Атрес. Ни одна другая мастресса не согласиться отправиться к точке расщепления. У нас обоих нет выбора.
За все время их недолгого знакомства он впервые посмотрел на нее с интересом:
- Вы торгуетесь, даже не зная, очнется Линнел Райт вообще и имеют ли договоры смысл?
- Да, - не стала спорить она. - Это называется надеждой, Атрес. Линнел очнется и вы согласитесь на ее условия. Тогда я спасу вам жизнь.

@темы: проза

---

pero el cabron tenia sus momentos

[key2may]

Название: pero el cabron tenia sus momentos
Автор: key2may
Жанр: короткая проза


Однажды некий Серхио сказал своему собутыльнику Карлосу, что, мол, пойдём-ка, дорогой Карлос, с площади по домам, а то сейчас из окна второго этажа опять высунется по бюст возмущённая Хуанита, и начнёт кричать, что нечего тут на площади стоять и трындеть попусту, и так всю площадь уже прокурили и заплевали, откуда только эти деревенщины понаехали.

Назавтра рано-рано утром проснулся Серхио от звонка в дверь. А за дверью почтальон, телеграмму принёс. А в телеграмме напечатано: "дорогой серхио зпт ты быдло и невежда вскл поэтому сними со стены в твоём доме мой фотопортрет тридцатилетней давности зпт сожги его зпт а пепел развей на авенида де либертад вскл вскл вскл моему портрету стыдно висеть в твоём доме тчк я всегда буду презирать тебя за то зпт что ты не различаешь зпт где дон кихот зпт а где дом периньон тчк снимай портрет зпт кому говорю вскл ты зпт el cabron зпт разбил моё нежное сердце зпт duele como la puta madre зпт disculpa mi lenguaje вскл стиплом хуанита тчк"

И как только заспанный Серхио дочитал телеграмму, почтальон тут же хвать её, и смял, и запихал в рот, и проглотил. Удивился Серхио, а почтальон объяснил: так синьора Хуанита велела, нечего кому попало о её сокровенном читать.

Пошёл тогда Серхио в свою холостяцкую спальню, с тяжёлым сердцем снял фотопортрет молодой и стройной когда-то Хуаниты, изорвал его на мелкие клочки, и сжёг на спиртовке, как ему было велено. А на место хуанитиного портрета повесил прошлогодний календарь с бесстыжими голыми девками.

А вечером к Серхио зашёл друг Карлос с подружкой Эсмеральдой. И выслушали они Серхио, и долго разглядывали бесстыжих девок.

И сказали они, что это хорошо.

@темы: рассказы

---

генерал

[key2may]

Название: генерал
Автор: key2may
Жанр: поэзия


Генерал,
гнётом армий полмира смяв,
ничего не выиграть.
Ваши планы - липа.
Офицеры и кони погибли зря,
и из них не выжать
ни "ура", ни хрипа.

Всех наград и почестей
жалкий сор
и махорки в солдатской горсти
не стоит.
Ни имён, ни отчеств,
ни горящих мостов,
даже просто ненависти
не знает стоик.

Вы же были герой,
вы не спали ночей,
вы же рвали циркулем
карты генштаба!
Но пехотный строй
как в нутро печей
в тщетный бой задвинули -
и вас туда бы.

Пусть теперь в волнах
последнего моря
артиллерия студит
колёса гаубиц -
эта чаша полна
слезами и горем.
Клаузевиц умер,
и в прошлое канули
все победные марши,
и все трофеи.

Здесь лишь вдовы,
могилы,
и сгоревший металл.

И не станут старше,
не станут мудрее
ваши мёртвые мальчики,
генерал.

@темы: стихи

---

мартовский случай

[key2may]

Название: мартовский случай
Автор: key2may
Жанр: короткая проза

Есть в Петербурге Прачечный мост - под ним река Фонтанка из Невы вытекает. Никаких прачек и прачечных поблизости давно нет, а вот название сохранилось.
Однажды в марте встретились на Прачечном мосту две подруги. Одну звали Амальгама Радиевна Ио, и она работала буфетчицей в цирке Чинизелли. А про подругу её мы ничего не знаем, может, и не было её вовсе, подруги-то.
Так вот, значит, встретились они, и решили немедленно отправиться в питейное заведение «Робин», выпить взаимно водки по случаю холодной погоды. Пришли, спустились в полуподвал. Белоглазая официантка с приятным рыбьим лицом принесла им холодную водку в графине и всякие там французские штучки. Выпив две рюмки, подруга сказала:
- Вот ты у нас, Анаграмма Роденовна, женщина культурная, хоть и простая буфетчица. Только не это в тебе главное. А вот в твоей фамилии, уж не обижайся, есть всё же что-то немного лошадиное. Эта твоя фамилия у тебя и на лице с детства отображается. А с лошадиным лицом, знаешь ли, в цирке работать просто неприлично, там ведь и дети в буфет приходят.
В ответ на это Антреприза Рамзесовна свирепо втянула ноздрями воздух и плеснула подруге водку в лицо, прямо из графина. А подруга облизнула щёки и брови, и ехидно сказала:
- Вот ты напрасно мокроту здесь в заведении разводишь, Антигона Россинантовна, потому что правда – она пуще водки женщину распаляет, особо же когда от лучшей подруги. А ты вот не злись, а сходи в комиссариат, и смени фамилию на Профитролеву, например. И тогда уж работай себе дальше в цирке Чинизелли, очень даже пожалуйста.
Тут Антитеза Рубенсовна залпом допила непролитую водку, крякнула, и – хрясь подругу графином в лоб. Да только глядит – и никакая не подруга это вовсе, а железная вешалка с табличкой «мокрые зонты не вешать». А тут уже и белоглазая официантка с неприятным рыбьим лицом ведёт к ней двух народных дружинников, и разъясняет, что да, вот ходят же такие странные женщины – и водку одни пьют, и на стенку водку льют, и графины казённые вдребезг бьют. И всё это, понимаешь, молчком, ни слова ведь доброго не скажут. А народные дружинники, простотой лиц похожие на два чугунных утюга, басят в ответ, что и не такое в дружине видывали, тут вот давеча на Моховой улице один старьёвщик от недосыпа так зевнул, что ненароком откусил себе голову. А без головы-то его и в морг не брали, говорили – не положено без комплекта, как-то уж найдите, просили, его голову, а потом уж и к нам. Или вот ещё случай: в Друскеникском переулке одна дама зачем-то стала читать табличку с названием, аккурат на доме номер три. Читает, а буквы-то в названии все перемешались, никак не прочесть. Позвала тогда по беде эта дама дворника, читать пособить. А дворник отчего-то вдруг решил, что дама наша в жакте заведует, и сделает ему по долгу службы строгий выговор за плохо выметенный переулок. Ну, она его хвать здесь же за локоть, и говорит: «порчитать омопгите нме дурскенкникпреуклок». А он ей в ответ: «охрошпрелуокметподтал нуксдрекинск». Тут уж и мы подоспели, говорит один народный дружинник. Ага, тут мы их, вредителей, и сдали в Нарконторль – говорит другой дружинник. А вот белоглазая официантка с рыбьим лицом ничего не сказала, а лишь заинтересованно пригладила свои волосы рукой, похожей на маленькую камбалу.
Глядя на этот антиобщественный зверинец с нескрываемым отвращением, Аргентина Родезиевна быстро схватила свою подругу-вешалку, и выбежала из полуподвального питейного заведения «Робин» на Гагаринскую улицу.
Дело здесь, понятно, вовсе не в водке – думала она на бегу – просто такие вот странные дни бывают в марте, форменный цирк!

@темы: рассказы, @проза

---

статье о коротких рассказах быть?

[consolo]

Приветствую сообщников!

В последнее время мне приходилось читать рассказы, обдумывать их сильные и слабые стороны и даже удалось сделать некоторые выводы.
Посему вопрошаю:

Вопрос: интересно ли вам будет читать соображения о типичных ошибках при создании коротких рассказов?

1. да		15	(93.75%)
2. нет		1	(6.25%)
Всего:		16

@темы: Творческая лаборатория писателя, В процессе работы, А что, если...

---

возрастошейминг?

[consolo]

Дня всем сообщникам!

О заблуждениях можно и нужно говорить, но есть одно заблуждение о писательском деле, обсуждать которое как-то всё не торопятся. Зато громко, собственно, внушают.

Литератора видно с младых ногтей! Пушкин стал известен в четырнадцать, Горький - в двадцать девять только начал творчествовать... упс. В общем, плохо я помню рекламный ролик премии "Дебют".

Но и без него повелось думать, что даровитый литератор должен в школьном возрасте поразить неких почтенных старцев, желательно, новых Державиных. А ежели он до старцев экспертных не дошёл или не поразил в хорошем смысле, то всё; либо нет надежд, либо у него задержка в развитии.

Каково подкрепление этой теории? Оно слабое. Ну, писал Гюго в свои четырнадцать лет трагедии, которые и после причисления его имени к бессмертным спискам всё равно не увидели свет...

Зато замалчивается почему-то то, что лично я (и любой другой сколько-нибудь внимательный наблюдатель за деятельностью сетераторов) уже давно приметил. Возраст, близкий к тридцатнику — это самое начало литкарьеры в современных реалиях, старт осмысленного развития автора. Появляются сколько-нибудь серьёзные творения, настаёт тот момент, после которого уже можно делать какие-то прогнозы.

Так вот.
Благодарю за внимание)

@темы: Творческая лаборатория писателя

---

шестикрылые серафимчики у МТА

[consolo]

День добрый, уважаемые сообщники!

Продолжу короткие логи... на этот раз заикнусь о наболевшем стереотипном мальчике-герое рассказа. Много лет назад он пришёл к сетераторам — и всё никак не уходит. Что в нём раздражающего? — да полное отсутствие жизни.

Он не карапуз, ему от восьми до четырнадцати лет. Но, как дядя Фёдор, психологически старше своих лет.

Он беден; это важно. Вызывающе беден. Но он расстраивается только из-за прорехи на одежде, из которой давно вырос.
И, хотя этого мальчика писали ещё в далёких нулевых, он так и не научился по-детски завидовать гаджетам сверстников, карманным деньгам, борзым щенкам — ничему. Он святой. Или недоразвитый.

Увлечения у него ангельские. Он или наблюдает с отеческой мудростью за тупыми играми сверстников, или помогает маме (всё время, пока не в школе), или усердно учится, попутно подрабатывая и ответственно спасая бурундучков. Никаких рукоблудий, дураковаляний, иных естественных, но неприглядных шалостей себе не позволяет; разве что разведут или подставят его какие-нибудь лжедружки.

Подвержен гонениям. Что важно - почти никогда не выдаёт люлей на сдачу. Почти всегда убегает от обидчиков, хлопая глазёнками с набежавшими слезами. Не сердится, не трусит, а только опасается.

По-взрослому сочувствует родителям (чаще родительнице, так как нередко живёт в неполной семье с матерью). Например, не понимая до конца слово "онкология", он, тем не менее, сопереживает члену семьи как больному, а не растерянно-недоуменно наблюдает недуг, как это бывает в жизни.

Главный принцип серафимчика — жить по-английски; мальчугана совсем не слышно, и он старается создать минимальную видимость своего присутствия в семье, в школе и т. д. Тем не менее, он полноправный член семейных советов, берущий подчас непосильные обязанности: например, добывать деньги для существования отчима-пропойцы. Но, что тоже важно — отчима (мать, прочих убийц его детства) не осуждает. Даже готов за них при случае переживать, см. предыдущий абзац.

Каждый раз читаю про такого ангелка — и тоска накатывает. Набили оскомину эти неинтересные фарфоровые мальчики.
Вот за что можно похвалить фильм "Крампус" (2015), так это за реалистичного героя школьных лет. Да, он способен желать ближним зла. Причем со всем пылом и энтузиазмом, стремясь сделать так, чтоб это желание не превратили в шутку, выставив его несмышлёнышем.

@темы: Творческая лаборатория писателя

---

Новое веяние в головах

[consolo]

Здравствуйте, уважаемые сообщники!

Недавно уловил интересную тенденцию в творческой среде. Например, комментирующий читатель не дочитывает текст и честно в этом признаётся. Что в былые времена за этим следовало? Ну, максимум — пространная тирада о том, как следует рецензировать, чтоб вот так не ударить в грязь лицом, а напротив — обеспечить достойный фидбэк на единственный опубликованный фрагмент третьей главы.

Но времена меняются, и за несколько последних месяцев уже не в первый раз сталкиваюсь с требованиями дописывать или удалять комментарий (и им подобными). Категорическими требованиями!

Интересно было бы знать об истоках этого поветрия...
Неужто решительно настроенным никогда не отказывали?
Или, может, у литераторов отсутствует досуг, на котором можно было бы обдумать гипотетическую возможность вынудить кого-то совершенно незнакомого к каким-либо действиям в виртуале?

@темы: Творческая лаборатория писателя