[Эванеска]

Название: Сказки
Автор: Эванеска
Жанр: Стихотворение


Чудные сказки цвета рябины.
Сладость черники, запах каштана.
Перед глазами чудные картины -
Мысли осели обрывками рвано.
Ведать вам, милые, о неизведанном,
Мерить сосудами липкими золото,
Сказывать мне о друзьях и о преданных.
Зеркало, что королевой расколото...
Шорох страниц. Вы веками написаны,
Сотни дорог с уст в уста пересказаны.
Милые сказки со вкусом анисовым. -
Яркие сны на тиснении смазанном...

@темы: стихи

---

Help!!

[-Lighter-]

Здравствуйте.Я уже долгое время бьюсь над этим.
Дана фраза "У меня все хорошо".
Вы можете придумать что-нибудь более вычурное,но с тем же смыслом?Чем длиннее,тем лучше.

@темы: Творческая лаборатория писателя

---

[герцог Винсент]

Название: О жизни герцога
Автор:  герцог Винсент
Жанр: проза
От автора: Начало произведения выставлялось на сообществе


Проснулся Винсент в прекрасном расположении духа. Он лежал в своей огромной постели и рассматривал стены, изукрашенные замысловатой росписью. Мягкий солнечный свет проникал в комнату через проем между плохо зашторенными тяжелыми портьерами и золотистым блеском скользил по поверхности шкафов с книгами и странными черными статуэтками, изящным бокам округлых ваз и рамам старинных картин, с которых улыбались молодые юноши и девушки.
Герцог смотрел на эти лица и впервые не испытывал гнетущего чувства тоски, словно не только в его комнату, а в саму его жизнь ворвался яркий золотой лучик.
Дверь с легким шорохом отворилась, и в полутемное помещение вошел Дмитрий, он нес в руках белый керамический поднос, на котором виднелся высокий стакан с соком, и дымилась тарелка с кашей.
– Доброе утро, герцог, – улыбнулся слуга и, прошествовав к кровати, поставил на колени Винсента поднос с завтраком.
– Доброе утро! – радостно ответил герцог и взял в руки ложку, возможно впервые, без понуканий бывшего священника. Брови Дмитрия удивленно приподнялись, но он ничего не сказал, боясь спугнуть неожиданный аппетит господина.
В комнате повисла тишина, нарушаемая только звоном серебряной ложки о керамическую тарелку. Пока же герцог завтракал, Дмитрий распахнул шторы, впуская в помещение слепящие лучи летнего Солнца, которые легко и быстро развеяли оставшийся с ночи полумрак.
– Прибыл доктор Грэй, – наконец сказал слуга. Винсент нахмурился. Он не хотел видеть никого, кто мог бы испортить ему настроение, а доктор относился именно к тем людям, что портили жизнь вельможи просто своим существованием. Но деваться было не куда, и он сдержано кивнул, разрешая впустить его в свой покой.
Дмитрий поклонился и чеканным шагом вышел из комнаты. Через считанные секунды дверь открылась, и в дверном проеме показался высокий широкоплечий мужчина, облаченный в серый твидовый пиджак, покрытый толстым слоем дорожной пыли, в сопровождении бывшего священнослужителя.
– Доброго здравия Вам, герцог! – сказал доктор резким грубоватым голосом.
– Не сказал бы, – фыркнул Винсент.
– От чего же? – сдержано поинтересовался доктор Грэй, проходя в глубь комнаты и укладывая на прикроватную тумбу свой кожаный ридикюль. Герцог только хмыкнул, не удостоив его ответом, и принялся терпеливо ждать, когда начнется опостылевший за столькие годы осмотр. Доктор тем временем снял шляпу, смутно напоминающую котелок, и легким движением руки растрепал короткие каштановые волосы, расправляя их таким образом от длительного пребывания под головным убором. Затем снял пиджак, оставшись в белой рубашке с коротким рукавом, и повесил его на спинку стула, что стоял неподалеку от кровати.
– Были ли ухудшения состояния? – спросил доктор, наконец-то закончив все приготовления, и внимательно посмотрел на Винсента. Герцог утробно зарычал, в его темно-карих глазах заплясал недобрый огонек.
– Понятно, – спокойно продолжил Грэй, не обращая ни малейшего внимания на поведение пациента. – Повернитесь. Я должен осмотреть Вашу спину.
Дмитрий быстро приблизился к господину, помог ему высвободиться из ночной рубашки и повернуться на спину, а затем вновь занял положенное ему место около двери. Доктор проложил холодную ладонь между лопаток Винсента и мягко повел ее вниз, периодически нажимая чуть сильнее.
– Вы опять игнорируете массаж, – сказал он, открывая ридикюль и доставая из него тонкую длинную спицу. Холодная острая железка прикоснулась к копчику герцога и не сильно уколола, но Винсент даже не вздрогнул.
– По-прежнему никакой реакции, – печально прокомментировал доктор.
– Какие могут быть изменения, если Вы ничего не делаете! – не выдержав, зарычал Винсент. Он лежал, уткнувшись носом в подушку, и не видел возмущенного выражения лица Грэя.
– Если бы Вы следовали моим рекомендациям, – начал причитать доктор. – Вы бы давно поднялись на ноги.
Винсент резко взмахнул рукой, тем самым обозначая, что разговор исчерпан, и доктор может удалиться. Герцог слышал, как Грэй набрал в легкие воздуха, чтобы продолжить спор, и уже приготовился выставить того раз и навсегда, но неожиданно...
– Доктор Грэй, что нужно Винсенту, чтобы подняться на ноги? – раздался мелодичный женский голос, и по спине вельможи пополз холодок, а к щекам подступил румянец, который, к его великой радости, никто не мог увидеть, потому что он по-прежнему лежал, уткнувшись носом в подушку.
– Мисс Телбот, хоть Вы повлияйте на него, – продолжил причитания доктор, поняв, что на его стороне появился союзник. – Я уже миллион раз говорил ему, что необходим каждодневный массаж позвоночной области. Я не прошу выписывать для этого специального человека, хоть это и было бы весьма и весьма неплохо, с этим может справиться Дмитрий...
– Хорошо, доктор Грэй, – колокольчиком отозвался голосок Элены. – Я прослежу, чтобы герцог исполнял Ваши предписания. Пойдемте, обсудим все необходимое.
Каблучки девушки звонко простучали по паркету комнаты.
– Да, да! – засуетился доктор. Он поспешно схватил с тумбы свой ридикюль и шляпу, а со стула – пиджак и выскользнул из комнаты вслед за мисс Телбот.
Как только за ними захлопнулась дверь, Винсент ловко приподнялся на руках и повернулся на спину. По его бледным щекам блуждал едва уловимый румянец, который вызвал усмешку на губах Дмитрия, но священнослужитель предпочел промолчать, чтобы не навлечь на себя гнев господина.

@темы: проза

---

Новое поколение - пролог

[ZloYxp]

господи, как же давно меня здесь не было!
Что ж, сделаю то, что давно пора сделать:

Название: Новое Поколение (пролог)+глава 1
Автор: ZloYxp
Бета: Вёрджил Ференце
Жанр: рассказ
Возрастные ограничения: без ограничений
От автора:скучная бессмысленная чушь с кучей опечаток и смысловых несостыковок.
Читать строго с готовностью абстрагироваться и от того и от другого.

Ветер.
Ветер не должен никому, он гуляет сам по себе и, может быть, вне взгляда простого обывателя или даже ученого, совсем неподвластен законам физики. Прекрасный в своем несуществовании, он, не старея, гуляет по планете, сам по себе, ничем не интересуясь, самодостаточный и гордый. Он колышет листву деревьев, пригибает траву под своими ногами, не может двигать камень, но и равнодушен к нему, играет с людьми, таскает их зонты, срывает шляпы, носится-бушует внизу, в узких улочках, возведенных на многие этажи вверх.

читать

«Иногда мне кажется, что ветер такой же, как и я: заблудший, нестареющий, почти не существующий в этом Мире... - думал Нейлл. - Дух, летающий среди нас, которого все уже разумно принимают за явление природы. И оба мы тянемся к людям. Носимся у них под носом. Неужели свобода так надоела нам, и мы вновь и вновь связываем себя обязательствами – он таскает газеты по улице, я таскаюсь с бумажками в офисе. Но оба мы можем сорваться и улететь. Далеко-далеко, где бы нас никто не нашел, даже второй такой же. Но нет – мы этого не хотим, нам этого не нужно, мы были там , мы видели там все, мы давно поняли : свобода от всего … это скучно».
Будто бы в подтверждение его мыслей, ветер погладил Нейлла по длинным волосам.
Нейлл был с виду человек лет двадцати пяти. Мужчина высокий и стройный, в светлом, немного помятом костюме, с длинной, до скрытых за прямоугольниками очков глазами, челкой. Темные волосы его немного растрепанны ветром, черты лица мягки и приятны, лишь щёки немного поросли щетиной. Его взгляд спокоен и доброжелателен. Мужчина смотрит им почти на все, что творится в этом грешном Мире. Он своеобразно красив, но все же ему далековато до Аполлона.
«Ладно, - говорит он себе. - Хватит этого бездействия. Время пришло. Пора».
И он спокойно делает шаг в пространство над магистралью, летит вниз мимо десятков этажей башни-гостиницы – свободное падение, и вокруг только пружинящие, бьющие в лицо, подхватывающие и норовящие удержать потоки воздуха, - и вдруг взмывает в небо.
Летит на невесть откуда взявшихся крыльях.
Невидимый как ветер. Не ангел, но далеко не человек...

глава 1

Он летел уже на всей доступной ему скорости – так быстро, как только мог. Огромные крылья легко несли его вперёд, быстро мелькали внизу разноцветные автомобильчики жителей, чуть ли не быстрее оставались позади постройки: старые десятиэтажки, новые высотки с барельефами, пышно украшенные скульптурами домики последних лет. Сколько вложили в них архитекторы, частные предприниматели, жители, чтобы в корне переменить эклектический вид города. Коробки старых построек щедро разбавились готичными зданиями, те – романтически украшенными домами, и наконец, появились в городе принципиально новые творения из пластика, камня, стекла – всех доступных материалов, всех известных стилей, доверху наполненные офисными помещениями. Эти новостройки сорокаэтажными махинами нависают над землёй. Их барельефы загадочны и выглядят мистически, хотя и не значат ничего. Их крыши населяют зловещие скульптуры.
Внизу, у подножия этого великолепия, поселились сиротки-сады, маленькие лесочки, сохранённые в этих местах, некогда бывших окраиной.
Отсюда и к центру – словно обратная перемотка городских преобразований. Обратно от неоэклектики к эклектике обыкновенной, скромной и трогательной, лишь чуть-чуть отдекорированной теперь, но в целом такой же, какой Нейлл так привык её видеть.
Там город словно ностальгирует, любуется собой, только модели пятнадцатилетней давности. Здесь заметно светлее: наскоро построенные многоэтажки не заслоняют света. Здесь стоят коробки-пятиэтажки прошлого века, неизменные уже много лет и лишь украшенные теперь рекламными экранами. Здесь посреди улицы ещё растут деревья, а асфальт убит в хлам, совсем как в старые добрые времена.
Городская площадь, аллея вниз к набережной – они расширились, улучшились, дали автомобилям больше пространства, но даже вид многоэтажек за спинами старых домов не изменил их. Даже ночью, в свете жёлтых фонарей, они выглядят так же, как и десять-пятнадцать лет назад. И в русле своём плещется всё та же широкая река.
Нейлл дошёл, насвистывая, до старой аллеи, сел на лавочку, замер, любуюсь облаками сквозь ветви деревьев.
«Два, - подумал он. – Осталось всего полчаса»
Он позволил себе расслабиться, чтобы отдохнуть от полёта и успокоиться перед серьёзным делом.
Спустя некоторое время, он скорее почувствовал, чем увидел приближение своей цели – визуальное восприятие пришло как всегда с небольшим опоздание. Девушка пятнадцати лет. Про неё даже можно было сказать - красивая. Достаточно светлые русые волосы, длинные, густые – до пояса. Одна прядь сбоку была заплетена в тонкую косичку с салатовой ленточкой – скорее стремление казаться легкомысленной, чем сама легкомысленность. Её выдавал взгляд – тяжёлый, задумчивый, то ли направленный в себя, то ли пытающийся проникнуть в суть вещей. Глаза тёмно-зелёные, такой цвет редко встречается. Одета девушка была простенько, но со вкусом. Джинсовая юбка и обычная зелёная кофточка с открытыми плечами. Такая же, как в волосах, зелёная ленточка, завязанная бантиком на запястье – милая деталь.
«Ладно»,- подумал Нейлл и хлопнул в ладоши, подталкивая себя к началу. Но вдруг почувствовал то, что в некотором роде можно было назвать волнением . То странное чувство, когда хочешь и должен начать нечто большое и новое – и даже, несомненно, приятное, - но немного побаиваешься начала, прижало его вдруг обратно к лавке.
Нейлл вздохнул, улыбаясь своей нерешительности, и решительно поднялся, сделав шаг в сторону подходящей девушки.
- Оксана… - окликнул он ее, подняв руку.
Темные глаза вскинулись – затравленно, подозрительно – и остановились на его лице. Нейлл был выше ее на полголовы.
- Я могу быть Вам чем-то полезна? - спросила она, не удивляясь тому, что ему известно её имя.
- Да, - кивнул мужчина. - Я Нейлл… Я часто бывал у вас… часто… несколько лет назад…
- Не припомню…
- Не суть, - Нейл поправил очки, съехавшие на нос – жест солидности. - Ты ведь слышала об охоте на ведьм?
Оксана опустила глаза.
Она не просто слышала об охоте на ведьм, она знала об этом мероприятии властей многое, почти все. Не то, чтобы она интересовалась, просто, когда весь город был объят пламенем борьбы с «демонами», ее семья оказалась если не в эпицентре, то очень близко к нему. Увы, многие нити тянулись к ее отцу – писателю-фантасту, немного меньше интереса полицейские уделяли ее матери, хотя, казалось, совсем не должны были уделять.
В это время улицы пестрели следами пожара. То тут, то там можно было видеть дыры впечатавшихся в стену пуль. Странно, что почти никто не видел самих битв. Как вели пойманных, как полицаи патрулировали улицы – это простые обыватели имели возможность наблюдать каждый день и даже привыкли к подобному. Но сами атаки магов, их битвы с полицией видели немногие. По их-то скудным рассказам и строили репортеры дешевых газеток понимание происходящего. Что ждало «демонов», людей со сверхъестественными способностями к разрушению, не знал толком никто. Редко кого из них видели после поимки живыми. Многих убивали при задержании.
Сейчас темпы охоты заметно снизились. Нашествие людей-демонов закончилось, однако полицию не спешили распускать. Люди в бежевых спецкостюмах продолжали патрулировать улицы. Нередко в газетах продолжали появляться заголовки вроде: «Липогорский маг пойман», « Тайна ведьминского жилища», «Полицаи – кто они?».
А потом ее отец исчез. Растворился в сумерках улиц, без слов, не простившись – ушел сам, с одной лишь вестью, что долго не вернется. Возможно, никогда… Маме почти сошла с ума. Самой Оксане казалось, что она оказалось где-то в неопределённом, практически безвоздушном пространстве между небом и землёй.
Оксана встряхнула головой, отгоняя плохи мысли.
- Да.
Нейл вздохнул.
- Что если из тебя самой может получиться неплохой демон?
- Вы бредите, - она сделала шаг вперед.
Его ладонь взметнулась, вцепилась в её плечо – несильно, но весьма чувствительно, - и девушка остановилась. Она не ожидала резких движений.
- Демон – это человек, чья энергия Аз вырвалась наружу. Это не ставшие магами люди с огромным, неконтролируемым запасом Аз, - Нейлл говорил тихо и быстро, словно записывая в ее мозг информацию. - Не желая того, в состоянии крайней эмоционального возбуждения, они могут навредить своим близким. Либо их ловят, когда они срываются, любо их втайне учат контролировать силу Аз, делают из демонов – магов, вполне осознающих собственные возможности. Второй случай более благоприятен для самого демона, но это не снимает с него преследования полиции. Впрочем, преследование это становится уже не так обременительно, достаточно просто не «светиться» перед ними. Именно это я и хочу сделать– вскрыть потенциал твоего Аз и сделать его подвластным тебе. Пойми, это нужно тебе же!
- Откуда мне знать, что вы не врете? - холодно спросила девушка.
- Вопросец… - протянул он. – Пожалуй верить мне довольно странно… Но и смысла врать мне, вроде бы нет.
- В таком случае, до свидания.
Она решительно скинула его руку и, с твёрдым намерением уйти, пошла вперёд.
- Подожди, - окликнул ее Нейл. – Ты ведь еще хочешь узнать об отце?
Оксана замерла.
- Вы его знали? – медленный поворот головы, взгляд всё такой же недоверчивый. Только брови ещё сильнее нахмурились.
- Довольно- таки близко…
- Ваше имя?
- Нейлл.
- Не припомню, - и снова собралась убегать.
- Я пользуюсь этим именем не так давно…
- В таком случае, скажите мне ваше прежнее имя.
- Петр, - явно нехотя сказал Нейл. - Я бы, правда, не советовал пробивать меня по знакомым твоей матери. Ей лучше не знать, что мы виделись. Если ты согласна сотрудничать – приходи завтра на городское кладбище, там мы и увидимся с остальными. Таким образом, ты участвуешь в этом, а я рассказываю тебе об отце… Я все же некоторое время шел по его следу.
Взметнулись светлые волосы, чистые, печальные глаза сверкнули из-под чёлки. В её взгляде читалось теперь что- то детское, тоскливое и искреннее одновременно.
- Я приду, - пообещала она отчего-то.
Нейлл улыбнулся. Он знал эту девочку со дня ее рождения, наблюдал за ней последние несколько лет, изучил ее досконально. Но сейчас он не в состоянии был понять – какая муха укусила её? Куда девалась свойственная ей осторожность и недоверчивость?
Тем теплее был ее взгляд.
Секунда – и она снова стремительно шагает к остановке, буравя асфальт взглядом. Нейл стряхнул челку с глаз – жест совершенно киношный, но не показной –просто волосы лезли в глаза. Он вздохнул, сделал несколько шагов, блаженно растянулся на лавке и уснул.
***
Осень выдалась календарной. Стоило только перелистнуть страницу, чтобы увидеть ярко выделенную красным дату – первое сентября, - как небо разразилось дождями, а природа наполнилась грустью и холодом. Словно кто-то повернул переключатель «лето- осень». В этот же день облака белой небесной ватой затянули целиком синеву неба. Слякоть, сырость и серость наполнили город. Осень серой громадиной все больше поглощала всё и вся, что встречала на своем пути, вплоть до человеческих душ.
Но солнце светило именно сегодня, дожди не торопились, а деревья вдруг вспомнили, что их листва еще зеленого цвета, и теперь старались показать ее во всей красе. Напоследок, перед сменой на золотой наряд. Первые выходные месяца выдались теплыми. Нейллу определенно везло.
Кладбище. Старое, широкое, укрывающееся под сенью ветвей деревьев. Место странное, по-своему романтичное, но больше обыденное, и лишь немного грустное. Могилы, стоящие рядами, потрескавшиеся унылые надгробия – в них нет уже должного смысла, присущего кладбищам пафоса, и даже лица фотографиях глядят на Мир как-то обыденно, словно изображенные на них люди совсем не хотели бы вернуться.
Самое обычное место.
Именно это чувствовала Оксана, когда Нейлл вел ее туда. Какое то непонимание этого места, последнего пристанища человека, напрямую связанного со смертью, такого обыденного в своём виде.
Небольшое скопление людей: два взрослых, не считая Нейла, и несколько подростков.
Оксана уселась на немного мокрую траву между могилами.
Нейл занял такую позицию, что его могли видеть все присутствующие, в какой бы точке пространства они ни находились.
- Ладно,- он хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание. - Все собрались. Дорогие мои потенциальные Демоны, здравствуйте. Меня зовут Нейлл.
«Дурацкое имя», - дружно подумали подростки.
- В чем ваша проблема, мы вам, скорее всего, уже объяснили. Сейчас мы из вас будем делать магов осознанных, чтобы из вас не стало магов непроизвольных, то бишь, демонов. Вопросы?
Юноша, сидящий на надгробии в метре от Оксаны, поднял руку, но тут же заговорил, не дожидаясь разрешения.
- Зачем это Вам? – его голос был громким и слегка нагловатым.
- Мне? – Нейлл снял очки и с полминуты грыз их дужку. – Надо же чем-то на старости лет заниматься!
Он развёл руками с совершенно довольной улыбкой.
- Но если серьёзно... – он вернул очки на нос. - Скажем так, я сам маг и не хочу, чтобы знания мои канули в Лету.
«Он?! Маг?! – Оксана едва удержалась от того, чтобы не воскликнуть в крайнем удивлении. – Выглядит обычным человеком… Со странностями, но человеком».
- Кроме того, - он засунул руки в карманы бежевого пиджака. – Я люблю этот город и совсем не хочу, чтобы в нём появился лишний десяток демонов. Да и вас, бедолаг, жаль… Если демон будет обнаружен властями, его подвергнут запечатыванию способностей. Большинство людей не в состоянии выдержать ту адскую боль, которую испытываешь во время проведения ритуала. Конечно, если вообще удаётся дожить до него – многих «случайно» убивают при задержании.
Спросивший юноша очумело икнул.
- Ладно, - вздохнул Нейлл. – Позвольте представить ещё двоих особо интересных экспонатов нашей компашки. Вон тот парень у дерева – Грей. А этот, растянувшийся на скамейке – Лорд.
Означенные личности, словно очнувшись от оцепенения, поднялись и вышли к Нейллу. Оба они были одного с ним роста, только названный Греем немного сутулился и смотрел куда-то вниз, на землю. Лорд же гордо стоял прямо, сияющий довольной улыбкой.
Лорд был брюнет, Грей – блондин. Лорд был одет в чёрный строгий костюм, Грей – в водолазку и джинсы. На ладонях Лорда были перчатки, Грей был босиком. Пьеро и Арлекин.
В этот момент Оксана почувствовала на себе пристальный взгляд. Оглянувшись, она заметила наблюдавшего. В её спину большими, немного удивлёнными, немного испуганными глазами смотрел сидящий в проходе между могилами молодой человек.
Встретившись с ней взглядом, парень ещё сильнее подтянул колени к телу, но взгляда не отвёл.
- Ах да! – продолжил Нейлл. – Радар! Иди сюда, взгляни на эти бутоны, прежде чем они раскроются.
Юноша, смотревший на Оксану, улыбнулся и, поднявшись, потопал к Нейллу. Мальчик был полноват, немного неуклюж. Смуглое лицо украшали ярко-синие глаза, короткие чёрные волосы торчали во все стороны. Гамма синего и чёрного была присуща его одежде – в широкую синюю полоску футболка, чёрные штаны трубами с множеством карманов.
Он встал рядом с Нейллом, между ним и Лордом.
- Нейлл, – прошептал он еле слышно. – Вы оценили розочку вон у той могилки?
- Оценил, Радар, - шепнул тот, а громко сказал. - Так, этот юноша – Радар. Он ваш ровесник и наш помощник.
«Дурацкое имя», - хором подумали подростки.
- Теперь, - Нейлл хлопнул в ладоши. – Мы проведём с вами небольшой ритуал. Встаньте все и закройте глаза. Побыстрее, пожалуйста.
Подростки медленно подтянулись. Последним встал тот сильно любопытный индивид в серой одежде.
- Так, закрыли глаза, и мы начинаем!
Подростки переглянулись и, недоверчиво покосившись на Нейлла и той же песней на остальных взрослых, один за другим закрыли глаза.
То к одному, то к другому из них по очереди подходили Нейлл и его подручные, шептали что-то и отходили. Дошла очередь и до Оксаны. На её живот легла тёплая ладонь, вторая – на затылок. Тихий шёпот зазвучал над ухом.
Это был текст старой песни группы Lumen «Сколько». Не соблюдая ни мотива, ни выражения, Нейлл прошептал весь текст и только тогда убрал обе ладони и позволил себе тяжело вздохнуть. Ещё несколько минут было слышно их бормотание, после чего уже заметно уставший Нейлл провозгласил:
- Всё, свободны!
Он был теперь ещё сильней растрёпан, пиджак – расстёгнут. Нейлл сидел на оградке могилы и протирал очки. Красавчик Лорд снова лежал на скамейке - руки за голову, только теперь немного спущенный галстук глупо свисал с его шеи. Грей сидел на корточках, прислонившись к тому же дереву. У него только немного потускнел взгляд и опустились стоявшие прежде до этого вверх волосы.
- Ладно, - вздохнул Нейлл снова. - Завтра в этом же месте в это же время, пойдёт?
- Опять здесь? - Оксана хмуро посмотрела на окружающие мрачные надгробия. - Мне не нравится это место. Абсолютно. Так что я против!
Ещё парочка подростков кивнула в знак согласия.
- Знаешь, по-моему, они правы, - подал голос Лорд. - Негоже детей по кладбищам таскать!
- Лордам слова не давали, - хмыкнул Нейлл, снова водрузив очки на нос.
- Не бредь, - тот, кого звали Греем, поднял голову. - Место и правда надо сменить... Может, в школу?
- В школу?- переспросил учитель. - Не рановато ли?
- Какое там! - заржал Лорд. - 16 лет уже!
- Кхм, вы кончили? - "тактично" поинтересовался тот юноша в сером. - Может, решите уже, и по домам двинем?
- А что, мальчику мамочка велела не опаздывать, а то будет ата-та по попке? - раздался знакомый Оксане голос.
Это была Клава, ученица параллельного класса.
- Нет, блин! У мальчика NOnVIR не обновлён!
- Ты тоже его пользуешь? - оживился юноша рядом с Клавой - её брат-одноклассник.
- Ну да, а как ещё AiRT-видео качать? Вирусы же загрызут!
- О! - взвизгнул возмущённо ещё кто-то. - Ещё один фанат этой ерунды!
Через минуту вся молодёжь за исключением Радара галдела на самые разные темы. Никогда эта полянка не слыхала такого шума. "Тихо, люди" - повысил голос Нейлл. Куда там.
- ЗАТКНУЛИСЬ ВСЕ! - рявкнул вдруг Радар.
Вот тут-то на импровизированном месте массового сбора юных магов снова стало слышно, как поют ещё не улетевшие птицы.
- Завтра к шести все смогут прийти ко входу в Балатовский парк?
- Ну... - задумались все.
- Отлично, - он хлопнул в ладоши. - Тогда до завтра!
- Ещё раз, чей он сын? - поинтересовался Лорд с улыбкой. - Точно не твой?
Нейлл посмотрел на товарища как на врага народа.
- Всё равно чудо, а не ребёнок! - всплеснул руками Лорд.
Нейлл только удручённо вздохнул.
"Пойдём отсюда".
Он поднялся и уже сделал пару шагов к воротам кладбища, когда его рукав ухватила Оксана. Он обернулся, тут же встретившись с прижимающим к стенке взглядом.
- Вы обещали, - коротко сказала она.
- Я помню, - спокойно ответил он. - Прости, но ещё не время. Я обязательно расскажу тебе, ведь обещал. Будь спокойна.
- Но почему не сейчас?
- Послушай, - начал объяснять Нейлл. - Мы трое - неплохие маги. И все знали твоего отца. Ты сможешь понять, куда он ушёл только тогда, когда сама станешь магом, хотя бы освоишь азы.
- Понятно.
- Не делай такое лицо, это ещё понравится тебе... - подбодрил он. - Дуэли, заклинания, файерболы... В этом есть своя романтика...
И он снова вздохнул, взглянув в бесконечное осеннее небо.
- Вы похожи на него, Нейлл.
- Стал в последнее время....
- Если я стану... магом... Я смогу найти его?
- Не "если", Оксана. Не "если", а "когда"! - Нейлл позволил себе усмехнуться. - Эй, парни! - окликнул он Грея и Лорда - Пойдём, что ли, в блинную сходим, не всё же пельменями питаться!
Лорд и Грей обернулись. "Ятта!" - возопил Лорд. Второй лишь по-дружески улыбнулся.
- Всем пока! - Нейлл помахал рукой в знак прощания и лёгкой походкой двинулся прочь в сопровождении верных друзей.
" До завтра, ребятки, - шептал он себе. - Завтра будет весело..."

@музыка: мы постоянно толкаем друг друга на край, превращаясь в слепых на узком мосту

@настроение: как домой вернулся!

@темы: рассказы, проза, В процессе работы

---

Сатана

[Цепной Бес]

Название: Сатана
Автор: Цепной Бес
Бета: FairyFoxy
Жанр: Стихи

Души в ящике ревут,
Они когда-нибудь умрут,
А может быть меня убьют
И гимн свободе запоют.
Кто-то плачет за окном,
Войти он хочет в этот дом.
Но не открою я ему,
А лучше пламя разожгу.
Кого сегодня изведу?
Или живых пугать пойду?
Мне не приятна эта роль,
Но растворилась в ране соль.
Я – Всемогущий Сатана!
Душа мне вовсе не нужна.
Один лишь мой суровый взгляд –
Подпорки неба задрожат!
Я подержу весь мир в руках,
И он погибнет на глазах.
Эй, твари, встаньте на колени!
Примите в души мои тени!!!
Ой! Что-то я разбушевался,
На неприятности нарвался.
Вот санитары прибегут,
А может даже изобьют.
Не справедлива жизнь моя,
Я существую как змея.
Зачем меня здесь заточили
И этим власть мою убили?
Не сумасшедшего то бред!
Я Сатана, но веры нет…

@темы: стихи

---

Ведьма

[Цепной Бес]

Название: Ведьма
Автор: Цепной Бес
Бета: FairyFoxy
Жанр: Стихи

Тускнеет и гаснет дня яркий свет,
Ты словно волчица глядишь ему вслед.
Люди тенями ныряют во мрак,
Уносят в себе обреченности знак.
Герои мечтают ворваться в твой дом,
Чтоб сталью прервался отчаянный стон,
Но не одолеет волшбу ни один,
Тебя в ночи Темный уж ждет господин.

И нету покоя цепному псу,
Что помня о воле скулит на луну.
А ветер рокочет: «Беги же, беги!»
Как жаль, что свобода давно позади.

Тебя зовут ведьмой, клянут и бранят,
Но быть твоей жертвой они не хотят.
Сверкает решимость во взглядах врагов,
Ведь каждый их них на убийство готов.
Твой мрачный хозяин невиданно строг,
Он души невинных берет как оброк.
Но стоит ослушаться лишь один раз,
Ты с жизнью расстаться получишь приказ.

Но так бывает иногда,
Что ты сгораешь от стыда.
И пусть грозит тебе беда,
Вдруг исчезаешь без следа.
Ты не покажешь никогда
Как льются слезы изо льда,
Хотя соленая вода
Не даст ни блага, ни вреда.

@темы: стихи

---

[I-m from Glasgow]

Название:еще нет
Автор: я, т.е.:I-m from Glasgow
Жанр:психологический, планируется триллер

Возрастные ограничения:нет

От авторау главного героя шизофрения - что то вроде "голоса"в голове) я только начала писать, текст пока не очень гладкий, прошу помочь с дальнейшим сюжетом и хочу услышать конструктивную критику))




Одиночество - это проклятье, это - самое гадкое и ужасное, из всего, что может ждать человека. Длительное одиночество хуже жгучей жажды, хуже многонедельного голода, испепеляющей жары и беспощадного холода. Одиночество - это "нечто", обгладывающее тебя самым жестоким и болезненным способом, убивающее изнутри, а поэтому и самое неуловимое. Его не устранить физическим воздействием. Лишь настоящая любовь сможет полностью побороть его...но...Это выдумка, любовь - миф, красивая сказка, только Бога можно любить по-настоящему, а вы, циничные и эгоистичные людишки, на это не способны. Ваша любовь - фальшивка, глупая наивная болтовня, сопливая ложь. Ваше тело насмехается над вами, гормоны затормаживают и без того крохотный умишко. Жизнь в мире иллюзий стала реальностью. Человек, при отсутствии близких, заполняет все свое свободное пространство безразличными и бесполезными людьми, в надежде остановить одиночество, но когда все они рассеиваются, "нечто" с еще большей силой и удовольствием набрасывается на его нутро.

Одиночество - вот чего всем нужно бояться, а мне нет, мне это совершенно не страшно, я не один, "он" здесь, выбрал меня, только меня, чтобы спасти от этого "нечто".

"Он" на все смотрит, но ничего не говорит, главное то, что я его чувствую, чувствую его эмоции, отношение ко всему. В основном это жгучая ненависть, лютое презрение, черное, глубокое отвращение. Могу поклясться - ничего больше. Но ко мне он относится иначе, я не знаю как. Этого он не показывает и уж тем более не говорит, живет во мне, а как то все равно это удерживает.

Он - бог. Я узнал это не от него, я просто в этом уверен, чувствую его. И мое (уже наше) сердце повествует об этом, можно сказать выстукивает. Вы наверняка мне не верите, черт, да вы не понимаете, ваш разум слишком недалек, чтобы понять возвышенное, а я могу все понять, поэтому он и выбрал меня, не вас - вы ничто, серая, однообразная, глупая масса. Он не хочет, чтобы вы жили, я чувствую, а если что то не нравится ему, значит это "что то" бессмысленно. Он не может ошибаться. Он - Бог.





Сейчас мы идем по улице, алый рассвет касается людей мягким светом, но вы не достойны ходить под "ЕГО" солнцем, на "ЕГО" земле.. Мы тщательно рассматриваем каждого из вас, вглядываемся в малейшие черты лица, рассматривая мелкие детали одежды, касаясь взглядом всего, что в зоне видимости. На самом деле это делает он, не я. Наверняка что-то задумал. Со мной "он" никогда не делится мыслями, только дает сигналы: куда идти, на что посмотреть, что взять. Про меня же "ему" известно все, от начала, до конца, все то, в чем даже я не был до конца уверен.

Люди, попавшие под наш всепоглощающий взор, начинают быстро и судорожно перебирать ногами, стараясь отойти как можно скорее и как можно дальше. Они просто ничтожны . Я чувствую "его" насмешливую ненависть. "Он" смеется над людьми, они ему противны, он старается с ними не контактировать, а когда это необходимо, мой Бог забивается в самый дальний и глубокий закоулок сознания. мне очень некомфортно, когда так происходит.

Нам необходимо найти что-нибудь съестное, денег нету, чтобы купить, и будучи таким голодным я не в силах быстро бегать, чтобы украсть. Кушать из помойки "он" мне не позволяет, я прекрасно понимаю его позицию, но есть хочется невероятно. Я уже не знаю, что придумать. Кажется, выхода нет совсем, разве что отнимать еду у стариков и детей, эта мысль ему видимо понравилась, он оживился. Я никогда раньше не совершал ничего подобного, но он, по-видимому , этого хочет, а значит я должен это сделать.

Да, мой Бог - злой, но если на вашего, хорошего Бога, нельзя положиться, он о вас даже и не думает, не заботится, то почему бы мне не доверится настоящему, пусть не любящему, не идеальному, зато тому, который пришел, который услышал, который внутри меня. И мне плевать, презирает он вас или нет, может вы просто не заслужили его любви.

На мои рассуждения он не прореагировал....Может я его чем то обидел?

-Эгей, я тебя обидел? - произнес я вслух. Несколько человек оглянулось на меня, и демонстративно отвели подальше своих детей и животных. не обращая на это внимания, я спросил его еще раз. Теперь и остальные людишки поспешили отойти от меня в сторону. Глупые существа, я начинаю понимать, почему "он" их так не любит. Создатель в моей голове опять особо не реагировал, потом я начал чувствовать его раздражение, и решил закончить наш "разговор".

Мы шли дальше по улице, попадая во все более безлюдные районы. и тут мы заметили, что к нам на встречу идет довольно пожилая старушка с большим пакетом, на котором виднелся красный логотип одного из самых крупных супермаркетов в городе. "он" заметно оживился, даже загорелся, и чем ближе мы подходили к старушке, тем сильнее возрастало его желание. я же наоборот чувствовал все больший стыд и дискомфорт, но не мог ему противостоять. Старушка была настолько слаба и беззащитна, что мне было не по себе. редкие седые волосы обрамляли ее круглый овал лица. Одета она была не богато, но очень опрятно и аккуратно, в глазах отражалась вся ее хрупкость и беспомощность. Я чувствовал жалость, по отношению к бабушке, но он ненавистно пресек это на корню, надавил на меня. старуха поймала на себе мой взгляд и добродушно улыбнулась, я лишь быстро отвел глаза, оох, как мне не хотелось делать то, что он собирается. Услышав эту мысль, "он" продемонстрировал мне свой гнев и разочарование. Этого мне не хотелось гораздо больше. Я набрался решительности, глубоко вздохнул и покорным и быстрым шагом приближался к жертве. В моих глазах играла его жестокость, старуха начала понимать, что сейчас произойдет. Она попятилась назад, и с ужасом посмотрела на меня. Мы не медлили, "он"с особым удовольствием ждал кульминации, замедляя все мои движения, чтобы как можно дольше наслаждаться будущими действиями. я подошел к ней вплотную, он направил мой взгляд на нее. на глазах у старушки наворачивались слезы. видимо от страха, она не могла вымолвить и слова, схватившись свободной рукой за сердце. От ужаса, каждая ее морщинка казалось глубже и темнее, а черты лица острее и драматичнее.

Теперь уже он управлял руками, а я не осмеливался ему мешать. с особым усилием и остервенением он схватил старушку за руку, в которой была наша добыча. от боли, пожилая женщина тихо взвизгнула и отпустила сумку с продуктами. глянув женщине в глаза, на последок, он откинул ее на спину, ускоряя падение сильным толчком. я не хотел даже думать о том, что это все он провернул МОИМ телом, моими руками...

старуха лежала на земле и стонала от боли и безысходности, стоны прерывались всхлипываниями, огромные слезы катились по ее преисполненному ужасом морщинистому лицу. но никого вокруг , кроме нас, не было, овладев своим телом, я схватил пакет, и как можно скорее бросился бежать прочь, стараясь не смотреть назад. не знаю, что бы я почувствовал, увидев эту картину.

уже довольно долго я огибаю быстрым бегом грязные улицы, "он" уверен, что погони нет, а я не могу остановить себя, только так я не думаю о старушке, не испытываю горечь и жалость, потому что узнав об этих чувствах, Он будет вне себя от ярости, просто вскипит внутри моей головы, а этого я уж точно не выдержу.

Ближайший час ОН был счастлив как ребенок, и даже не скрывал этого, проматывая в моих мыслях наше деяние снова и снова, Он ликовал, получал удовольствие, гордился собой, ненависть к старухе и чувство собственного превосходства просто бурлили в нашей голове. и именно это уже серьезно меня пугало.

Через час мы были дома. Я ненавидел возвращаться сюда. Ему же было все равно.

@темы: проза, В процессе работы, зарисовки

---

Еще один кусочек

[mr. Kisa Shouta]

Название: И кровью единой...
Бета: пока авторская вычитка
Автор: Rosmarina
Рейтинг: R
Жанры: экшн, детектив, джен, гет, мистика, фантастика, романтика
Предупреждения: нецензурная лексика, насилие, смерть персонажей
Размер: планируется макси
Статус: в процессе написания
Саммари: о мире после Апокалипсиса
От автора: на эту работу меня вдохновили романы Сунао Йосиды - Trinity blood. И, сказать по правде, в итоге получилось что-то совершенно странное. Пишу далеко не в первый раз, но впервые замахнулась на нечто настолько серьезное. Хочется написать что-нибудь действительно стоящее. Буду очень признательна за рекомендации и критику.
От автора 2: простите, что так долго, но часть вышла довольно большой, как мне кажется. Надеюсь, с остальным дело пойдет быстрее ^__^

Часть 1

Алая капля

Глава 1. Брюссель

IV

- Мне очень жаль, - проговорила Энн, сочувствующе глядя на полную женщину в кресле напротив.
- Она была такой хорошей девочкой, честной, порядочной… немного взбалмошной, конечно, но ведь в этом возрасте все девочки такие, - всхлипывала Глэдис Уилкинс, то и дело поднося к глазам аляповатого вида платок. Энн бросила взгляд на Валентина: это был уже четвертый дом, в котором они успели побывать, неопрошенной осталась только семья Рид.
- О, моя Молли… - вновь зашлась рыданиями миссис Уилкинс. – Теперь мы с Гэбом остались совсем одни, в этой проклятой стране!
- Вы переехали сюда по работе? – участливо поинтересовалась Энн.
- Да, Гэбу предложили одну работу здесь, и он согласился. О, почему я не отговорила его! Если бы мы не переехали сюда, моя девочка была бы жива!
- Но ведь не было никаких гарантий, что где-нибудь во Нью-Лондоне не завелся бы какой-нибудь маньяк. Не думаю, что в этом виновата Белгика, - заметила Энн. – Наверное, работа вашего мужа очень интересна, раз вы согласились на такое дело, как переезд?
- Как вам сказать, - произнесла миссис Уилкинс. Она громко высморкалась и продолжила. – Мой Гэб, он же археолог, понимаете? Он много времени провел, изучая Заброшенные земли. Даже жил там. Вы же знаете, что это такое. Это как клеймо, от него не избавиться.
- Заброшенные земли? – оживился Валентин. Глэдис кивнула.
- Да, как же называлась эта его деревня…. Он еще рассказывал, что до Войны там был очень крупный город. Сан-Франциско, кажется, - она ненадолго задумалась, - да, Сан-Франциско. Помню, он еще рассказывал про какой-то мост.
- О… - Энн понимающе кивнула. Территория Нового Света после Войны стала, в большинстве своем, не пригодна для жизни, и люди ушли оттуда. Позже ею заинтересовались ученые, изучавшие явления, связанные с Большим взрывом, некоторые даже построили там свои деревни. Впоследствии, почва там несколько восстановилась, но Земли все равно считались проклятым местом, и люди с опаской относились к тем, кто был с ними хоть как-то связан. Ничего удивительного, что муж Глэдис не смог найти работу.
- Я понимаю, как тяжело вам пришлось, - произнесла девушка. – Вы отважная женщина, миссис Уилкинс, столько пережили. Значит, вашему мужу предложили работу?
- Да, - женщина шмыгнула носом. Она больше не плакала и только теперь вспомнила о забытом на столе чае, приготовленном для гостей. – Он не рассказывал мне, чем конкретно занимается, да я и не спрашивала. Он был так рад этой работе, что я решила не вмешиваться. Да и платили исправно. Видите, - она обвела рукой обстановку небольшого домика, - мы поставили собственный домик, всего за два года. Он, хоть и небольшой, но зато свой. Жили себе, не тужили…. Ох, да если бы я знала, что все так обернется, лучше бы осталась в той маленькой комнатушке во Нью-Лондоне! – воскликнула она, и слезы снова потекли по ее пухлым щекам.
- Не корите себя, - Энн неловко погладила ее по руке, пытаясь ободрить. – Вы очень хорошая, - быстро проговорила она, тут же смутившись от детскости этой фразы.
- Спасибо вам, вы добрая девушка, мисс Энн, - слабо улыбнулась женщина. Разлив гостям чай, она вновь уселась на свое место. – Вы ведь говорили, что занимаетесь расследованием, да?
- Что-то вроде того.
- Я постараюсь помочь вам, чем смогу. Спрашивайте обо всем, что хотите узнать, - Глэдис глубоко вздохнула, видимо, набираясь мужества, и Энн, улыбнувшись, приступила к расспросам.
***
От Глэдис Энн вышла в несколько расстроенных чувствах. И дело было даже не в душещипательной истории семейства Уилкинс. Девушка бросила взгляд на вышедшего следом за ней Валентина: тот щурился от послеполуденного солнца, но по лицу его невозможно было угадать, о чем он думает. Как и всегда, заметила бы Энн, если бы не была так озабочена этим запутанным делом.
- Что вы думаете обо всем этом, миледи? – поинтересовался Валентин, выдернув ее из раздумий. Парочка шла по узкой дороге, ведущей от домика Уилкинсов к магистрали. Было уже далеко за полдень, и им пришлось ускорить шаг, чтобы добраться к Ридам ко времени.
- У меня на уме вертятся только два слова.
- Заброшенные земли? – догадался Валентин.
- Заброшенные земли, - кивнула Энн. – Картина начинает приобретать некоторую четкость. Если отец Молли действительно работал там…
- Это плохо. Заброшенные земли, это ведь…
- Негласная территория жнецов, - закончила за него Энн и внимательно посмотрела на мужчину. – Валентин, как думаешь, что им нужно?
- Я не знаю, миледи. У меня есть пара догадок, но не более того.
Девушка вздохнула.
- В любом случае, - ее голос снова стал властным, от мягкости, с которой она говорила с Глэдис Уилкинс, не осталось и следа, - нам нужно еще поговорить с семьей Ани Рид. У нас мало времени, идем.
- И знаешь, что я думаю? – она обернулась.
- Не имею ни малейшего понятия, - улыбнулся Валентин.
- Я думаю, что недвижимость в Брюсселе очень дорогая. Не правда ли?
- Безусловно, миледи, - усмехнулся Валентин. – Безумно дорогая.

***

В доме Рид их встретили неприветливо. Миссис Рид, высокая худая женщина средних лет – полная противоположность маленькой пухлой миссис Уилкинс, смотрела на них почти враждебно.
- Вы из полиции? – коротко осведомилась она из-за приоткрытой двери. – Уходите, - женщина попыталась закрыть дверь, но Валентин вовремя подставил ногу.
- Нет, мы не связаны с полицией! – быстро проговорила Энн, не теряя спокойствия. – Мы хотели поговорить с вами.
- Почему я должна разговаривать с какими-то проходимцами? – бросила миссис Рид, не оставляя попыток закрыть дверь. Валентин морщился от боли, но терпел.
- Разве вам не интересно, кто убил вашу дочь? – с нажимом продолжила Энн.
Гризельда Рид застыла на месте, до бела сжав пальцы на медной ручке, и недоверчиво сощурилась.
- Проходите, - произнесла она после недолгих колебаний и отошла в сторону, давая пройти.
- Благодарю вас, мэм, - учтиво наклонил голову Валентин, но женщина лишь презрительно фыркнула, чем заставила Энн в усмешке изогнуть губы. Мужчина вздохнул: его маленькая спутница никогда не упускала случая его поддеть, и прошел вслед за хозяйкой в гостиную. Только теперь он огляделся, и не сказать, чтобы увиденное его обрадовало. Комната была достаточно светлой и чистой, немногим больше, чем гостиная Уилкинсов. Однако если Глэдис и при малых возможностях сумела создать в своем доме уют, то тут, похоже, об этом даже не заботились. Стены были выкрашены в девственно-белый цвет, из мебели наблюдались только видавший виды коммод, диван, да пара стульев. Тяжелые темные шторы на окнах только добавляли мрачности. Сейчас они не были задернуты, и Валентин заметил на рамах облупившуюся краску.
- Наверное, вы хотите взглянуть на ее комнату, так? – поинтересовалась миссис Рид, обернувшись к гостям.
- Почему вы так решили? – приподнял бровь Валентин.
- Полиция обыскивала все, где только можно, - женщина поджала тонкие губы. – Где нельзя, впрочем, тоже.
- Мы ведь говорили, что не связаны с полицией и представляем сугубо частные интересы, - ответила Энн.
- Чьи?
Валентин нахмурился сильнее. Кажется, этой женщине следовало бы поучиться хорошим манерам: бесцеремонности ей было не занимать.
- Это конфиденциальная информация, - отрезала Энн. – Но будьте уверены, мы глубоко заинтересованы в том, чтобы убийца понес наказание.
- Вот как, - произнесла миссис Рид и замолчала. Гости терпеливо ждали, пока она обдумает сказанное, и не напрасно: женщина медленно развернулась и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.
- Думаю, вам все же стоит взглянуть на ее комнату, - проговорила она, не оборачиваясь. Валентин услышал, как вздохнула Энн, и перевел взгляд на нее. Девушка неодобрительно покачала головой и твердым шагом пошла за хозяйкой. Мужчине ничего не оставалось, кроме как последовать ее примеру.
Они поднялись по темной скрипучей лестнице на второй этаж и оказались на маленькой клетушке, из которого вели три двери. Миссис Рид выбрала самую дальную и приглашающе распахнула ее. Мужчина проследовал за своей маленькой спутницей и неловко налетел на нее, когда та внезапно застыла на пороге. Валентин кинул на нее удивленный взгляд, не понимая, в чем дело, и только оглядевшись вокруг, понял, что заставило Энн остановиться. Комнатка была маленькой, темной и почти абсолютно пустой: железная кровать, прикрытая строгим темно-синим покрывалом, платяной шкаф, колченогая табуретка да грубо сколоченный стол – вот и вся обстановка.
«Неужели здесь могла жить молодая девушка?» - чуть нахмурился Валентин. Он, конечно, не был приверженцем распространенного мнения о том, что девочки должны любить розовое, носить платьица с рюшами и спать с плюшевыми медвежатками - юное недоразумение, раз за разом безукоризненно опровергающее все эти правила, стояло рядом с ним и также неодобрительно оглядывалось, чуть наморщив тонкий нос. И все-таки, он представлял себе комнату столь юного создания, как Ани Рид, совсем иначе.
- О, так это ее комната? Комната Ани? – зачем-то уточнила Энн, чем вызвала волну раздражения у миссис Рид.
- Разумеется, это ее комната. Разве вы не видите?
- Хм. Да, и в самом деле.
- Может, вы прекратите задавать глупые вопросы и перейдете к делу?
Девушка кивнула, Валентин чувствовал, что ей не терпится поскорее убраться отсюда, и, надо сказать, он полностью разделял ее желания.
- Прежде всего я хотела бы узнать, есть ли у вас самой какие-нибудь догадки по этому поводу?
- Почему они должны у меня быть? – резко ответила женщина. «Слишком резко», - отметил про себя Валентин.
- У нее были враги? К примеру, подруги-завистницы?
- Она не общалась со сверстницами, это могло оказать на нее пагубное влияние.
- Может, отвергнутый ею поклонник?
- Что еще за грязные намеки? Моя дочь была порядочной девушкой!
- Прошу прощения, я не хотела оскорбить вас. Разумеется, Ани была порядочной девушкой и не позволяла лишнего. Я так понимаю, у нее не было воздыхателей?
- Девица ее возраста должна думать только об учебе.
- Да-да, конечно. Однако, если у нее не было недоброжелателей, кто же мог пожелать ей смерти?
- Полагаю, какой-нибудь сумасшедший, - пожала плечами миссис Рид. Энн вздохнула: говорить с этой женщиной было нелегко, а еще тяжелее – вывести ее на откровенность. Валентин перехватил ее взгляд и многозначительно кивнул сначала на себя, потом на женщину, но девушка отрицательно покачала головой, мол, бесполезно. И правда, на этой женщине его чары вряд ли бы сработали.
- Тогда возможно, - продолжила Энн, - враги есть у вас?
- Мы с мужем – добропорядочные граждане.
- Он вроде бы содержит кафе? – спросила Энн, будто бы невзначай. Однако вполне невинный вопрос вызвал очередную волну возмущения.
- Разумеется, нет! – фыркнула Гризельда Рид. – Мой муж – уважаемый человек, он преподает в университете. Да как вам только в голову пришло! Надо же, хозяин кафе. Уму непостижимо!
Валентин приподнял уголки губ.
- О, я и не думала, что ваш муж – тот самый мистер Рид! – восхищенно ахнула Энн, округляя глаза. – Я всегда мечтала учиться у него. Он ведь такой известный специалист в своей области.
- Ну, не такой уж и известный, надо сказать, - не без гордости произнесла женщина. Взгляд ее несколько смягчился. – Значит, вы, девушка, увлекаетесь устаревшими технологиями?
- Это моя страсть, - глубоко заверила ее Энн. – Однако, я слышала, - она понизила голос, - что самую знаменитую работу мистера Рида, ему помогли написать… - заговорщески прошептала она, подходя чуть ближе.
- Откуда вам это известно? – на лице миссис Рид было написано неподдельное удивление.
- Так это правда? Знаете, еще я слышала, что этот кто-то … женщина. И я подумала, возможно, это были вы, миссис Рид?
- А вы умнее, чем кажется на первый взгляд, - на бледных впалых щеках ее проступил румянец. – Это правда, что я помогала ему в исследованиях. Дориан был учеником моего покойного отца, тот научил его всему, что он теперь знает.
- Прошу прощения, но вы, часом, не дочь знаменитого профессора Лэнга?
- Все именно так. Джозеф Лэнг – мой отец.
- Мой бог, неужели! – Энн в порыве заключила руки миссис Рид в свои и восхищенно заглянула в глаза. – Я большая поклонница его трудов! И даже и представить не могла, что когда-нибудь смогу встретится с его досточтимой дочерью, Гризельдой Лэнг!
- Гризельдой Рид, - поправила ее женщина, впрочем, не спешившая отнимать своих рук.
- Да-да, простите. Миссис Рид, конечно, - с улыбкой исправилась Энн. – Простите мне мою невнимательность.
- Ничего, - милостиво улыбнулась женщина. – С кем не бывает.
- Действительно.
- Однако возвращаясь к тому, зачем мы пришли… миссис Рид, скажите, ваше дочь вела дневник или что-нибудь вроде этого?
- Дневник?
- Возможно, она делала какие-нибудь записи о том, как провела день? Ну, знаете, девочки часто так поступают.
- Знаю, - усмехнулась женщина. – У меня самой раньше была специальная тетрадь.
- Так что же?
- Не знаю, зачем вам это, но с уверенностью могу сказать, что Ани дневника не вела. Иначе я знала бы об этом.
- Вот как. В таком случае, не будете ли вы так любезны дать нам немного времени, чтобы осмотреть комнату?
- Что вы хотите здесь найти? Полиция перерыла здесь все вверх дном! – Гризельда скептически скрестила руки на груди.
- Но вы ведь вернули ей прежни вид, не так ли? Все так, как было при Ани?
- Да, разумеется. Я все положила на свои места.
- Уверяю вас, этого достаточно для того, чтобы мы смогли найти все, нам требуется.
- Как знаете. Можете смотреть, где хотите, нам скрывать нечего, - пожала плечами женщина и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Энн проверила, достаточно ли плотно закрыта дверь, и, найдя ее состояние удовлетворительным, к удивлению Валентина, уселась на узкую кровать и еще раз оглядела комнату.
- Однако, что же вы хотите здесь найти? – некоторое время спустя нарушил установившееся молчание Валентин, пристально глядя на девушку. Та вскинула на него удивленный взгляд, под которым Валентин почувствовал себя идиотом.
- Дневник, что же еще? – пояснила она, словно пятилетнему ребенку.
- Откуда у вас такая уверенность в том, что он у нее был? Наша многоуважаемая миссис Рид сказала нам, что мисс Рид дневника не вела.
Энн отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и, встав с постели, подошла к окну.
- Это всего лишь означает, что она вела его тайком от матери, только и всего, - пожала она плечами. – А раз так, значит, у нее было что-то, о чем той знать не следовало. К примеру, она могла описывать отношения с однокашниками или же какими-либо воздыхателями. Делаю ставку на последнее. Это очень важный дневник, Валентин, - проникновенно добавила она, - уверена, он прольет свет на это запутанное дело.
- Вы так и не сказали, почему так уверены в том, что этот дневник вообще существует? Ведь нет никаких гарантий…
- Разумеется, есть.
- Какие же?
- Ани Рид было четырнадцать лет. Переходный возраст и все такое. Плюс ко всему, с такой строгой матерью ей просто необходимо было кому-то изливать свои мысли, а дневник – самое простое решение. Даже если она не додумалась до этого сама, могла услышать в школе, в этом возрасте у всех есть какой-нибудь тайный альбом. Боже, даже Лизбет вела дневник в свое время! – Энн возвела очи горе. – Хотя от нее следовало этого ожидать, - пробормотала она еле слышно.
- И даже вы? – не преминул спросить Валентин, уголки губ его чуть подрагивали.
- Я – исключение, - отрезала девушка, поворачиваясь к нему лицом, - кому, как не тебе это знать.
- Большего исключения я еще не встречал, - ответил мужчина, уже не сдерживая улыбки.
- Чем языком трепать, лучше займись поисками, - сердито ответила Энн, тряхнув смешными косичками. – Или прикажешь самой мне этим заниматься?
- О, ни в коем случае! Что же я буду за мужчина, если предоставлю леди заниматься подобными вещами?
- Раз так, приступай, - девушка сделала вид, что не расслышала мягкой иронии в его голосе, и вновь отвернулась к окну, а Валентин приступил к делу. Не прошло и пяти минут, как он вложил в ладони девушки небольшую тетрадь в мягком переплете.
- Где он был? – спросила Энн, пролистывая девственно чистые страницы.
- В шкафу обнаружилось двойное дно.
- Я подозревала что-то подобное.
- Вот как?
- Вполне логично, что это должно было быть какое-нибудь легкодоступное место, но тем не менее не вызывающее подозрений. Здесь не так уж много мебели, а кровать и вовсе привинчена к полу, так что выбор невелик. Конечно, она могла спрятать его среди своих тетрадей, но слишком была велика вероятность, что кто-нибудь по ошибке вырвет из нее драгоценный листок.
- Листы чистые. Лимонный сок?
- Скорее всего, - кивнула Энн с улыбкой. – Не думаю, что у воспитанницы семинарии были деньги на приобретение ручки с невидимыми чернилами. Идем, нам нужно поскорее прочесть его.
Валентин направился к двери, но, обнаружив, что его маленькая спутница смотрит в какую-то точку на полу, остановился.
- Что-то не так?
Энн не ответила, как завороженная присела на корточки и подняла с пола нечто, при ближайшем рассмотрении оказавшимся пучком волос. Девушка стряхнула с него частицы пыли и, выудив из кармана миниатюрную лупу, стала рассматривать пучок через него.
- Ага! – раздался вскоре ее возглас. – Валентин, взгляни-ка на это! – она протянула ему пучок. – Видимо, ты взметнул пыль под кроватью, когда искал дневник, и он оказался здесь. Спасибо нерасторопной горничной, которая убирала здесь! Как тебе, а?
Мужчина внутренне поморщился, но взял протянутый клубок и внимательно рассмотрел.
- О, - выдавил он, наконец, догадавшись, что имела в виду Энн.
- Вот именно, - усмехнулась девушка. – Все это становится еще более интересным, не так ли?
- Да, я даже не подумал бы подойти к этому делу с подобной стороны, - признался мужчина, возвращая пучок на место.
- Подумал бы, но позже. А нам дорога каждая минута! Так или иначе, судя по его виду, пучок довольно старый.
- Однако я все еще не понимаю, зачем?
- Думаю, ответ мы найдем вот здесь, - Энн помахала заветной тетрадью и быстрым шагом направилась к двери. – Идем же, здесь нам делать больше нечего.
Они спустились по темной лестнице обратно в неприветливую гостиную, где их поджидала миссис Рид.
- Нашли, что искали? – осведомилась она, тщательно скрывая свой интерес за маской безразличия.
- Да, благодарю вас за предоставленную возможность. Вы очень помогли нам.
- Надеюсь, это действительно так.
- Можете не сомневаться. Только один вопрос, вы позволите?
Женщина кивнула. Валентин заметил, что она ощутимо напряглась.
- Когда ваша дочь впервые покрасила волосы?

***

- Итак, сегодня мы многое узнали, - подытожила Энн, ожидая, пока Валентин откроет дверь в их гостиничный номер. Мужчина нажал на ручку, приоткрыл дверь и, вопреки всем приличиям, вошел первым. Однако как ни странно, девушка не стала ругаться, а лишь смиренно ждала в коридоре. Ждать пришлось недолго: всего через несколько мгновений в комнатах вспыхнул свет, и дверь распахнулась, приглашая Энн войти.
– Но расслабляться нам еще рано, - как ни в чем не бывало продолжила свою речь она, проходя в гостиную, а оттуда – в богато отделанную ванную комнату. – Позови горничную растопить камин, мы должны прочитать дневник Ани Рид. А ночью нанесешь визит дражайшей мисс Паркинсон, - девушка вышла из ванной и, бросив на стул свою нелепую шляпку, устало опустилась в кресло возле камина.
- Вам следует хоть немного отдохнуть, - обеспокоенно проговорил мужчина, подходя ближе и присаживаясь на широкий подлокотник. – Вы совсем не жалеете себя, пытаясь расследовать это дело. Возможно, мне стоит прочесть дневник покойной девочки самому, а вы в это время поспите?
- Спать, пока ты работаешь? Вот уж нет! К тому же, я хочу прочесть его лично, ты можешь многое пропустить.
- Вы слишком низкого обо мне мнения, миледи, - оскорбился Валентин, несколько театрально приложив руку к груди.
- Дело не в твоих умственных способностях, просто существуют вещи, которые тебе никогда не понять.
- Вот как?
- Да. Боюсь, при всех твоих достоинствах, женскую душу тебе понять не удастся, - усмехнулась Энн.
- Знаете, я бы тоже не назвал вас стопроцентной женщиной, - проговорил уязвленный Валентин, но девушка лишь отмахнулась.
- Мне нужен камин и как можно скорее. И чай. Да, именно так.
- Как вам будет угодно.

@темы: отрывки, В процессе работы

---

[князь Андрей]

Название: Глупые Живые Люди
Автор:  князь Андрей
Жанр: небольшая зарисовка из жизни студентов-медиков
От автора: иногда просто хочется поговорить

Здравствуйте, меня зовут Иван Павлович, мне 48. Последние семь лет. Впрочем, и через десятки лет мне все еще будет 48. Каков мой секрет вечной молодости, спросите вы. А нет никакого секрета. Что значит, все так говорят? А у меня правда нет. Хотите верьте, хотите нет. Мне все равно.

Впрочем, через десяток лет мне будет так же все равно. Потому что я труп. У меня сегодня годовщина. Нет, не смерти, это было бы слишком пафосно, всего лишь новоселья. Я уже 6 лет как живу в анатомичке. Центральнее меня только Ленин. Хотя, слово живет не очень-то применимо к таким как мы. Я бы сказал нахожусь, но ходить я тоже не могу, так что это было бы совсем уж враньем, а врать я еще при жизни не любил. Потому, собственно, и оказался здесь.

Впрочем, я совсем не об этом. Вы, вот, говорите, глаза — зеркало души. Вранье все это. Глаза все одинаковые, в пробирке то уж точно: три оболочки, сосуды и нервы. Я бы свои ни за что не отличил. Руки, вот, совсем другое дело. На первый взгляд, ничего особенного: пять пальцев, кожа, мышцы, несколько костей, сухожилия, но с помощью этого простого инструмента было создано все. А глаза - это так, на результат трудов полюбоваться, разве что. А по большей части они только мешают видеть подлинную суть вещей.

Но что-то я опять отвлекся. За шесть лет я по рукам навострился так людей читать, как при жизни не умел. Маша, к примеру, что сейчас с уверенностью утверждает, что моя лучевая артерия не что иное как нервус медианус, точно станет главврачом. С таким-то напором грех не стать. А Игорь совсем в своей хирургии сопьется: руки уже сейчас трясутся. Ольга в науку пойдет, она со мной времени больше проводит, чем с живыми. Аньке с ее творческим потенциалом открытая дорога в психиатрию. Ну кто еще смог бы придумать снимать видео со мной в главной роли? «Вернувшиеся из рая, дубль один, мышцы.» Петька точно в реанимацию пойдет: что бы есть сникерс над проформалиненным трупом надо иметь железные нервы и полное отсутствие брезгливости.

Впрочем, они пока еще совсем юные, только и делают, что со мной фотографируются. Так что на ютубе я, может, по популярней Билана вашего буду. А уж вконтакте мои лайки и не сосчитать. Да не звездюсь я, не звездюсь, у меня, в конце концов, юбилей, мне можно.

А еще мне сегодня везет: пришла моя старая подруга. Четыре года не виделись: как анатомию сдала, так и упорхнула на клинические кафедры. Хорошая девочка была: помогала всем, подсказывала, сама ночи напролет учила. Даже разговаривала со мной иногда. Называла, правда, Труп Трупыч, но в моем положении особо не повыпендриваешься.

Большая уже теперь, выпускница. Пришла, вот вспомнила. Не прошло и пяти минут, как вокруг нее уже толпа зеленых собралась. Наперебой вопросами сыплют, а она занй себе отвечает, да еще и улыбается. Вы спросите, откуда я про улыбку знаю? Глаза у меня и правда в банке, но они совсем не нужны, что бы увидеть настоящую искреннюю улыбку, глупые живые люди. Надо бы ей в учителя идти, но сделанного не воротишь.

Молодежь. Тем временем, поспешила на лекцию.

«Вот, наконец-то, и остались мы с тобой вдвоем, Труп Трупыч. Соскучился, небось? Знаю, что соскучился. Нет больше даже в нашем богом забытом МУМУ таких сумасшедших девочек, что бы с тобой разговаривать. Спасибо тебе пришла сказать. От всех нас. Скажи, умирать больно?...А, впрочем, лучше не отвечай. Это знание я не хочу от тебя получить. Скажи лучше, как тебе молодняк? Важные такие, думают, уже эксперты. Представляешь, анатомию еще не сдали, а уже хотят в операционной ассистировать. Неужели и я такой же была?»

Была, конечно. Ходила, поучала всех вокруг. Визжала больше всех и громче всех. И на первом курсе друзьям лекарства от всех болезней прописывала. Впрочем, оно у нас одно и на все времена, Менделеевым еще изобретенное. А ты, я смотрю, тоже доброупотребляешь.

«Была, конечно, такой же, если не хуже. Визжала то точно больше...и громче!»

А вот смеешься ты все также грубо, но заразительно. Я бы тоже посмеялся, но губы от формалина высохли.

«Трупыч, что-то ты не следишь совсем за собой, вот и короткую головку бицепса уже оторвали. Ты скажи, если обижает тебя кто, мы ж мигом ему объясним правила местного этикета.»

Не беспокойся, сердобольная ты моя, не обижают, мучают только иногда, но что не вытерпишь ради науки, а уж ради молодежи и подавно.

«Эх, где мои семнадцать лет? Впрочем, еще раз я бы не хотела. Не принимай на свой счет, Трупыч. Ты — лучший мужчина моей жизни. Единственный, кого я искренне и беззаветно ненавидела, но согласись, было же за что! Нервы у тебя вообще ничем от артерий не отличаются. Хорошо хоть мышцы можно кое-как узнать! А вот за четыре года что не виделись, полюбить успела».

Большая же девочка, а все туда же. Все вы бабы одинаковые. Глупые живые люди, любите или свое воображение, или трупы. Любили бы деньги. Они хотя бы реальные. А вам все большое и чисто незамутненное чувство подавай. И по-больше, по-больше.

«Только ты молчи, ладно? А то муж обидеться. Адвокат, наших профессиональных шуток не понимает.»

А может, я и ошибался. Деньги ты уже полюбила. И из чувств в тебе только ностальгия иногда просыпается. Интересный получается персонаж: внутри уже ничего нет, а снаружи еще ничего нет. Только улыбка от тебя и осталась.

Лекция закончилась, вернулись дети, которым ты даешь циничные советы, Улыбаешься во весь рот, по-американски, так и хочется сказать смайлишься. Только иногда проглядывает та самая грустно-очаровательная, за которую тебе прощали и ошибки, и дурацкие прозвища, и даже невыносимый командный писклявый голос.

@темы: зарисовки

---

[Key_stonE]

Автор: Key_Stone (то есть я)
Название: Один вечер
Примечание автора: Один человек мне сказал, что всё уходит, всё тленно, но одно остается. Остаются отношения. Именно о них и слагаются стихи, истории, песни и рассказы. Об этом и эта вещь.

1670 слов

Ее походка была медленной и вкрадчивой, похожей на лисью. Ее взгляд был из-под полуопущенных ресниц, легкий, томный с поволокой. Если б я не знал, что она здесь работает, и всё это входит в ее обязанности, я бы решил, что эта богиня в меня влюбилась. Но это было полным враньем. Я был одним из многих, на кого она смотрела и опутывала своим взглядом. Интересно, много ли у нее посетителей ежедневно? Я старался об этом не думать. Не позволять мыслям проникать в мою голову.
Я снял шляпу, наклонил голову, то ли с сожалением, то ли в отчаянии, то ли в приветствии. Она смотрела и лукаво улыбалась мне. Наверно, в ее глазах я выглядел таким смешным. Обычно уверенный в каждом своем шаге, поступке, мысли и движении, сейчас я был больше похож на глупого мальчишку, потерявшего голову при взгляде на эту страстную женщину. Она играла мной. Казалось, я был готов на всё. А ей было на меня плевать. И в то же время ей были нужны мои деньги. Именно поэтому сейчас она и была рядом. Тогда чего тянуть?
Она помогла снять мой плащ. И зачем я его только одел? От пронизывающего до костей ветра он меня не спасал, да и дождь, если вдруг польется, не будет остановлен этой простой тканью, призванной защищать от холода. Казалось, голова сейчас разорвется на части. Но прерывать свой визит из-за такой мелочи мне не хотелось. Я же чертов герой. Мне все не помеха и ничего не страшно. Хотел бы я сам в это верить. Но, кажется, где-то в глубине своего сознания, наверно, даже еще глубже, где-то в бессознательном, я надеялся, что смогу всё, хоть и сам прекрасно осознавал свою беспомощность и бессилие перед судьбой. А я закрывал глаза и видел себя тростинкой, оторванной от своих собратьев, и гонимой ветром. Если б еще когда-либо у меня были эти собратья… А ведь у кого-то были. И есть. Наверно, мне никогда их не понять. Я мог и могу им лишь завидовать. Даже лишенные своих собратьев по разуму они намного сильнее и отчетливее могут ощущать те эмоции, которых я был навсегда лишен. Наверно, навсегда я так и остался инвалидом. Но разве есть люди, которых родители оставили без уродств?
Но нет, к сожалению, это даже не моя мысль. Ее когда-то в пылу очередных наших пивных заседаний в баре обронил мой хороший друг. В отличие от меня, он хорошо знал все эти чувства и испытал их на себе сполна.
Богиня испуганно заглянула в моё лицо. Для этого ей пришлось присесть. Ее испуганное личико нисколько не потеряло своего очарования. Даже, наоборот, казалось, что в этом испуге сквозила забота, настоящая, искренняя и неподдельная. Но зря я тешил себя иллюзией, нельзя было этого делать, нельзя было поддаваться таким глупостям.
- С Вами всё хорошо? – спросила она и элегантно поджала губки. Теперь они были похож на мой канон красоты женских губ, такой банальный, но такой притягивающий. И как я вообще мог сейчас себя так вести? Как полный дурак! Надо было сжать ее в объятиях и слиться с ней в страстном поцелуе, какой я только мог подарить женщине! Но я лишь испуганно взглянул на нее.
- А Вы не знаете, что со мной? – спросил я в полной растерянности, чем привел ее в полнейшее изумление.
- Простите, но я не врач… - заметила она, и совершенно верна. Она ведь не врач и даже не психоаналитик, который сверлит глазами и пытается сделать вид, что знает о тебе абсолютно всё. Интересно, знает ли он всё о себе? Хотя бы ту самую, сознательную часть. А эта женщина… она была совершенно права в своей простейшей логике, такой железной и непоколебимой.
Я потер виски, сел на стул и ослабил галстук. Попробовал просто собраться с мыслями и привести себя хоть в какое-то подобие думающего человека. Или сейчас, наоборот, надо было забыть о своих мыслях и выкинуть всё из головы. Мне именно это всегда советовали друзья. Но у меня никогда не получалось. Может быть, я просто не хотел. Не хотел потерять свои мысли, свой драгоценный контроль. А, может, те искорки идей, которые иногда салютом взрывались в моей голове, принося необычайнейшие впечатления. И именно ради этих салютов я истязал себя ночами, вливая в себя кофе и издеваясь над моим собственным сердцем, как не сможет никогда сделать ни одна женщина. Даже вроде этой необыкновенной красотки.
- Всё в порядке, - я выпрямился. Нельзя было показывать свою слабость. Только не на людях. Пусть нас и было всего двое. Интересно, сколько прошло времени? Уверен, что на самом деле не более минут трех. Иначе бы мне уже наверняка бы напомнили.
Девушка стояла напротив и улыбалась. Улыбалась так, что я не мог оторвать глаз. Так, что я чувствовал себя жертвой в этом капкане. И я рад был быть этой жертвой. Таких, как она, наверно, больше не было. Нигде и никогда. Не на этой грешной земле. И мне бы не хотелось задумываться, как она здесь оказалась, как она рухнула со своих небес. А, может, - от этой мысли в глубине души становилось страшно, - она, наоборот, вкарабкалась сюда, оттуда, из адских низин.
«Она, что, теперь поглотит мою душу?» - испуганно подумал я, и тут же одернул себя. Такие глупости. Кому нужна моя никчемная душа. Хотя, говорят, дьявол любит души, извечно стоящие на грани. Девушка медленно сдвигала ярка красную лямку со своего белоснежного плеча, к которому так и хотелось приникнуть с поцелуями. Я облизнул пересохшие губы. Казалось, даже на самом холодном ветру, они не были такими сухими. Сияющий ангел, похоже, решила, что это моя реакция на нее, и во многом была права. Я еще ослабил, а после, так вообще, снял и кинул куда-то свой галстук, сдавливающий шею и не дающий мне дышать. Хотя я вру. Он не мешал дышать. Я ослабил его ранее. Но почему-то дыхание явно было сдавленным.
Богиня игриво улыбалась, подзывала меня к себе пальчиком, а другой рукой как бы невзначай, ненавязчиво, крутила ту самую лямку своего красного, как багровый закат, как венозная кровь. Я встал, теперь моя походка и все движения снова были уверенными, свободными и точными, как у льва, вышедшего на охоту. Этой бестии легко удалось вызвать мой охотничий инстинкт. Я обнял ее за плечи, на секунду агрессивным взглядом вошел в ее глаза, и тут же вынырнул из пучины ее очей. А затем прикоснулся губами к основанию ее шеи.
И тут случилось нечто. Если б я не был так сконцентрирован, наверно, бы просто вздрогнул от неожиданности, растерялся и сбросил бы себя всю эту маску спеси. Но, наверно, слишком вовремя эта женщина разбудила во мне инстинкты охотника.
Я чуть сильнее сжал плечи незнакомки, которую обнимал, а затем, не рассчитав силы, оттолкнул от себя. Она упала на пол, теперь ее красное платье открывало намного больше, чем требовали правила приличия и даже больше, чем сейчас позволяла мода.
Я надел на голову шляпу, плащ и бросился на выход, напрочь забыв о галстуке.
Лежащая на полу девушка мгновенно из богини превратилась в мегеру, когда я перешагнул через нее. Она не понимала, что же произошло. Я небрежно бросил деньги на пол, эти грязные купюры, их было даже больше, чем было нужно. Но меня это не заботило, я понимал, как это могло выглядеть. Еще секунду назад я смотрел на нее как человек в бурлящем потоке реки смотрел бы на спасительную ветку, за которую хотел бы зацепиться и выйти на берег, покинуть бурлящий поток. Были взгляды, сильнее по значениям и смыслам многих фразах, были нежные прикосновения почти что любящего человека. А теперь, в какое-то мгновение, я охладел. Наверно, еще немного, и она могла бы вызвать у меня еще и презрение. Если б не… Нет, я дернул ногой, но она, похоже, была зажата. Я обернулся. Девушка схватила меня за ногу. Ей явно не понравилось то, что я сделал. А кому бы понравилось? Теперь она смотрела на меня снизу верх, хоть и пыталась сохранять достоинство. На ее лице читалась злость, а на моем – презрение.
- Скажите, что было не так? – грозно спросила она меня.
- Дело не в Вас, - эти слова, наверно, слышала от меня чуть ли не каждая женщина, попадавшая в такую ситуацию. Иногда между первыми эмоциями в этом странном списке и последними проходили годы. А иногда, как сейчас, минуты. Но это всегда происходило. И я уже знал исход.
Прикосновения, улыбки, ужимки… Всё это было лишь проявлением моих чувств. Которые, к сожалению, быстро затухали. Сначала я не понимал и пытался что-то сделать. Я не понимал, что такова моя природа. Потом я не мог понять, почему они так реагируют. Мне были непонятны эти чувства, особенно когда я начал их предупреждать. Я предупреждал, что такова моя природа. Но они не верили, а потом раз за разом ненавидели, выгоняли, поносили, рвали и ломали мои вещи, выкидывали мои подарки… А мне почему-то не было больно. Я понимал, что должно быть. Но не было. Было какое-то другое чувство. И я решил больше никого не мучить. Но даже секс на одну ночь не получался неэмоциональным. Всегда кто-то был кинут. А если нет, - то я добивался новых встреч. До тех пор… пока… думаю, Вы понимаете. И, наверно, со своей природой я не мог ничего поделать.
Тогда я и понял, что мне важны не женщины, не их привлекательность и внешность, не теплые речи и острые взгляды. Мне нужны эмоции. Если не мои, то хотя бы их. И все же, наверно, издеваться над другими – это не по мне, - решил я.
А потом как-то эту идею нашептал один мой друг. Он не так ее шептал, так переделал ее я, в своем изощренном уме. Ведь платная любовь – это тоже любовь. И они ведь тоже женщины, и они понимают, когда чувства неподдельные. А я всегда влюбляюсь искренне. В каждую.
Но разве есть такие деньги, которые можно было бы заплатить за подобные услуги?
Я встряхнул ногой и вышел в темень холодной улицы. Моросил легкий дождь. А я получил свое удовлетворение. Внутри меня играл фейерверк эмоций. Зарождалась и умирала любовь, скатывая меня то в огонь, то в полымя, то вознося до небес, то спуская ко дну Марианской впадины. Интересно, если упасть туда, можно долететь до девятого круга Ада?
Так я и шел по улице, отсвечивающей фонарями. Тело дрожало под гнетом дождя и пронизывающего ветра. А внутри меня был фейерверк. А еще внутри меня рождались необыкновенные идеи, истории, фразы, философские течения и концепции мира, - всё то, что только способен придумать разум человеческий.

@музыка: Alan Silvestri - Why Dont You Do Right

---

[Rowana]

Автор: Rowana
Название: Бабочки в животе
Жанр: Стихи

Все здесь и сейчас: вот я сижу, а вот я иду к нему босиком.
Кто-то спит, кто-то купаться тянет меня силком.
Серое небо с водой сливается у причала.
Сахар внутри смешался с кофе и коньяком.
И все с начала, Господи, все с начала:

Целую жизнь приходится переписывать от руки.
Кто-то любил нас за что-то, кто-то, наверное, вопреки,
А остальные, чего уж там, не любили.
После всего мы выходим голые из реки,
И тишина внутри вдруг разбрызгивается на мили.

Так смотри на меня, видишь, это кожа моя и плоть:
В голове моей пусто, в мягких ладонях моих тепло,
А в животе - письма тем, кто не прочитал их до середины,
Сотня сухих, пустых, бесполезных слов.
И ни единой бабочки, Господи, ни единой.

@темы: стихи

---

[Sfajra]

попробовать в четвёртый раз, штоле? *почёсывая задумчиво затылок*

Название: Следи за спиной.
Автор: я, Sfajra
Жанр: зарисовка, альтернативная реальность, недалёкое будущее, хотя, подозреваю, это вообще эклектика.
От автора (если Вы что-то хотите сказать читателям перед прочтением): во всём виновата приснившаяся черешня, да-да. автор, то есть я, вполне допускает, что со стороны это может показаться пафосным мерисьюшничеством, но... чем чёрт не шутит?

Взгляд серых глаз — насмешливый, жёсткий... а ещё — холодный, болезненный и уставший. Я вижу за этим щитом, панцирем изо льда, пронизанном солнечным светом, падающим из окна, эту самую усталость и лёгкую тоску, а потому не отпряну, не спрячусь привычно в свою раковину неприятия навязчивости.
- Хочешь черешни? - спрашиваю тихо, сидя на низком пуфике у твоей постели, другой рукой придерживая металлическую миску с крупными, почти чёрными от спелости и сока ягодами.
Ты молчишь. Продолжаешь смотреть на меня, а твои губы едва заметно кривятся... наверное, ты хотел бы закричать на меня, прогнать, сказать что-то колкое — как умеешь, - но молчишь. А я добавляю, может быть — немного поспешно:
- Я сейчас уйду... так хочешь? - пальцы наощупь выбирают черешину, и осторожно подносят ближе к тебе, к твоему лицу. И ты киваешь, всё так же не произнося ни слова, немного наклонив голову и одними губами забирая ягоду из руки. Мимолётное ощущение тонкой кожи на самых кончиках пальцев, и я поспешно отдёргиваю ладонь, поднимаясь и ставя миску рядом с тобой — на тот самый пуфик.
- Не нарывайся... там, - в спину брошены слова, заставившие не споткнуться, но замереть... и оглянуться, внимательно глядя на тебя. Но — не поймать ответного взгляда, поскольку ты смотришь в потолок, едва заметно двигая челюстями, а на лице твоём привычно не отражается ничего.
- Я постараюсь, - отвечаю как можно более честно, хотя и понимаю, что в данном случае моё «старание» значения не имеет. Как ситуация пойдёт... улыбаюсь широко, нарочно весело, подхватывая с полки ключи от машины, и ухожу.
Я вернусь чуть позже полуночи, уставшая, как собака, и столь же побитая и грязная, в разорванной куртке и штанах, с рваными и глубокими царапинами на руках, плечах, спине и груди, и ссадинами на лице — но жива. Пройду на цыпочках, хотя и шатаясь от слабости, мимо твоей комнаты, затаив дыхание и вслушиваясь в твоё... и понимая, что ты — не спишь. Потому что тихо скрипнет кровать, и половицы, когда ты, с трудом, я знаю, спустишь ноги и замрёшь так, борясь с головокружением. Ты ещё слаб, намного слабее меня, но всячески пытаешься этого не замечать, словно не понимаешь, что чем больше ты будешь двигаться — тем дальше отодвинется твоё исцеление.
Снимаю куртку — точнее то, что от неё осталось, - бросая на тумбочку в коридоре, и захожу к тебе, хотя и помню о запахе крови, воды и мокрой земли.
- Ляг. Со мной всё в порядке, - «не переживай» звучит в мыслях, но не доходит до языка, потому что взгляд, которым ты одариваешь меня, далёк от взволнованного... точнее — это другая грань волнения: злость, раздражение. Порываешься встать, но я успеваю раньше положить руку тебе на плечо, и не позволить этого сделать, мимолётом отметив, что у тебя опять жар — кожа раскалённая и сухая.
- Убери руку, - голос тоже — слегка скрипучий. Сухой и злой. Но я слишком устала, чтобы сейчас потакать тебе. А ты слишком слаб, чтобы противиться мне. Потому, под твой тихий скрежет зубовный и вялое упрямое сопротивление укладываю тебя назад, накрывая простынёй.
- Лежи... я сейчас принесу воды и лекарство...
Закрываешь глаза — короткие и светлые стрелки ресниц дрожат от сдержанной злости. Горьковато усмехаюсь, покачнув головой, и ухожу — в ванную. Смыть грязь, боль... всё-таки хорошо, что сейчас здесь есть ты. Мне не нужно жалеть себя, я не могу расклеиться, залечь в «норе» на несколько дней, отоспаться и зализать раны. Я должна обработать и перевязать царапины, переодеться в чистое и идти лечить тебя. Ирония. Я прикрываю глаза, лбом касаясь прохладной поверхности зеркальной стены, ёжась под горячими струями воды, раздражающими открытые раны, и прокручиваю в мыслях этот день, отмечая свои ошибки и промахи. Но память упорно соскальзывает к тебе, к болезненно-бледной в тусклом свете фонарей, льющемся из окна, коже, к нездорово блестящим глазам, искривленным губам... и пустой миске, стоящей на полу, с черешневыми косточками.
Глупо улыбаюсь, прижимаясь щекой к стеклу, словно пытаюсь приласкаться к холодному зеркалу.

***
Ты хотел убить меня.
Как всегда — ничего личного. Я выполняю чьи-то заказы, и вполне нормально, что рано или поздно чьим-то заказом стану я. Конкуренция. Страх. Бизнес, да.
Объективно, ты был значительно лучше меня. Во всём. Кроме везения. Но это такая переменчивая штука — фортуна... сегодня она тебе улыбается, а завтра, задрав радужный хвост, переметнётся к твоему врагу. Но даже удачу можно обмануть, приобретя на чёрном рынке нелегальный амулет - «синюю птичку». Штука достаточно полезная, хотя порой непредсказуемая, и для того, чтобы иметь хоть какие-то гарантии — следует разжиться одним-единственным поставщиком, с которым крайне желательно поддерживать дружеские отношения. У меня вот такой был. Я вообще никогда не чуралась полезных знакомств.
Думаю, ты был удачливым раньше, до того как встретил меня. Я же сместила баланс счастливых случайностей в свою сторону, оставив тебе сплошное невезение... лужу, под которой скрывалась полуметровая яма под колесо твоего мотоцикла, рухнувшую поперёк дороги балку, осечку в твоём пистолете, сломавшийся механизм сонического ножа... ты готовился убить меня голыми руками, настолько сильна была в тебе злость, но меня это, само собой, тоже не устраивало. Ты был сильнее, но я — ловчее; опытнее, но я — хитрее, и, пожалуй, бесчестнее. Бо в моих руках, свистнув, обрушилось на тебя, раздробило лучевую (а, возможно, и локтевую) кость левой руки, лишённой защитного наруча, а когда ты рефлекторно приоткрылся, обнажая голову — я без зазрения совести саданула шестом по твоему виску. Всё.
Я не стремлюсь долго «плясать», упражняться в насмешках и острословии, хотя порой вывести соперника из себя — милое дело. Но я и не отличаюсь чрезмерной жестокостью, не люблю мучить противников, потому что не вижу в них врагов. Вот и сейчас, почему-то вид тебя, распластанного на грязном асфальте в замусоренном переулке, где ты всё-таки нагнал меня, вызывает смесь жалости и сожаления. Светлый ёжик волос быстро темнеет от крови, что знакомо сильно идёт из рассечённого виска, левая же рука согнута под неестественным углом... двумя. Второй составляло твоё предплечье. Всё-таки обе кости.
Кто ты?
В чём твоя вина?
Я не могу оставить тебя здесь, просто потому, что... сейчас ты слабее.
Через три минуты подъезжает мой брат, и помогает погрузить тебя в машину. А затем я беру тебя к себе, в одно из трёх «логовищ». Брат не задаёт вопросов, брат только изредка косится на твоё бесчувственное тело в зеркало заднего вида, и осуждающе вздыхает. Он считает, что мне следовало бросить тебя, или добить, причём второе — более желательно. А я не могу.
Потому что обратная сторона удачливости — предчувствие, обострённая интуиция, способность заглянуть в недалёкое будущее... а иногда — чуть дальше. И я вижу, чувствую — что не имею права лишать тебя жизни.
«Не убивай меня, Иван-Царевич, я тебе ещё пригожусь!»

Как ты ругал меня... трёхэтажно, глухим, тихим и шипящим от злости и боли голосом, саботировал мои попытки тебе помочь, угрожал, презирал и ненавидел.
Я ждала, достаточно терпеливо, стоит признать, пока выйдет первый запал и ты успокоишься, и моё ожидание было увенчано успехом — ты просто снова потерял сознание, от слабости и головокружения. Ещё бы — сотрясение мозга, судя по всему — третьей степени, плюс перелом... не смертельно — но малоприятно. А, ну ещё — прочное крепление к постели, во избежание рецидивов нападения. Интуиции доверяй, но перестраховывайся...
Брат принёс необходимые лекарства, лубочный материал, шины, помог зафиксировать сломанную конечность... нам обоим повезло, что он врач, ведь я бы не смогла сделать этого настолько точно и аккуратно.

***
Лёгкий сквозняк тронул мою спину, и я резко открыла глаза, наблюдая в отражении зеркала приоткрытую дверь, а в ней — тёмный силуэт. Ты сделал шаг вперёд, но прежде из тени выскользнул матово поблёскивающий ствол револьвера... моего револьвера, сброшенного вместе с кобурой и курткой на тумбу в коридоре! Судорожно сглотнула, не оборачиваясь, продолжая смотреть на тебя так, в неверную, покрытую потёками воды блестящую поверхность стены. Сердце ухало в горле, пульс отчётливо стучал в висках... без шансов. Здесь — моя территория, и моё везение честно делится пополам. И внезапно враз пересохшие губы тронула улыбка — нет, какая же, всё-таки, ирония!..
Я смотрю на твои пальцы, на то, как указательный легко, умело касается спускового крючка, и на то — что курок уже взведён, а я ведь знаю, что ход гашетки очень-очень плавный и лёгкий. Дуло ствола же смотрит аккурат мне между лопаток, а я размышляю о том, что будет жалко зеркало — потому что с такого расстояния пуля пройдёт навылет.
- Дура ты... и не учишься ничему... совершенно, - внезапно как-то с оттенком усталости говоришь ты, и, отведя в сторону руку, плавно спускаешь курок. Разворачиваешься, и слегка пошатывающейся походкой уходишь, аккуратно прикрывая за собой дверь, но бросив напоследок:
- Зайдёшь ко мне... я перевяжу тебе спину — ты не дотянешься сама.
И в очередной раз понимаю, что я — потрясающе везучий человек.
Выйдя из ванной — захожу прежде в свою комнату, натянув домашние чёрные шаровары из тонкого хлопка, и накинув на плечи рубашку с завязками, чтобы легко можно было снять, не тревожа ран, закалываю волосы на затылке — чтобы не мешались, и возвращаюсь к тебе. Не колеблюсь, не думаю — ни о чём не думаю. Иначе может стать страшно. По дороге беру с собой бинты, пластыри, перекись и лечебную мазь — подарок брата. Из-под твоей двери видна полоска белого электрического света — ты включил настольную лампу. Вхожу — без стука, ты сидишь на кровати, полубоком ко мне, повернув голову и слегка сгорбившись. Загипсованная рука мирно лежит на твоём колене, пальцы правой вращают один из патронов тридцать восьмого калибра, извлечённые из барабанного устройства моего «S&W». Молча киваешь на всё тот же пуфик перед собой, я подхожу, сгружая на кровать свою ношу, сажусь спиной к тебе. Сама же развязываю тканевые шнурочки на рубашке, и морщась — ты всё равно не видишь — стягиваю её с плеч. Молчишь, конечно же — ты видел и куда худшие раны, это же в самом деле царапины, просто выглядящие страшновато, с лохмотьями содранной кожи по краям. Нет, всё-таки вздохнул — устало-раздражённо.
- Нужно убрать лишнюю ткань. Всё равно отомрёт, а при перевязке будет мешать, - порываешься встать — я чувствую бедром твою коленку, - но я опережаю, быстро набросив рубашку назад.
- Я принесу ножницы и антисептик, - смотрю искоса на тебя, но ты равнодушно киваешь, сам в это время распечатывая — зубами, да — одну из стерильных упаковок с бинтовыми повязками. Подхожу к шкафу, вытаскивая медицинские прямые ножницы, и небольшой пластиковый флакон спрея октенисепта. Да, при моей работе стоит иметь запас всевозможных средств для оказания первой (иногда и более глубокой) медицинской помощи на дому. В том числе и себе, хотя я предпочитаю обращаться к брату в особо сложных ситуациях. Я не люблю геройствовать.
Возвращаюсь и снова сажусь напротив, продезинфицировав лезвия ножниц и протягивая их тебе, готовясь к не самым лучшим ощущениям. Чувствую, как ты придвинулся ближе, жар дыхания и следом — холод металла, и лёгкое тянущее ощущение, когда распаренная кожа с трудом поддаётся бритвенно-острым лезвиям. Кривлюсь. Но не шевелюсь.
Буркнул под нос себе что-то невнятное, и, подозреваю, ругательное, продолжая аккуратно обрабатывать мои царапины. Стоит отдать тебе должное — ни одного лишнего касания, движения — скупые и чёткие, и, в общем-то, менее болезненные, чем я ожидала.
- Терпи, - снова негромкий приказ, и я почти беззвучно фыркаю, отчетливо-насмешливо.
- Можно подумать, у меня есть выбор... - слова затихают, когда твоя рука без тени жалости, но и без лишней жестокости проводит смоченной в перекиси марлевой салфеткой по ранам, заставив меня заткнуться и рефлекторно выгнуться.
- Я сказал — не дёргайся... - тихое шипение пенящегося раствора прекрасно сочетается с твоим голосом. Замерла, вцепившись рукой в край стола, сгорбив спину и натянув кожу. Обработав царапины, ты протянул мне одну из упаковок бинтов.
- Открой.
Ощущая стянутость кожи под подсыхающей перекисью, передёрнула плечами, разрывая тонкий пластик, и вытаскивая стерильный свёрток бинта, вернула тебе назад. Так же аккуратно и тщательно перебинтовываешь меня, ты — это было весьма заметно — избегал лишний раз прикоснуться к моей коже, ограничиваясь необходимым. Лишь затянув перевязь — легонько хлопнул по плечу.
- Всё, свободна...
Снова пренебрежительно фыркнула, не двинувшись с места и уже самостоятельно перетянув обе руки от плеч до локтей, а те ранки, что были на груди — и так скрылись под твоей перевязью. Сойдёт. Надела рубашку, затянув на несколько шнурков, и оглянувшись на тебя.
- Но литическую я тебе всё равно дам... - сморщился, но возражать не стал, уже лучше. Мне не нужны воспалительные процессы в твоём организме, да и тебе, судя по всему, тоже.
Взгляд почему-то снова упал на миску из-под черешни, и я наклонилась, подбирая её, чувствуя, что ты искоса наблюдаешь за мной, но, сделав вид, что не заметила этого, развернулась и ушла на кухню. Там, сбросив косточки в мусор, а миску — в мойку, вытащила из холодильника пару ампул, пальцами отламывая тонкие стеклянные «хвостики», на глаз отмеряя нужное количество анальгетика и антигистаминного в столовую ложку, и, прихватив кружку с водой, вернулась в комнату.
Ты повернул голову, в отливающих сталью глазах уже была только усталость... а, ну да — и насмешка, конечно же, тоже. Не добродушная — а злая. Но я привыкла. Протянула тебе было ложку, но ты перехватил её сам, выпивая омерзительно-горькое содержимое одним глотком. Внутренне содрогнувшись, подала кружку с водой, которую ты осушил за один раз. Я кивнула, подходя к столу и вопросительно приподняв бровь коснулась выключателя лампы. Дождавшись сонного кивка в ответ, тихо щёлкнула им, и на несколько секунд в комнате стало темно-темно, но после тьма сменилась полумраком, рассеиваемым уличным искусственным светом.
По хорошему мне тоже не мешало бы выпить чего-то такого, но травиться лишний раз мне не хотелось. Взгляд остановился на еле видном твоём лице — до странности умиротворённым, спокойным. Ты засыпал быстро и глубоко, по большему счёту благодаря литической смеси, но всё равно было приятно смотреть на тебя — мирного. Я сделала три шага по направлению к двери, а затем беззвучно вернулась к креслу, стоящему в изножье твоей кровати, и опустилась в него. Всё равно пульсирующе-тянущая боль не позволила бы мне уснуть. А так...
Забавно, я уже пару дней не засыпала рядом с тобой — с того самого момента, как ты окончательно пошёл на поправку и заодно на «мировую». Эти две ночи я спала крепко и спокойно — отсыпаясь за проведённые ранее бессонные, в бдении за тобой. Но сейчас... просто было иное настроение. Я смотрела на тебя, на редкую дрожь ресниц, на едва заметно приподнятый левый уголок губ, на движения пальцев, сминающих простынь... и думала.
Да, действительно хорошо, что здесь есть ты.

***
Через три дня ты ушёл.
Без слов, без предупреждения — выпотрошив моё оружие и комплект боезапаса, выложил россыпью патронов «следи за спиной» на смятой своей постели.
Не сказать, что бы я обрадовалась. Удивилась — да. И несколько насторожилась, по той простой причине, что подобный «совет» наверняка нёс в себе крайне непрозрачный подтекст — мы ещё пересечёмся.
Рассеянно перебирая снаряды, я осознавала, что улыбаюсь.

@темы: зарисовки

---

[adversaria]

название: Ведьма
автор:  adversaria
жанр: стихи

«Ведьма!» - кричали ей вслед
И камни в спину бросали.
Там заступников нет.
Тело ее истязали.

И каждый считал своим долгом
Ударить как можно больней,
Кто кулаком, а кто словом –
Резвилась толпа дикарей.

Она, молча став на колени,
Сказала чуть слышно в ответ:
«Ну что же, мечты все сгорели,
Так жгите любовь мою вслед!

Так смейтесь же над полоумной,
Душа у которой чиста,
Которая ночью лунной
Молится у креста.

Которая просит спасенья,
Но не для себя,
А лишь для него…» Воскресенье.
Застыла немая толпа.

@темы: стихи

---

Понять

[Eloktian]

Автор: Элоктиан
Название: Понять
Жанр: Стихи

Несу на крыльях красную мечту.
Она алеет ярче, чем закат.
Я своё небо кровью распишу.
Всегда путь выбираю наугад.

Лозой зелёной в смерть переплетусь
Я с ветром, огнегривым бунтарём.
Сквозь облака ракетою ввинчусь
И вспыхну ослепительным огнём.

А искры, что смешаются с дождём,
Укроют твою голову и плечи.
Мы часто ожидаем или ждём.
Не дожидаемся и немо тушим свечи.

Я не учитель, сам ещё учусь –
Уроки жизни крепким сухарём.
О стены испытаний часто трусь,
Но каменным упорством наделён.

Безумных мыслей цельный стройный ряд
Промарширует в безответственную тьму.
Как оловянные солдатики сгорят
Мои желания – понять, зачем живу.

2011-06-06

@темы: стихи

---

[~Q-style blondie whore]

Название: Шизофрения
Автор: Эйя Тифи
Жанр: стихи
Возрастные ограничения : мат.
От автора: Три стиха о нестабильном духовном состоянии. Читать это вам надо ли?

Сумасшедшие снова танцуют танцы.
Им не верится, что все уже кончено.
Они движутся медленно, праздно.
Чтобы растянуть одиночество.
Им так хочется уловить ритм.
И вдохнуть смысла хоть толику.
Сумасшедшее всех сумасшедших
В превосходной степени. Воля.
Пальцы снова вгрызаются в волосы,
И кусают и рвут их в смятении.
Я одна тут такая пошлая?
Или пальцы живут отдельно?
В том году мы нещадно напились,
Целовали все то, что приблизится.
На контрасте безумия с болью
Одиночество давит силой.
Впрочем, время течет так негаданно,
Что гадай, не гадай - без толку.
А душа-то трещит безумолку
Сумасшедшим становится тесно.
***
Полоток к полу привинчен
Стены шаткие, не стоят
Подопру их стулом обычным
У нас лампочки не горят
У нас комната из картона
Дом такой же в семь этажей
Под дождем он расклеится точно
Без воздействия чьих-то пажей
А у нас арсенал: ножи, вилки,
Ложки в рогатки пойдут
Говорят господа: люди пылки
Коль на дом их войною пойдут
А пока мы сидим у камина
Намалеванного сестрой
Он не греет. Это, знаешь, обидно.
Но за то мы здесь всей семьей.
***
А в башку забивают сваи
На макушке построят дом
Даже нет, целый квартал поставят
Целый город поселится в нем.
А потом все осядет в голову
Эти люди поселятся в ней
Я буду слушать их доводы
Про правительство и зверей
Экологию и политику,
Про религию, про реликвии,
Слышать как юные зрители
Смотрят мультики по ТэВэ.
Мне не то чтобы жалко, больно.
Я не жадная, что вы, нет.
Просто, знайте, с меня довольно -
Город в башке это бред
Я устану на третьи сутки
Даже просто дарить им свет.
Даже слушать их прибаутки,
Я, ребят, не готова, нет.
Я же даже оформить пространство
Для себя не могу, ты что.
Город во мне это блядство
Отторжение от всего.

@темы: стихи

---

[adversaria]

название: Моя игра
автор: adversaria
жанр: стихи

Моя игра по правилам забытой мечты,
Строки новой главы
Пишу я.
И город спит, позабыв разлуки.
Боль отступит.
Я живу для тебя.
В синем небе отражение глаз,
И по коже – твои нежные руки.
Повторю я сотни, тысячи раз:
Ты нужен мне.
И я одна в тишине
Этой ночи среди витебских улиц,
Затерялась в лабиринтах страниц
Непрочитанных книг.
Утро.
В косметичке только тушь для ресниц.
Крепкий кофе – и дорога в столицу.
По следам убитой любви
Я пройду, чтобы вновь возродиться.

@темы: стихи

---

Наглый самовлюблённый ублюдок

[Eloktian]

Название: Наглый самовлюблённый ублюдок
Автор: Элоктиан
Жанр: Околорэпные стихотворные ступени
Возрастные ограничения: Присутствует мат.
От автора: Если ты собираешься это читать, знай, что можешь поперхнуться своими мыслями. Но лучше не читать. Всё равно ничего не поймёшь.

Вышел новый альбом Dom!no, но тебе похуй.
Ты опять в экран долбишься, мысли дохнут.
Не хватает зла. Ты одна. Я наперёд знаю, какая у тебя судьба.
Ты мне обязана мечтой, обязана миром, который я создавал из пыли,
Твоей улыбки и своей боли. Я много тогда пролил крови.
Ты любовалась им, тебя он забавлял, ты там жила слегка,
Ты не одна была, я рядом тоже жил, я крылья отложил.
Земля казалась лучше. Мы углублялись в пущу. В руках лишь пустота.
Та пустота, что у тебя только и была, в груди билась пульсом духота.
Бездумно и бездушевно. Дальше одни проблемы. Смена за сменой. Хах…

Сердечный ритм ускоряется, ты теряешься.
Я наглый самовлюблённый ублюдок, да.
Твои мысли извращаются. Ты пугаешься. Я найду новых шлюшек. С меня станется.
Ничего не останется. Кажется, земля остановилась и уже не вращается.
Щёлкни пальцами, пыльцу вытряхни из головы.
Знаешь, почему я дышу мечтой, а не ты?..

Иди скорей за мной. Нет, стой. Я не герой.
Я лишь отпечаток прошлого. Скошенного, изношенного.
Плотнее ступня к ступне. Приготовься прыгать.
Не в воду – там пустота везде. Тебе не выжить.

Эх, твою мать… Я устал дышать.
Альвеолы цепляются за никотин,
В надежде вылезти наружу, на свободу.
Но лишь больней под кожу клин
Ржавых идей без имени и роду.

Хей, ты ведь моя надежда! В одежде или без одежды,
Не важно. Главное, ты сражаешься за любовь отважно. Или нет?
Не суть. Начинается муть. Сама не знаешь, чего хочешь.
Так чего мозги дрочишь? Бросишь? Отпечатки души моей скосишь?
Нет, подруга, я впечатался надолго. Строго, как учитель нанотехники.
И каждый день в голове друг за другом ходят бредики.
Перед глазами ходики. Мозг размяк, как в магазинах тортики.
У моих слов нет срока давности. Сладости или гадости –
Вырезались на гранитном камне души твоей.
Не сотрёшь, ни соскоблишь. Молча пей.
Я удивляю людей, я ненавижу людей. Мне говорят, что я странный.
Когда тебя вижу издалека, сразу посылаю на два хуя, ты мне не равный.
Запиши это на бумаге и носи с собой, как ладанку. Не та планка. Ладно.

Может, что-то ещё расскажешь про меня? Ты ведь меня знаешь уже два дня.
Может, даже, три. Не пизди. Знай меня хоть пять лет – ты даже не сможешь правильно выполнить минет.
Снова пытаешься определять, вопросы задавать. Карты нужно сдавать,
А я почему-то не сдаю. Несу какую-то хуйню, кому-то что-то объясняю.
Чтобы люди поняли, а не воняли попусту. Закрутятся лопасти
Правдивой машины исчисления и расчёта твоих эмоций и чувств.
Теряешь пульс. На моей руке пульс уходит под кости. Бросьте,
Что уже тревожиться. За неимением новости хороним в пропасти
Своих несбывшихся надежд. А я свеж. Пару раз дёрнуть и на облаке удобно сесть.
К сожалению исчерпан лимит вакантных мест. Но ты не ссы.
Твоя серая масса – они ж мудаки, примут без всякого фильтра к себе.
Быдлостадо нынче на высоте. Популярно. С моей стороны – это странно.
Опять же, ладно. Похуизм срабатывает на ура. Идём дальше. А дальше, всё без фальши.

Беспокойные ночи стали обычным делом. Как и рваное тело по утрам.
Вечерами кадушки с отравой, ментальные шлюшки, проблем орава.
Я постоянно справа. На голову выше, но тише. Рыщут рыси в поисках пищи.
Мы же идём спокойно, сквозь ряды этих ебанутых мартышек.
Мы не из рода мышек. Мы из рода волков. Рвём, крошим, дробим – без слов.
Но сука, какая же сука… когда доверяешься, искренне улыбаешься,
А тебя бьют под рёбра. Да ещё так задорно. Злобой упиваешься, не насытишься.
Проходят дни, тычешься, ищешь новый приют. Тебя кормят, зовут по имени, ласку дают…
А потом жгут дом! Закладывают льдом! Гонят вон! «Ты смешон!» Блядский притон…

Отсеивается доброта. Уходит вера. Становишься серым, но не бледным.
Верным быть ни к чему – одни стервы. Ты был первым? Уже не первый.
Становишься меченым. Почти вечным. Но сгрызаешь отметины на коже.
Редкими минутами вспоминаешь боже. Когда что-то серьёзное гложет.
А так, всё на волне. На высоте. Ровными корешками на полке. Залюбуешься.
Слова колки. Не спорю. Вот бы на море… Не получится. Мерзко курится.

Эх, ты, тупая курица! Крутишься, впустую, крутишься, долбишься в стену дюбелем.
С дубу рухнула. Охнула, ахнула, трахнула. Опухла, без преувеличения.
Хуёво, что сегодня вторник, а не воскресение. А лучше, было бы Сретение.
Комфортней. Холодней. И к чёрту всё остальное, к чёрту тогда людей.
Но жара припоем лижется с кровью. Мне не нужно любви, я заебался с любовью.
Хорошо, когда спокойно. Без ничего и никого. Не думаешь, зачем оно, зачем оно…

Расклад прост. Я холост. Иногда забредаю в компост (как незваный гость),
Едва не соскальзываю в пропасть. Боюсь пропАсть (иногда хочу наоборот упасть),
Но пропАсть совсем, даже не оставив искры, мне не даёт одно… достоинство рыбы.
Оно выдёргивает из болота суицида (заткнись, гнида!) и ебучих песков бессознательности.
Даёт крохи радости, оседая на губах, когда исчезает страх внезапно раствориться в самом себе.
Голова в огне (реверанс носатому Локи, который, к слову сказать, обожает склоки).
На небе, как на работе. Только дышится лучше. Руки почти не касаются ртути.
Ноги разуты. Волосы развеваются ветром. Дети, одним словом, дети.

Шепчи моё имя тише под одеялом. Чтобы никто не услышал. Чтобы никого не было рядом.
Иначе минуты потекут так быстро, что ты не успеешь удивиться,
Как рассыплешься прахом. Я прочитаю отходную молитву, одевшись монахом.
Сахар растает, наконец, на моих глазах и смолы хлынут наружу, подернется мрак.
Я захлопну молебник и выкину крест. Я достиг своей цели. Я снова воскрес.

Я знаю, сука, ты не дочитаешь. Ты уже на втором абзаце, наверное, охуеваешь.
Но знаете, неблагодарные суки, честно скажу, мне похуй. Мне нужен свежий воздух, а не пограничная копоть.
Я заткну своим криком ваш грёбаный ропот. У меня более ценный, чем у вас вместе взятых, опыт.
У меня есть опыт дышать мечтой и блеском звёзд. Я могу жить одним небом. Сможешь ли ты? Это вопрос.
Сможешь ли ты понять всё, что я сейчас написал? Я не знаю. Я всего лишь с пустотой говорил, сам с собой. Я ответы искал.
И нашёл их. Закончил. Ахах… ты права, я солгал.

5 июля 2011 год

@темы: Рэп, Стихи, Сучки

---

[герцог Винсент]

Название: О жизни герцога
Автор:  герцог Винсент
Жанр: проза
От автора: Начало произведения выставлялось на сообществе

Старый клен раскинул свои зеленые ветви, возвышаясь над молодыми деревьями. Ветер ласково играл с его листьями, создавая свою причудливую мелодию, а солнечные лучи лениво ползли по кроне. Винсент сидел в тени раскидистых веток. На его коленях покоилась книга со старыми потертыми страницами, но вельможа не смотрел в витиеватый подчерк, складывающийся в слова. Он, прикрыв глаза, наслаждался мимолетной прохладой летнего полдня, сладким ароматом влажной листвы и медленным течением времени, ускользающим незаметно, как песок сквозь пальцы.
– Герцог Хенгрэйв, – донесся до его сознания тихий ласковый голосок. Винсент вздрогнул всем телом от неожиданности и резко распахнул глаза. Прямо перед ним стояла девушка с длинными русыми волосами, собранными в тугую косу, и огромными голубыми глазами, по яркости способными сравниться с небом. Она тоже вздрогнула и отступила на шаг.
– Я не хотела напугать Вас, герцог... – торопливо пролепетала она.
– Что Вы, мисс Телбот? Вы ничуть меня не испугали... – поспешил заверить ее Винсент. – Я читал и вот немного задумался...
– Зовите, меня просто Элена, – резко прервала его слова девушка и тут же смутилась. По ее бледным щекам растекся румянец.
– Хорошо, Элена, – улыбнулся герцог. – Тогда Вы зовите меня Винсент.
Краска еще больше прилила к щекам девушки, и она опустила глаза, рассматривая траву под носами своих черных туфелек. Подол строгого серого сарафана в крупную коричневую клетку легко двигался в такт с ветром. Короткие рукава и ворот тонкой белой блузы, пропуская яркий солнечный свет, мягко оттеняли кожу. А в ушках сверкали голубыми сапфирами маленькие сережки.
Винсент внимательно рассматривал девушку. Искрящиеся в свете солнца камни притягивали его взгляд, как магнит железную иголку. Сапфиры так причудливо сочетались со светлой кожей Элены и так замечательно подчеркивали ее голубые глаза.
– Что Вы читали? – совладав со смущением, спросила девушка.
Винсент только теперь вспомнил, что в его руках находится книга. Подняв фолиант, он продемонстрировал девушки обложку, где по темно-коричневой коже вилось золотое теснение и складывалось в слова: «Лукиан из Самосаты». Элена внимательно всмотрелась в буквы и удивленно приподняла тонкую, надломленную посередине бровь. Заметив ее изумление, Винсент открыл первую страницу и принялся читать вслух:

– Едва только я, достигнув отрочества, перестал ходить в школу, как мой отец принялся со своими друзьями рассуждать, чему же теперь надо учить меня. Большинство было того мнения, что настоящее образование стоит больших трудов, весьма длительно, связанно с большими затратами и предполагает блестящее положение; наши же дела плохи, и в скором времени нам может понадобиться поддержка. Вот если бы я выучился какому-нибудь ремеслу, то сразу же начал бы зарабатывать на жизнь и перестал – такой большой парень – сидеть на отцовских хлебах, а вскоре мог бы обрадовать отца, принося ему постоянно свой заработок.
Затем был поставлен на обсуждение второй вопрос – о том, какое ремесло считать лучшим: и чтобы легко было выучиться, и чтобы свободному человеку оно подходило, и чтобы под рукой было все необходимое, и чтобы доход оно давало достаточный. И вот, когда каждый – в соответствии со своим вкусом и опытом – стал хвалить то или другое ремесло, отец, взглянув на моего дядю (надо сказать, что при обсуждении присутствовал дядя, брат матери, считавшийся прекрасным ваятелем), сказал: «Не подобает, чтобы одержало верх какое-либо другое ремесло, раз ты присутствуешь здесь; поэтому возьми его к себе, - он показал на меня, - и научи его хорошо обделывать камень и быть хорошим ваятелем; он способен к подобным занятиям и, как ты знаешь, имеет к этому природное дарование». Отец основывался на игрушках, которые я лепил из воска. Часто, когда учителя оставляли меня в покое, я соскабливал с дощечки воск и лепил из него быков, лошадей или, клянусь Зевсом, даже людей, делая их, как находил отец, весьма прилично. То, за что меня били учителя, стало теперь предметом похвалы и признаком таланта, все были уверенны, что раз уж я умел лепить, то в короткое время выучусь ремеслу ваятеля.
Наконец настал день, когда показалось удобным начать мое учение, и меня сдали дяде, причем я, право, не очень тяготился этим обстоятельством: я рассчитывал найти приятное развлечение и случай похвалиться перед товарищами, если они увидят, как я делаю изображения богов и леплю различные фигурки для себя и для тех, кто мне нравится. И конечно, со мной случилось то же, что и со всеми начинающими. Дядя дал мне резец и велел осторожно обтесать плиту, лежавшую в мастерской; при этом он привел общеизвестную поговорку: «Доброе начало – половина дела». Когда же я по неопытности нанес слишком сильный удар, плита треснула, а дядя, рассердившись, схватил валявшуюся поблизости палку и совсем не ласково и не вдохновляющее стал посвящать меня в тайны профессии, так что слезы были вступлением к ремеслу.
Удрав от дяди, я вернулся домой, беспрестанно всхлипывая, с глазами полными слез, и рассказал про палку, показывая следы побоев. Я обвинял дядю в страшной жестокости, прибавляя, что он поступил так из зависти, боясь, как бы я не превзошел его в мастерстве. Моя мать рассердилась и очень бранила брата. К ночи я заснул, весь в слезах и думая о палке.
Все, что я до сих пор рассказывал, - смешная, детская история. Но теперь, граждане, вы услышите серьезные вещи, рассчитанные на внимательных слушателей. Ибо, говоря словами Гомера, в тишине амбросической ночи дивный явился мне Сон, - до того ясный, что он ни в чем не уступал истине. Еще теперь, много лет спустя, перед моим взором стоят образы, которые я увидел, и сказанное звучит у меня в ушах. Вот до чего все было отчетливо.
Две женщины, схватив меня за руки, упорно и сильно тянули каждая к себе, они едва не разорвали меня на части, соперничая друг с другом. То одна осиливала другую и почти захватывала меня, то другая была близка к тому, чтобы завладеть мной. Они громко препирались друг с другом. Одна кричала, что ее соперница хочет владеть мной, тогда как я уже составляю ее собственность, а та – что она напрасно заявляет притязания на чужое достояние. Одна имела вид работницы, с мужскими чертами; волосы ее были грязны, руки в мозолях, платье подоткнуто и перепачкано гипсом, совсем как у дяди, когда он обтесывал камни. У другой же были весьма приятные черты лица, благородный вид и изящная одежда. Наконец они позволили мне рассудить, с которой из них я бы желал остаться.
Первой заговорила грубая и мужеподобная:
« Я, милый мальчик, Скульптура, которую ты вчера начал изучать, твоя знакомая и родственница: ведь твой дедушка и оба твои дяди были камнерезами и пользовались немалым почетом благодаря мне. Если ты захочешь пренебречь ее глупыми и пустыми речами (она показала на другую) и решишься последовать за мной и вместе со мною жить, то прежде всего я выращу тебя крепким широкоплечим мужчиной; кроме того, к тебе никто ни будет относиться враждебно, тебе никогда не придется странствовать по чужим городам, оставляя отечество и родных, и все станут хвалить тебя не за твои слова, а за дела.
Не гнушайся неопрятной внешности и грязной одежды; ведь, начав с этого, знаменитый Фидий явил людям в последствии своего Зевса, Поликлет изваял Геру, Мирон добился славы, а Пракситель снискал общее восхищение; и теперь им поклоняются как богам. И если ты станешь похожим на одного из них, как же тебе не прославиться среди людей? Ты ведь и отца сделаешь предметом всеобщего уважения, и родина будет славна тобой...» Это и еще многое сказала мне Скульптура, запинаясь и вплетая в свою речь много варварских выражений, с трудом связывая слова и пытаясь меня убедить. Я и не помню остального; большинство ее слов уже исчезло из моей памяти. И вот, когда она кончила, другая начала приблизительно так:
«Дитя мое, я – Образованность; со мной ты уже познакомился, хотя и не изведал полностью. Она торжественно заявила о том, какие блага тебе достанутся, если ты сделаешься камнерезом. Ты станешь простым ремесленником, занятым ручным трудом и возлагающим все надежды на свою силу; ты будешь жить в неизвестности, имея небольшой и недостойный заработок. Ты будешь недалек умом, будешь держаться простовато, друзья не станут искать твоего общества, враги не будут бояться тебя, сограждане – завидовать. Ты будешь только ремесленником, каких много среди простого народа; всегда ты будешь трепетать перед власть имущим и почитать того, кто умеет хорошо говорить; ты станешь влачить заячье существование и сделаешься легкой добычей более сильного. И даже если бы ты оказался Фидием или Поликлетом и создал много дивных творений, то твое искусство все равно станут восхвалять, но никто из зрителей не захочет уподобиться тебе, если только он в своем уме. Какого бы ты искусства ни достиг, все будут считать тебя ремесленником, мастеровым, живущим трудом своих рук.
Если же ты послушаешься меня, то я познакомлю тебя сперва с многочисленными деяниями древних мужей, с их удивительными подвигами; я прочитаю тебе их речи и открою тебе – если так можно выразиться – источник всякого деяния. Я также украшу твою душу – а это в тебе самое главное – многими совершенствами: благоразумием, справедливостью, благочестием, кротостью, добротой, рассудительностью, силой, любовью ко всему прекрасному, стремлением ко всему, достойному почитания. Ведь все это и есть настоящее, ничем не оскверненное украшение души. От тебя не останется скрытым ни то, что было раньше, ни то, что свершается теперь, - мало того: с моей помощью ты увидишь и то, что должно произойти в будущем. И вообще все, что существует, и божественные дела и человеческие, я открою тебе в короткий срок.
Ныне ты бедняк, сын такого-то, уже почти решившийся отдать себя столь низкому ремеслу, - а немногим спустя ты сделаешься предметом всеобщей зависти и уважения; тебя будут чтить и хвалить, ты станешь знаменит среди лучших людей. Мужи, знатные родом или славные богатством, будут с уважением смотреть на тебя, ты станешь ходить вот в такой одежде (и она показала на свою, - а была она роскошно одета), ты будешь удостоен права занимать первые должности в городе и сидеть на почетном месте в театре. А если ты куда-нибудь отправишься путешествовать, то и на чужбине не будешь неизвестен или незаметен: я окружу тебя такими отличиями, что каждый, кто увидит тебя, толкнет своего соседа и скажет «вот он», показывая на тебя пальцем.
Ели случиться что-то важное, касающееся твоих друзей или целого города, все взоры обратятся на тебя. А если тебе где-нибудь придется говорить речь, то почти все будут слушать раскрыв рты, удивляясь силе твоих речей и считая счастливцем твоего отца, имеющего такого знаменитого сына. Говорят, что некоторые люди делаются бессмертными; я доставлю тебе также это бессмертие. Если ТВ даже уйдешь из этой жизни, то все же навсегда останешься среди образованных людей и будешь в общении с лучшими. Посмотри, например, на знаменитого Демосфена – чей он был сын и чем сделала я его. Посмотри и на Эсхина, сына танцовщицы: однажды сам Филипп благодаря мне почитал его. Даже Сократ, воспитанный Скульптурой, как только понял, в чем заключается лучшее, сразу же покинул ваяние и перебежал ко мне. А ты ведь сам знаешь, что он у всех на устах.
А ты, пренебрегая этими великими и знаменитыми мужами, отвергая блестящие деяния, возвышенные речи, благородный облик, почести, славу, общую хвалу, почетные места в театре, влияние и власть, счастливую возможность обладать красноречием и умом, - ты решаешь надеть какой-то грязный хитон и принять облик, достойный раба. Ты будешь держать в руках ломик, резец, молоток или долото, склоняясь над работой и живя низменно, и в высшей степени смиренно; никогда не поднимешь головы, и никогда не придет в голову мысль, достойная свободного мужа, и ты станешь заботиться только о том, чтобы работа была исполнена складно и имела красивый вид, а вовсе не о том, будет ли в тебе самом душевная гармония и стройность мыслей, точно ты ценишь себя меньше своих камней».
Она еще говорила, а я, не дожидаясь конца, встал, чтобы объявить о своем решении, и, оставив первую, безобразную женщину, имевшую вид работницы, радостный пошел к образованности, - тем более, что я вспомнил палку и те удары, которые в немалом числе получил как раз вчера, когда начал учиться ремеслу. Скульптура, которая я оставил, сперва негодовала, потрясая кулаками и скрежеща зубами, а потом застыла и превратилась в камень, как это рассказывают про Ниобу.
Если вам и кажется, что с ней случилось нечто невероятное, не будьте недоверчивы: сны ведь – творцы чудес.
Образованность же, взглянув на меня, сказала: «Я теперь воздам тебе за справедливое решение нашего спора. Итак, взойди на эту колесницу, - она показала на колесницу, запряженную крылатыми конями, похожими на Пегаса, - и взгляни, чего бы ты лишился, если бы не последовал за мной». Только я взошел на колесницу, она погнала лошадей и стала править. Поднявшись ввысь, я стал озираться кругом, с востока на запад, рассматривая города, народы и племена, бросая на землю какие-то семена, подобно Триптолему. Теперь я уже не помню, что я, собственно, сеял, - знаю только, что люди, глядевшие снизу, хватали и прославляли меня, когда я пролетал над ними.
Показав мне все это и явив меня самого людям, возносившие мне похвалы, она вернулась со мной обратно, причем на мне была уже не та одежда, в которой я отправился в путь, но, как мне показалось, какое-то роскошное одеяние. Разыскав моего отца, который стоял, ожидая меня, она указала ему на эту одежду и на мое новое обличие и напомнила, какое решение о моей будущности едва не вынесли родичи.
Вот что, мне помниться, я увидел, будучи подростком, - должно быть, из страха перед палкой.

Винсент замолчал. Великолепно подобранные слова греческого философа еще звенели в воздухе, словно какая-то особенная мелодия. Мужчина медленно перевел взгляд с книги на Элену. Девушка сидела на траве, подогнув под себя ножки и тщательно разгладив складки на длинной юбке. Ее голубые глаза неотрывно смотрели в лицо вельможи, и Винсент с усмешкой подметил в них восхищение.
Она молчала. Эта тишина оборачивалась многоголосой музыкой природы. Где-то в ветвях старого клена шуршал листьями легкий ветерок. Какая-то маленькая пичуга выводила неподалеку замысловатую трель. И в этой музыке природы не хватало только одного – нежного голоса Элены.
– Это произведение мне впервые прочитал мой отец, – заговорил, первым не выдержав тишины, Винсент. Девушка еще внимательнее посмотрела в глаза герцога. Взгляд ее был настолько пристальным, что мужчина, сам не до конца понимая почему, отвел глаза в сторону, разглядывая молодые деревца за хрупким плечиком мисс Телбот.
– Я в то время очень сильно увлекся скульптурой. Не хотел знать ничего кроме своей маленькой мастерской. И отец, опасаясь за честь рода, пришел ко мне в мастерскую с книгой и впервые в жизни что-то прочел мне сам, без нянек и гувернеров, – продолжил говорить Винсент. При упоминании об отце его голос зазвучал глухо и холодно. И это не укрылось от девушки.
– Мои родители тоже зачастую не одобряют моих увлечений, – печально ответила она. Ее голос звучал немного хрипло после долгого молчания, но в нем не прослеживалось утешение, что, несомненно, порадовало Винсента.
– Чем же таким может увлечься столь юная и прелестная особа, как Вы, чтобы это не пришлось по вкусу ее родителям? – насмешливо спросил герцог.
– Напрасно Вы усмехаетесь, – парировала она. – Я много чего делаю, что не нравиться моим родителям, а больше делаю того, что нравиться им, но не нравиться мне. Давайте вернемся к Лукиану, – под конец попросила она, и Винсенту оставалось только удивляться печали, скрытой в ее голоске.
– Давайте...

@темы: проза

---

[Перуя]

Название: К дезертирам
Автор:  Перуя
Жанр: стих
Размещение: Помним об авторских правах.

Живи, пока сей дар доступен,
А дальше, кто там разберет.
План покушения - преступен,
Ведь Смерть сама свое берет.

Сценарий сложный Жизнью писан,
И даже пешка в нем - король.
И будешь ты с довольства списан,
Лишь до конца исполнив роль.

Ну а пока, в жилет поплачься,
Хлебни крепленого винца.
А там, немного поднапрячься,
И грим вернет "свой" цвет лица.

Сценарий не был оглашен.
Кто может знать, что будет дальше?
А вдруг, звездой ты приглашен,
Но не теперь, а чуть постарше...

Не подведи, в тебя ведь труппа верит.
И зритель смотрит не дыша.
Вот режиссер страницы сверит -
Он перепутал их, спеша...

@темы: стихи

---

Призрак

[lilize]

lilize

Во тьме ночной передо мной,
Явилась дева пеленой.
Как утренний туман бела
И непрозрачна, точно дым была.
Та дева, слова не сказав,
Меня в смятенье привела,
Исчезла, крыльями взмахнув,
К раздумьям мысли призвала.
Что же хотела бы сказать,
Та дева странная затем?
Произнести ль хотела речь,
Кого желала уберечь?
Или кого предостеречь,
Хотела ли кого стеречь?
Мне секрет ее неведом.
Пусть будет это моим бредом.

@темы: А что, если...