[polina-kolpakova]

Название: Стрижик
Автор: Полина Колпакова
Жанр: стихи

Забиралась все выше,
под самое брюхо туч.
Уходящее солнце кропило меня
золотистой пылью.
Там последний закатный луч
нежное имя на сердце моем выжег...
Видела, как падает вниз,
и,
за секунду до Рая,
на лету расправляет
лишь в паденьи пригодные крылья
отчаянный маленький стрижик.
Рассекает сгустившийся воздух,
как черный стремительный нож.

И казалось, Боже, ведь не вернешь
ни себе, ни другим,
ни единейшего момента
прожитой жизни.

Но как хочется верить,
что мгновенье вернется
для того, кто им дорожит.

Алая лента
в моих волосах
на закатном ветру
дрожит.

---

[~*Vendetta*~]

Название:Однако, полночь, Адмирал
Автор:  ~*Vendetta*~
Бета : _HEDWIG_
Жанр :Гет, Слэш, Романтика, Ангст, Драма, Мистика, Психология, Философия.
Возрастные ограничения: 12+
От автора: Семилетняя война в самом разгаре, после битвы при Кибероне французский адмирал попадает в плен к британцам. Но капитан, одержавший над ним победу ведет себя неожиданно по отношению к пленному, оставляя его у себя в каюте на ночь для странной беседы. И кровные враги, воюющие по разные стороны баррикад, стараются разобраться в себе и мире вокруг, когда судьба завлекает их в череду странных событий. ( Если не жалко, и сюда плюс, автору будет приятно
ficbook.net/readfic/837299 )

Часть I: Однако, полночь, Адмирал.

Часть I

Адмирал, вы разбиты. Как это ни грустно,
Отвернулась удача сегодня от вас;
В вашем сердце темно и пронзительно-пусто:
Все как есть – без обид, без прикрас…
Вам бы переиграть – только целься не целься,
Не подменишь значков на игральных костях!
Пусть вино при свечах романтично донельзя,
Вы – в плену, хоть почти что в гостях.

В это доме все время гостит кто-нибудь –
Не стесняйтесь, коль вам довелось.
Знать, беседа длинна – я налью вам вина:
Добрый вечер, мой пленник и гость.

Адмирал, вы устали. Вас мучают раны;
Тело – бог с ним, душа кровоточит сильней!
Вы в бреду повторяли, - что вовсе не странно –
Имена кораблей и людей…
Адмирал, в этот час – пью за ваше здоровье:
Лучше будьте здоровы, чем будьте мертвы!
Ведь без вас, признаюсь, скучно станет на море,
Ведь противник достойнейший – Вы!

По погибшим мечтам я советую вам
Слезы морю оставить на соль.
Ничего не надо – просто пейте вино
И забудьте на время про боль...

Улыбнитесь мне вслед ледяными глазами,
Утопите печаль в терпком черном вине;
Я всегда буду рад снова встретиться с вами,
Даже если опять на войне...
Не слепите меня блеском северной стали –
Знаю, горько глотать поражения яд!
Только вы, адмирал, до сих пор не сказали,
Отчего так спокоен ваш взгляд?

А разгадка проста – ваша совесть чиста,
Не запятнана грязью измен...
Вас спасет лишь одно – просто пейте вино,
И забудьте на время про плен!
(с)Канцлер Ги

Пуля навылет пробила мне предплечье, оставляя за собой адскую полосу грубой боли. Я не успел даже толком ее почувствовать – кто-то из британских матросов с силой ударил меня сзади по затылку. Последним, что я смог разобрать в этой суматохе, оказался Грей. Он пулей вылетел из своей каюты, на бегу выхватывая шпагу. Потом - свет исчез.

...Гулкие звуки чьих-то шагов как-то неестественно медленно прервали эту вязкую тишину. Захотелось встать и увидеть, кому я обязан таким пробуждением. Хотя, какое тут «встать», разомкнуть веки и начать осмысленно дышать и то было проблематично. Голова кружилась и болела, я не чувствовал ни рук ни ног. Топот отзывался в ушах резким гулом, тело предательски меня не слушалось. Наверное, я еще долго оставался в таком полусознательном трансе. Перебарывая боль, я через силу заставил себя собраться и попытался открыть глаза. Получилось, правда, не сразу. Ничего, собственно, не изменилось - темнота, окружавшая меня, не спешила растворяться. Снова шаги. Теперь звуки различались четче. Дьявол подводный.
Чуть правее меня пробивался неровный желтый свет. Прошло еще какое-то время, и я смог разглядеть в нем огоньки свечей. Мир вокруг проявлялся, наполнялся звуками и выныривал из объятий темноты.
Мерные шаги, шум моря и запах красного некрепкого вина. Это капитанская каюта.
Я поднял глаза.
На другом конце комнаты, оперевшись рукой о стену и устало опустив голову, стоял человек.
Мне хватило доли секунды, чтобы узнать его. Тонкие, почти женские очертания узких плеч, худощавое телосложение и совсем еще юношеские черты лица. Адмирал Грей задумчиво смотрел куда-то вдаль над моей головой.
Мои руки непроизвольно сжались в кулаки. По телу прошла полоса дрожи, отозвавшаяся болью по всему телу. Голова трещала с такой силой, что у меня снова потемнело в глазах. Я подавил накатывающий к горлу стон и сделал отчаянную попытку встать, но плечо мгновенно пронзила тупая режущая боль, буквально откинувшая меня обратно. Дьявол!
- Добрый вечер, Адмирал.
Джеймс Грей неторопливо отделился от стены и подошел ко мне.
- Не делайте таких резких движений, мы Вас едва живого вынесли из боя, поберегите свое тело и дайте ему хоть немного покоя,- Боже, сколько меда и яда в этом насмешливом голосе. Ублюдок британский.
Аккуратно, стараясь не дергаться, я протянул ладонь к своему правому плечу. Руки тряслись и не слушались. Рана оказалась совсем неглубокой (даже странно, откуда такая адская боль), будто пуля прошла по руке вскользь.
- Вы потеряли много крови,- словно читая мысли, разъяснил Грей,- а в остальном... Это лишь царапина. Как же Вас корежит,- короткая ухмылка.
Я вновь окинул его взглядом. Левый глаз Адмирала был скрыт повязкой, на шее зияла совсем свежая сабельная рана. Цвет лица был поразительно мраморно-белым. Как покойник в полнолуние, разве что не воняет гнилью.
"Задели сонную артерию" - догадался я. Ярость подкинула мне еще немного сил и я смог разомкнуть губы.
- Я вижу,- слова давались мне с трудом, в горле совсем пересохло,- Вы все еще живы.
- И я раз видеть Вас, Д'Арвэн!- он рассмеялся дьявольским смехом,- Да, как видите! Я жив, чего и вам желаю.
Адмирал подошел к небольшому шкафчику на стене и достал оттуда два хрустальных фужера.
- Будьте моим гостем сегодня, Мишель,- алое вино крошечным водопадом мгновенно наполнило их,- Прошу Вас.
- Если Вы меня отравите, я вас убью.
Очередной приступ хохота накрыл капитана «Рояла». Фраза получилась до смешного дурацкой, я успел пожалеть, что вообще открыл рот.
- Ладно, допустим, Вы еще не до конца очнулись…
Он протянул мне бокал. Как во сне я принял вино из его рук, медленно поднес к губам и сделал глоток.
Мой флот. Мои матросы. Что с ними? Где они? И где, черт возьми, я? А эта портовая крыса, что он…
От вина становилось будто бы легче. Я поставил опустевший бокал на стол.
- Я в плену?
Грей пожал плечами.
- И да, и нет. Вы проиграли сражение, и мы пленили вас. Но вы гостите у меня в каюте. Такого пленным не дозволено.
Все мои вопросы мгновенно исчезли. Я откинулся на спинку кресла и прижал ладони к лицу. Тело тут же напомнило мне о себе, щедро наградив еще одной порцией боли. Стиснув зубы, я ждал пока волна судорог спадет.
Значит, мой бой проигран. Матросы либо убиты, либо взяты в плен. Как и я. Черт возьми, этот подонок…
Джеймс Грей сделал глоток из своего бокала и напряженно вгляделся в мои глаза.
- Поздно убиваться,- фужер мягко опустился на поверхность стола,- прошедшего уже не вернуть.
Меня немного напрягала забота в его голосе. Он что, издевается?
Я опустил руки. Посмотрел бы я на тебя, мальчишка, если бы ты оказался на моем месте, если бы твои люди остались гнить на дне океана, если бы твой «Роял» отправили к дьяволу-Джонсу, умирать к чертовой матери!
- А жаль,- отозвался я сквозь зубы,- Как жаль, что наши слова не воскресят мертвых.
Адмирал резко развернулся ко мне спиной.
- Теперь расскажите, чего вы от меня хотите,- потребовал я.
Мне хотелось пристрелить его здесь и сейчас. Этот подлый трус, этот щенок, нарушивший слово и погубивший моих людей. Этот лжец, сыгравший на моей добродетели, этот подонок, стоящий совсем рядом! Я проклинал свое тело за немощность, за слабость, за невозможность даже подняться!
До этого напряженные, плечи Грея опустились. Он провел рукой по неровной поверхности стены и чуть повернул голову в мою сторону:
- Поговорите со мной.
В ночной тишине это просьба прозвучала из его уст едва ли не жалобно. Весь гнев на этого человека, что черной смолой копился у меня в душе, бесследно испарился.
Юный Адмирал вернулся к столику и вновь взял в руки свой бокал.
- Поговорить?- переспросил я. Мысли совсем сбились. У меня оставался шанс на то, что англичанин по крови, он мог ошибиться в произношении слова, имея в виду что-то иное, но...
-Именно,- он поднял на меня свой огромный, пронзительно-карий глаз, один, не скрытый повязкой,- Я прошу Вас.
Вот дьявол…

***

- Да Вы бы прикусили свой язык! Моя страна…
- Ваша страна, адмирал, сборище стервятников и честным людям во Франции делать нечего!- огрызнулся Джеймс.
- Не Вам говорить о чести! Уж где-где, а в Англии процветают самые грязные законы,- парировал я.
- Ха! – он одним прыжком забрался на стол и уселся на его краю,- Законы жестоки, да люди у нас почище Ваших…
- Да что Вы?! Сударь, я столько раз брал в плен британских офицеров. Перчатки-то белые, да ночи они проводят в постелях своих сослуживцев, как шлюхи последние…
- Да полно Вам чушь нести, мои матросы ка…
- …Интересно, Вы меня к себе в каюту притащили оттого, что боитесь будто они и со мной могут сделать то же, что друг с другом вытворяют?
- Вы бы помол…
- Я ж такого, как у английских моряков нигде еще не видел, неужто так тяжко на море да без женской ласки, что ваши морские псы находят тепло в койках друг у друга?
Грей будто собственными словами подавился. Но тут же нашелся и невозмутимо ответил:
- Ну это вы, французы, выглядите как бабы, а мои парни уж подождут до портовых шлюх…
Не знаю, сколько еще могла продолжаться наша милая беседа, но Грей вдруг замолчал. Он вообще был со странностями…
Ночь показалась мне слишком короткой. Когда за стеклом иллюминатора стал едва заметно алеть рассвет, капитан спрыгнул со стола.
- Утро, мой Адмирал,- Джеймс подошел ко мне,- Нам пора.
- Куда?- оторопел я.
Этот человек действительно сумасшедший, ну куда, тьма меня побери, можно спешить в открытом море?
- В камеру. Или Вы надеялись сидеть у меня в каюте и днем? Нет, простите, но при всем уважении, моя команда не поймет,- он улыбнулся, - да и Вы не только мой гость, но и мой пленник.
Да якорь Вам в палубу.
Я кивнул и, опираясь на ручки кресла, стал приподниматься. За прошедшую ночь мне стало намного лучше. Силы еще не вернулись, но управлять своим телом я уже мог спокойно. Грей подхватил меня под плечо. И очень вовремя, ноги за столько часов почти недвижного сидения отекли и почти не держали меня. Мышцы на теле Адмирала напряглись и я в который раз удивился слабости его тела. Ведь все-таки он еще совсем мальчишка. Ни за что не дам ему больше девятнадцати лет. Я видел, как тяжело ему было держать на себе весь мой вес, хотя он и пытался не подавать виду.
Почти завалив мою руку себе на плечо, Грей медленно довел меня до камеры. Я вошел туда, держась за стальные прутья и шумно сел на кровать в углу. После роскошного адмиральского кресла она показалась мне совсем деревянной.
- До встречи, Адмирал,- попрощался Грей и захлопнул дверь. Послышался противный скрежет ключа в замке и звук удаляющихся шагов.
Иди, иди, щенок…
Я откинулся на кровать и закрыл глаза. Этот человек дьявол. Быть может, это говорила во мне злость и досада за проигранную битву. Но, так или иначе, Грей был немного чокнутым. Он смеялся громким дьявольским смехом и постоянно ходил по каюте. Его будто тяготило спокойствие. Но при этом, он мог надолго задуматься, глядя куда-то вдаль и совсем не замечать меня. В такие моменты казалось, что прострели я ему сейчас руку, он бы понял это только когда его мысли вновь вернутся сюда.
Я перевернулся лицом к стене. Вот только одно не сходится… Если он дьявол, то почему говорить с ним так странно и мучительно легко? Захотелось громко и отборно выругаться. Вслух. Простым моряком я нахватался крепких выражений и до сих пор они просились наружу. Правда, крутиться приходилось постоянно в высшем свете, отчего словарный запас мой сокращался до слов «извольте» и «сударь». А ругаться хотелось грубо и со вкусом.
Мы говорили. Я еще не помню ни одной ночи в своей жизни, что была бы для меня такой же противоречивой. Сволочью он был редкостной. Но слова адмирала будили во мне то живое, внутреннее и человеческое, что спряталось глубоко внутри меня за последние десять лет на море. Кто же Вы такой, ублюдок британский? И почему пригласили меня в свою каюту? Зачем вам этот полуночный разговор под вкус немного терпкого красного вина? И что Вы за тварь такая?! А, вырвалось. Ну и дьявол с Вами.
Шум моря ласкал слух и усыплял уставшее сознание. Я закрыл глаза и сон мягкой пеленой заволок мои мысли в свои глубины.


***
А сегодня ты на удивление спокойно, море. Давно я не видел такой пронзительной тиши в твоих движениях...
Я отошел от решетки, закрывающей импровизированное окно моей темницы. Закатное солнце плавно опускалась под легкие волны; море темнело, теряя голубизну и приобретая все новые немыслимые краски. Лишь его мерный шум никуда не исчезал с наступлением темноты. Ночь ему нипочём...
Я сделал несколько шагов вперед. Вчерашнее наваждение прошло, и ночной разговор с капитаном все больше казался мне сном. Ведь такого не бывает, не так ли? Все это лишь жестокая игра сознания... Таких чертей не носит этот свет. Я вновь и вновь вспоминаю его речи, отрешенный взгляд в пустоту и тихие шаги по кабинету. Наверно, даже, лучше, что Вы - лишь сон мой, Адмирал. Отчего-то мне казалось, что с таким другом не страшно ни жить, ни отдавать концы... А вот врага такого другому врагу не пожелаешь. Такого ублюдка еще поискать надо.
Я усмехнулся своим мыслям. Реальность была страшнее. Кидая на самое дно и поднимая из глубин, она своею вольною рукой рушила судьбы и дарила счастье. По сути, фортуна была продажной своевольной шлюхой, если уж на чистоту. Не стоит смешивать иллюзии и правду. Недолго заблудиться и потерять себя в том страшном лабиринте, что обещает нам и верность и покой; мечты - они как ветер, и верить слову ветра... безрассудство.
Секунды капали, сливались в горькие минуты и утекали прочь. Рана на плече мешала моим мыслям, постоянно напоминая о себе жгучей болью. Терпеть больше не было сил. Я стянул с плеч камзол и оторвал полоску ткани от рубашки. Кое-как перевязав руку, я вновь сел на кровать и прислушался к своим ощущениям. Страшно хотелось есть. Тело нуждалось в пище, желая восстановить силы. Я огляделся. Если я пленник, то по крайней мере один раз в день меня должны были кормить. Догадки оказались верны - на полу у входа стояла миска с похлебкой, кусок черствого хлеба и стакан ледяной воды. В сравнении с моим капитанским ужином, эта еда была, конечно же, просто отвратной, но выбирать не приходится. Помнится, еще несколько лет назад, юнгой на французском корабле, меня кормили не многим лучше...
Хлеб оказался вполне съедобным, а размоченный даже приобрел какой-то вкус, похлебка же напоминала нечто среднее между простой пресной водой и водой с луком. Всего этого было, разумеется, слишком мало, но голод немного отступил.
Еще только проснувшись, я заметил, что пленившие меня не обыскивали: пистоль на поясе остался нетронутым, компас во внутреннем кармане - тоже. Это еще раз доказывало, что прошлую ночь я провел без сознания, никто бы не подпустил меня к Грею в запертую каюту с заряженным оружием. Или у капитана совсем снесло башню.
Лязг металла о металл заставил меня поднять взгляд на решетку. Приоткрыв дверь в камеру, Адмирал Джеймс Грей встал на пороге, задумчиво покачивая связкой ключей из стороны в сторону:
- Однако, полночь, Адмирал. Не составите мне компанию?- британец поглядел на пустую тарелку в углу,- И, пожалуй, сегодня я угощу Вас не только вином. А то еще сдохнете раньше времени…
Я фыркнул.
Мне казалось, что я тихонько схожу с ума...

***Нечеловеческий смех Грея в который раз раскатился по каюте. То ли открытое ими вино было крепче вчерашнего, то ли сама эта ситуация действовала на Мишеля опьяняюще, но он безудержно смеялся вместе с ним. Джеймс сидел на краю стола, поддерживая бокал тремя пальцами и повернувшись корпусом к французу. Все это вводило его в заблуждение: человек, которого он считал своим заклятым врагом, находился к нему так близко и смеялся так заразительно, что происходившее начинало клониться в сторону дурацкого абсурда.
Стараясь не обращать внимания на странный расклад карт реальности, д'Арвэн решил воспользоваться моментом чтобы получше разглядеть его. Недлинные русые волосы, собранные в хвост, местами выбивались из-под треуголки; глаза, пронзительно-карие, меняли свое выражение тысячу раз в минуту, так, что никто не мог даже предположить, как дальше повернется разговор двух адмиралов вслед за его настроением. Ростом Грей оказался немного ниже, чем казалось вчера, телосложением все-таки больше походил на девушку. Однако, все это его не портило, даже наоборот: все движения, жесты, слова и улыбки в сочетании с таким телом придавали ему свою, ни с чем не схожую красоту... Было в ней что-то дьявольское, от чего французу хотелось то ли помолиться, то ли дать ему по морде… Джеймсу, казалось, было лет девятнадцать, но пятнадцатилетняя разница в возрасте между ними совсем не ощущалась. Мишелю казалось, что он ведет беседы с человеком несравненно его старшим, прожившим долгую и тяжелую жизнь.
Британец отличался чистоплотностью: как вчера, так и сегодня, ни намека на щетину на его лице тот не заметил. Чуть помятый, но, несомненно, чистый камзол, белая рубашка... На его фоне, француз в запачканном, порванном на левом рукаве и испачканном кровью камзоле смотрелся жалко. Но стоит различать, кто здесь пленник, а кто - капитан.
- Сударь,- британец наконец отсмеялся,- я слышал много баек про себя, но чтоб такое... Нет, французы и впрямь бросаются словами и сеют сплетни как торговки на базаре. Интересно, что еще Вам рассказывали про меня? Я, право, давно не слышал таких сказок. Смотрю, французы во всем стараются походить на женщин, да?
д'Арвен пропустил очередную его колкость мимо ушей и задумался. Многие люди, от простых матросов и до дам светского общества обсуждали адмирала Грея, и, казалось, рассказано ему было все, что тот только мог когда-то слышать. Хотя...
- Хм... по Европе ходят легенды о Ваших делах любовных,- Мишель сделал еще глоток вина,- Говорят, Вы покоряете женские сердца, лишь раз взглянув на них. Один взгляд - и те уже на все для Вас готовы...-издевательски промурлыкал он.
Грей усмехнулся.
- Здесь Вы не столь далеки от истины. Вот только я не пользуюсь их милостью.
- Отчего же? - и вновь он ставит собеседника в тупик...
- Я верю в любовь, друг мой. В истинную любовь. С первого взгляда, с первого вздоха. А женщины, вздыхающие по нам с Вами... они не способны на нее. По крайней мере, я еще не встретил девушки, что могла бы любить по-настоящему, а не так, как того от нее требует общество, традиции и положение. Вся любовь светских дам не более чем временная игрушка, а мы для них - еще один экземпляр в коллекции завидных любовников...
Теперь настала очередь улыбаться французу. "И как у этого щенка беломордого получается, воплощать в слова те чувства, что живут у меня в душе? Как этот подонок проклятый может так тонко ощущать их, дьявол?.."
- Я понимаю Вас... пожалуй, и я жду такую девушку.
В каюте повисла тишина.

***
- Я слышал, у Вас есть сестра. Джил, если не ошибаюсь?
Разговор зашел на слишком опасную ноту, грозившую раненному Мишелю хорошей дуэлью, и чтоб хоть как-то подбодрить гостеприимного капитана, он перевел беседу на то, что должно было быть Грею близко. А самому французу не так опасно…
Адмирал неожиданно резко поставил бокал на стол и рывком встав, повернулся к нему спиной.
- Джейн,- поправил он, не поворачивая головы,- Ее зовут Джейн.
Сидящий в кресле адмирал не мог видеть, как до боли сжимает Грей руки в кулаки, как закусив губу и стиснув веки, сдерживает так рвущиеся наружу слова и слезы.


***

И вновь его действия выбили меня из колеи. Вот так на середине прервать разговор просто из-за того, что я ошибся в имени! Молокосос недоношенный! Я опустил руки вниз по ручкам кресла и вдруг понял, что пистоль все еще при мне. Положение было невероятно удачным: вот он, мой враг, стоит ко мне спиной, не зная, что за поясом у меня заряженное оружие. Вот сейчас, опустить курок, один выстрел, и человек, погубивший всех моих людей, будет мертв. Вот так просто я смогу отомстить этому ублюдку за то, что он с нами сделал.
Я потянулся за револьвером, бесшумно и медленно вытянул его в руке. Прицел лег ровно в затылок адмирала. Я глубоко вздохнул, перед глазами пронеслись лица тысяч погибших тогда матросов. Британский подонок… Джеймс стоял неподвижно, неровный лунный свет падал на его фигуру, удачно освещая ее. Свет луны и дрожащие огоньки свечей… как будто все вокруг помогало мне. Один выстрел.
Один выстрел и я избавлю мир от этой заразы, от этой английской чумы, будь она проклята!
Он не колебался, убивая мою команду. Эта свинья, этот подонок, этот…
Костяшки пальцев побелели от напряжения. Умри же, скотина.
Умри как умирали мои люди.
Щенок.
Нет.
Что-то не давало мне нажать на курок.
Что-то внутри мешало мне сжать пальцы и пристрелить его как животное.
Что же ты, адмирал?
А вот черта с два.
- Грей!
Будь Вы хоть тысячу раз предателем и гадом, я никогда не стану подобным вам. Я не стану стрелять в спину. Я не убью безоружного. Пока у меня осталась хоть капля чести. И будь что будет, мать вашу.
Британец повернул голову. Я встал и протянул ему пистоль.
- Возьмите, он не должен оставаться у пленного.
Джеймс задумчиво принял оружие из моих рук. Разглядел со всех сторон, будто изучая, и положил на стол перед собой.
- А, дьявол морской!- не выдержал я,- Я же вижу что Вы не глупы, так какого черта?! Что за издевательство такое, зачем оставили у меня пистолет?
Он высоко поднял подбородок и скинул выбившиеся волосы с единственного глаза.
- А может, надо было выстрелить, а, адмирал?- процедил он сквозь зубы,- Убили бы, да и дело с концом.
- Идите Вы к темному в пасть!
- Что, рука не поднимается?
- Не хочу быть такой же тварью дрожащей, как Вы. Честные люди убивают врагов на поле брани, а не по-свински стреляя в спину!
Капитан замолчал. Лишь глухо втягивал воздух через стиснутые зубы да сверлил меня взглядом.
- Вот как…- тихо, еле слышно ответил он,- Что ж, я дорого отплачу Вам за свою жизнь.
И он протянул мне ладонь. Я взял его руку в свою и Грей крепко пожал ее. Пальцы адмирала оказались тонкими и очень холодными.
Знал бы ты, щенок, как мне пришлось перебарывать себя, каких усилий мне это стоило… Сам-то часто идешь на сделки с собственной совестью, подонок ты проклятый? Но ничего. Я еще убью тебя. Я еще убью тебя, портовая крыса…
***

Грей проводил меня в камеру с рассветом. Как ни странно, но я уже стал привыкать к такому распорядку дня, хотя прежде мне и не приходилось просыпаться к закату и засыпать с зарей.
Знаете, каждый раз после наших не то разговоров, не то взаимных издевательств, где-то на окраинах моей души остается горький осадок. Это не вражеская неприязнь, хоть я все также ненавижу Вас всем сердцем. Вы - мой заклятый враг, и сколько бы мы не пили вино из одного кувшина, ничего не изменится. Вот так за ночь из подлой твари вы в ангела не превратитесь. Это что-то иное... что-то сроднее скорее сожалению... Хотя, трюм вам в мачту, о чем мне сожалеть? Что же остается, когда проходит наваждение? Обида? Ненависть? Тоска?... Не знаю. Слишком сложно разглядеть, на каких струнах моей потерявшейся в войнах души играли суждения этого подонка…

Часть II.

С рассветом звезды гаснут, Адмирал.

Мы снисхожденья друг от друга не ждем -
Вино полночное приправлено виной.
Но я не стану сожалеть ни о чем:
Мой бой проигран - но проигран все ж не мной.
Карты скинуты и выверен итог:
Вам - победу, а мне - считать потери;
Память горькая нажала на курок,
Ветер зимний захлопнул в осень двери...

Мне исправить невозможно ничего -
Мир разбит, и морю отданы осколки;
Я - ваш пленник, ну да, в общем, что с того?
В сожаленьях до смешного мало толку.

Чем дальше дни, подобно чайкам, летят,
Тем удивительнее этот странный плен:
Я потерял, что только мог потерять -
Но обретаю много лучшее взамен.
С Вами странно и мучительно-легко -
Разум тёмен, а сердце в вихре ветра
Закружилось и разбило лёд оков...
Я не знаю, как быть - и нет ответа.

Кровь моя смеётся долгу вопреки,
Разум птицей в клетке мечется тревожно:
Знали мы, что Юг и Север не свести,
Но излом не знает слов "нельзя" и "можно".

И я надеюсь, веру в сердце храня,
В один из длинных и стеклянно-звонких дней
Прийти туда, где Вы дождетесь меня,
Мой враг, что лучше самых преданных друзей!
Мне так дорог злой огонь безумных глаз;
(Срок придет - и мы все своё получим)
Только помните, я счастлив встретить Вас,
Враг мой бешеный, друг мой неразлучный...

Что ж, зажженному положено гореть -
Мы не знаем, что судьба подбросит вскоре:
Даст она кому-то жизнь, кому-то - смерть,
Ну, а с вами нас всегда рассудит МОРЕ...
(с)Канцлер

***




Я подошел к стеклу иллюминатора. Мысли летали от одного к другому, проносились мимо меня невнятной чередой, и исчезали. Рана, о которой я благополучно успел позабыть за ночь, отозвалась жжением и болью. Черт…
Я сел на край кровати ближе к свету и стянул перевязь. Зрелище было ужасающим, даже для меня, моряка и солдата, повидавшего сражения, агонии и смерть. Разорванные ткани кровоточили, видно пуля прошла по телу, порвав вену. Вчера силы моей не хватило на то, чтобы как следует перетянуть руку и теперь застывшие корки темно-коричневой крови покрывали рану со всех сторон, а из центра сочилась свежая. Разбухшие края, казалось, вот-вот начнут гноиться, кое-где мне даже виделась жуткая прозрачная жидкость. Вот уж чего мне не хватало, так это умереть от заражения крови посреди океана на корабле пленивших меня британцев. Я безжалостно оторвал от рубашки еще полоску ткани…


***

Разбудили меня голоса. По отборной брани, следующей за шумом упавших бочек или разлитой воды, я узнал матросов. Мне никогда не нравился английский. Помнится, в детстве мой гувернер долго мучил меня странным британским произношением звука «р». Если слушать английскую речь, не вдаваясь в смысл, то весь их язык сольется для меня в это звериное рычание вперемешку с гортанными звуками гласных. Шумы раздавались сверху. Похоже что-то случилось с люком, закрывающим решетку между палубой и тюремным отсеком под ней. Если присмотреться, я даже мог разглядеть капающую оттуда воду. Странно… Люк оказался всего в метре от моей тюрьмы. Я прислушался. На палубе незнакомый голос раздавал команды, бегали люди и стучали подошвы сапог. Все же простые матросы во всех странах одинаковые. Что французы, что испанцы, что голландцы – все травили по вечерам байки, напивались втреск, ругали друг друга за плохо закрепленные канаты. И умирали друг за друга так же одинаково. Вдруг корабль тряхнуло и я больно ударился затылком о стену.
- Дьявол,- прошипел я, потирая отбитый череп.
Снаружи бесновалась буря. Море кидало корабль из стороны в сторону, осыпало холодными брызгами корму и рвало холодным ветром паруса. Команде приходилось туго, я чувствовал это даже находясь здесь, внизу. Осенние шторма самые злые, они подбираются незаметно, крадутся тихими кошачьими шагами и нападают со спины…
Вдруг над кораблем раздался звонкий голос капитана:
- Держитесь, господа, сейчас мы выйдем к течению, и оно вытащит нас из этих объятий чертовой матери!
Матросы явно подбодрились. По крайней мере, ругань их приобрела не столько сердитый, сколько восхищенный оттенок.
- Все паруса долой, оставить только те, что на грот-мачте!- Грей перекрикивал ветер,- Закрепить канаты!
Теперь его голос я слышал где-то среди выкриков остальных членов команды, похоже капитан сам полез сворачивать паруса.
- Мистер Виллиамс! Встаньте за штурвал и ведите строго на северо-восток!
Я мысленно прикинул, за сколько они справятся. Как ни крути, но команда «Рояла» была слишком немногочисленной, чтобы успеть свернуть все паруса до того, как они превратятся в рваные мокрые тряпки. Решение было мудрым – от старого боцмана будет больше толку у штурвала, а вот молодое тело капитана позволит ему ловко карабкаться по канатам.
В отсек для пленных вбежал промокший до нитки матрос, открыл трясущимися руками решетку, бросил ключи на стол в другом конце отсека и посиневшими губами промолвил на ломаном французском:
- Мало рук. Нужно п-помощь. Приказ капитан.
Ну, что, Мишель, хочешь спасти задницы этих британцев? А свою заодно?..
***
Шквал ледяной воды в который раз обрушился на плечи матросов. Огромные волны сносили их обратно на палубу, мокрые оледенелые руки британцев из последних сил перевязывали еле целые паруса. Грей карабкался вверх по мачте, подавая руку юнге и подтягивая его за собой. Оглушительный удар грома прорезал небо грохотом, очередной порыв ветра едва не опрокинул судно. Джеймс прижал мальчишку к мачте и закрыл своим телом. Руки капитана крепко сжали дерево. Когда ветер чуть ослаб, Грей разжал ладони и подсадил юнгу к себе на плечи. Тот ловко забрался выше и потянул на себя канат. Зацепившись ногой за древко мачты, капитан балансировал на самом краю, страхуя мальчишку, и одновременно накладывал на парус тугой морской узел.
- Все, капитан!
Юнга спустился ниже и повис на руках.
- Отлично, Мартин!- Грей пропустил мальчика вперед, и дождавшись, пока тот спустится, спрыгнул на палубу.
На соседней мачте Мишель, не жалея ни сил, ни гордости, поднялся вверх и, не обращая внимания на адскую боль в руке, схватил трос. Ветер крепчал, и ливень с каждой минутой сильнее пытался затопить ледяной водой обессиливший «Джордж Роял». Еще трое матросов, поспевших за ним, ухватились за конец каната. Француз перекинул веревку через парус, натягивая ее до предела, обернул вокруг и крепко перевязал.
Неожиданный порыв ветра снес адмирала вправо, буквально впечатав его в мачту спиной. Едва удерживаясь на скользкой поверхности и чуть не падая, он успел заметить, что матрос рядом с ним вот-вот потеряет равновесие. Ни теряя ни секунды Мишель подхватил его под руку, и очень вовремя – следующий шквал волн едва не снес англичанина в свои чертоги.
- Держимся, парни! – закричал Грей, перехватывая штурвал у еле удерживающего его боцмана,- Последний рывок! И к дьяволу все, пусть Господь нас не оставит!
Этот голос заставлял бороться, какими бы противоречивыми ни были его слова. Мишель и спасенный им от гибели матрос разом выпрямились, и, переглянувшись, полезли довязывать канаты.
Капитан навалился на штурвал и достал компас.
- Ну же, еще немного…- беззвучно прошептал он.
Новая волна окатила судно, оставляя размытые соленые реки на борту. Паруса были сложены, корабль выходил к спасительному течению.



***
- Я поздравляю вас, господа! – команда, усталая, промокшая, но довольная собой, собралась вокруг Джеймса, - Вы все достойны уважения! Мистер Виллиамс, разлейте всем рому, да не скупитесь. А то я знаю, как вы любите разбавлять выпивку. Если не хватит наших корабельных запасов, можете взять из моих личных. Сегодня я дежурю ночью, а вы отдыхайте, господа!
Матросы прокричали что-то радостное и шумной толпой понеслись отогреваться.
Буря утихла, оставив на память проливной промерзлый дождь. Грей проводил взглядом своих людей и обернулся ко мне.
- Пойдемте,- он улыбнулся, - Вы показали себя смелым человеком, адмирал. Думаю, и вам полагается бутылка бургундского.
Я направился за ним. Как же опасность равняет людей. Не разбираясь, кто враг, а кто друг; не смотря на то, у кого какие счеты. Все поголовно становятся единым целым.
Корабль хорошенько помотало во время бури, и теперь на полу в каюте капитана лежали всевозможные предметы, раньше располагавшиеся на столе. Абсолютно не замечая беспорядка, Грей прошел к камину. Я подал ему раскиданные по полу поленья, и мы разожгли огонь. Все так же в полной тишине адмирал вытащил из настенного шкафа пару рубашек, брюк и какие-то накидки.
Только сейчас я понял, насколько окоченело мое тело. Сам Грей ушел переодеваться в смежную с каютой комнату (кажется, там хранились вина), оставив меня одного. Что же, весьма галантно. Даже стянуть рубашку оказалось для меня сложно – пальцы совсем не слушались… Кое-как сняв свои размокшие от воды штаны, я натянул те, что положил передо мной Джеймс. Сухая теплая одежда доставляла немыслимое удовольствие... Я пододвинул кресло ближе к камину и протянул к нему ладони. От кончиков пальцев по рукам разливалось живительное тепло. Дверь каюты приоткрылась , и в нее вошел Грей. В одной руке он нес свернутую в клубок мокрую одежду, а в другой две бутылки красного вина.



***

За окном господствовала ночь. Единственным, что можно было видеть из иллюминатора, была непроглядная кромешная тьма. Тихий звук капель по обшивке корабля умиротворял, ливень бился о стекло, и вода прозрачным потоком смешивалась с морской гладью. Грей неподвижной мраморной статуей сидел в кресле у камина. На досках пола перед ним лежали наши просыхающие вещи и одиноко стояло откупоренное бургундское. Тонкие бледные пальцы сжимали бокал. За всю ночь он практически не притронулся к его содержимому, сделав от силы пару глотков. Грей молчал довольно долго. Так долго, что я даже успел забыть, что же спросил у него. Кажется, я задал вопрос капитану, а тот в свою очередь задумался. Думал он, видимо, основательно. Уже не надеясь ничего больше от него услышать, я долил в свой фужер еще немного согревающего напитка и приблизил его к губам. Вино грело тело изнутри, а потрескивающий огонь в камине - снаружи. Я уже согрелся и допивал остатки скорее по инерции...
- С 56 года,- неожиданно произнес адмирал.
Я вздрогнул от удивления.
- Что?
- Вы спросили, как давно мы воюем. Эта война началась в тысяча семьсот пятьдесят шестом году,- невозмутимо ответил он.
Вот дьявол.
- Черт возьми, Грей! Вы делаете такие огромные паузы в разговоре, что я забываю, о чем вообще шла речь!
Джеймс рассмеялся так, что едва не выронил из рук бокал. Его дьявольский смех разнесся по углам каюты, в единственном глазе капитана плясал жаркий огонь камина.
- Интересно, откуда у Вас привычка вот так смеяться?- поинтересовался я.
- Как? - ухмыльнулся британец.
- Так... загробно?
Новый взрыв хохота раскатился по комнате. Да что я сказал такого? Что ты заливаешься, щенок? Джеймс откинулся на спинку кресла и повернул ко мне довольно улыбающиеся лицо.
- Не имею ни малейшего понятия, адмирал.
- А в семье у Вас ни у кого нет схожих привычек? Быть может сестра-близнец тоже...- собирался сострить я, но он не дал мне договорить.
- Заткнитесь!- вдруг громко и властно произнес Грей.
Но останавливаться я уже не собирался. Мне надоело, что он часто прерывал меня, не давая досказать. Откуда я знаю, что заставляет эту полоумную бестию так быстро менять настроение, так пусть сначала дослушает.
- ... так же дьявольски смеется?
- Я сказал, заткнитесь!
- Быть может она и внешне на Вас похожа? И привычки у Джейн такие же ненормальные?
- д' Арвен, Вашу ж ма...
- Похоже, в Вашей семье своеобразное чувство юмора, назвать двух детей почти что одним именем, Джеймс и Джейн...
- В последний раз повторяю, закройте свой поганый...
Азарт вспыхнул во мне пожаром, вино играло в крови и слова вылетали будто против воли.
- ... Вас с ней не путают, когда Вы рядом стоите, нет? Так просыпаешься утром, а вроде засыпал с девушкой, а тут смотришь – это …
Нож, еще секунду назад лежащий на полу среди раскиданных вещей воткнулся в спинку кресла в сантиметре от моей шеи, и вдруг лицо адмирала оказалось напротив моего.
- Она умерла месяц назад,- очень четко, почти по слогам произнес Грей,- Джейн убили.
В следующее мгновение дверь в винный амбар с треском захлопнулась, и я остался в пустой комнате наедине с огнем камина.
Абсолютно не к месту я заметил, что его французский намного лучше, чем мой английский.Последние слова британца кнутами хлестали и били меня изнутри. "Она умерла." Весь алкоголь мгновенно выветрился из моей головы. Сознание прояснилось. Кораллы, да что же я такое нес? Какой черт потянул меня за язык говорить ему все это? Конечно, можно было гордиться, я достал самую больную рану британской сволочи, но что-то особой радости у меня это не вызывало…
Тишину разбавляли лишь мелкие капли дождя, стучащиеся по доскам снаружи. Я чувствовал себя последней свиньей. И плевать мне на то, что он враг и ублюдок! (Что это я, совсем пить разучился? Что несу?) И будь он хоть тысячу раз подонком... он все же человек. А, Мишель, соберись! Он убил мою команду, утопил мой флот! Так какого дьявола?! У каждого из нас есть в душе тайный заветный закоулок, куда мы ни за что никого не пустим. Там хранится самое для нас дорогое. Только что, я едва ли не плюнул ему в душу. Можно было раньше догадаться, достаточно только вспомнить, как он отреагировал на ее имя в прошлый раз!.. А, черти!
С другой стороны, пусть помучается, как я. Мое море, мой флот и мои люди – вот и все что у меня было. Еще страна, за которую я не раз оказывался у двери на тот свет, но это не счет… Вот черти морские…
Я просто кретин. Лучше бы Грей кинул нож и не промахнулся. Я точно знал, что он сделал это нарочно. Во Франции британский адмирал слыл сыном Робина Гуда за поразительную меткость, говорят, он попадал в грошовую монету с расстояния выстрела.
Собственная совесть меня пытала. Пить столько нельзя,- решил я. Ну какой нормальный мужчина и офицер попрется к своему врагу просить прощения? Черта с два!
Не знаю, сколько еще я так просидел, но вскоре совесть взяла надо мной верх, и я направился к винной, по дороге ругая себя за мягкость и дуболомство. Кретин, не иначе. Даже напиться нормально не можешь, сразу прет из всех щелей всякая сентиментальная тина! Тряпка ты, а не мужик.
Дверь приоткрылась с тихим скрипом.
- Грей, я...
Комнату едва освещала оплавленная по краям свеча, стоящая прямо на полу посреди комнаты. Почти половину противоположной стены занимало огромное окно с массивным подоконником, на котором, прислонившись виском к стеклу и опираясь спиной о стену, сидел капитан. В руке он держал открытую, практически пустую бутылку крепкого рома. Джеймс обернулся.
Я так и замер на пороге. Повязки на левой стороне его лица не было, на меня смотрели из сумрака комнаты два огромных карих глаза. Дьявол… Вопреки моим ожиданиям, на лице британца не было ни увечий, ни шрамов, ни ран. Второй глаз ничем не отличался от первого, для чего нужно было все это время носить на лице повязку, я не понимал. Тоже мне, развел маскарад.
- Вы... простите меня, Джеймс,- Я подошел к нему, не отрывая взгляда от лица адмирала,- Мне не стоило так много пить.
Он покрутил между пальцами пробку от вина и криво ухмыльнулся.
- Мишель, заткнитесь, вы пьяны. Завтра пожалеете об этих словах,- тут мне захотелось протестовать и бить стекла, доказывая, что я в сознании и трезвом уме, но сил на это не было. Черт, видимо и правда…
Он перевел взгляд на стекло.
- Посмотрите.
Я покорно подался вперед, сел на подоконник (голова немного кружилась) и, проследив взгляд Грея, посмотрел за окно. Там темнота неба сливалась с темнотой моря, образуя великолепное сплетение стихий.
- Если души погибших отправляются на небеса, то они смотрят на нас с этих звезд,- продолжил капитан. Вглядевшись, я увидел, как крошечными искрами на темно-синем небосводе мерцали звезды,- Я многих дорогих мне людей проводил на тот свет, адмирал. И мне бы совсем не хотелось, что бы они умирали навсегда. Пока мы помним их, они живы. Мы дарим им жизнь в наших сердцах. Вы никогда не замечали, что самые большие звезды- это те, что видны с моря? Никогда. Но это так. А то, что я – тварь последняя, тут спорить не буду. Успокойтесь, я еще дам Вам возможность меня прикончить.
Ага, само собой, щенок бесхвостый.
Голос Джеймса был неузнаваем. Казалось, капитан, отдававший приказы сегодня во время шторма, и человек, сидящий сейчас со мной рядом, были двумя разными людьми.

***
Измотанные борьбой со стихией, мирно спали матросы. Ночь, укрывшая море черным широким одеялом, продолжала поливать Землю дождем. Два адмирала глядели в небо и говорили. Говорили о мире и войне, о солнце и звездах, о живых и мертвых, о пустом и прекрасном. Два смертельных врага, какой-то странною невидимою волей читавшие души друг друга.
- Я все никак не могу понять, дьявол Вы или ангел,- продолжил я. Стоило вспомнить, как отважно капитан бросился спасать мальчишку-юнгу, едва не сорвавшегося во время бури с высокой мачты и то, как равнодушно Грей отдал приказ добить моих солдат уже после того, как они сдались.
- Не примеряйте на меня ни рога, ни крылья. Все мы в душе черти и святоши.
- Это просто игра слов.
- И не более, Вы правы. Но я настолько же сатана и святой, как и любой другой человек.
- Я бы так не сказал…
- Ерунда.- Джеймс поглядел на бутылку в своей руке, -А я все пытаюсь напиться, да не могу. Верите, нет? Не позволяют ни долг, ни совесть, ни память… Возьмите,- он протянул мне ром.
Я вытянул руку и вдруг в глазах у меня потемнело от боли. Тело скручивали судороги, рука горела. Я схватился здоровой рукой за плечо, уже не понимая, что происходит вокруг. Адские волны боли перекрывали сознание, от раны вверх и вниз стягивало мышцы, причем настолько сильно, что моя рука тряслась.
Тут что-то буквально выдернуло меня из приходящего забытья; мне показалось, что кто-то окунул меня лицом в кипяток.
Я широко распахнул глаза и схватился руками за голову, в нос резко ударил едкий запах рома. Рукавом рубашки я стер с лица то, из-за чего кожа на нем горела. Оказалось, что я лежу на полу, а передо мной с бутылкой рома в руке на колеях сидит Грей.
- Спокойно, Мишель,- взволнованным голосом выкрикнул он,- Сейчас!
Джеймс на минуту исчезает из моего поля зрения. Только сейчас до меня доходит суть произошедшего: от резкого спазма я начал терять сознание, и тогда капитан плеснул мне в лицо это пойло.( После шторма на моем лице осталась россыпь мелких ранок, которые так обжигал ром.) Все это было, несомненно, правильно и разумно (по крайней мере, в чувство я вернулся мгновенно), но теперь кроме боли в руке, меня мучило еще и жжение... Фигура Грея вновь возникла передо мной.
- Сможете подняться?
Я приподнялся на локтях, но от лишнего давления плечо отозвалось еще одной вспышкой боли. Из моего горла вырвался не то стон, не то хрип, и Джеймс подхватил меня, не давая вновь упасть. Он поддержал меня за спину, помогая сесть. Я сел и оперся спиной о стену. Грей придвинул ко мне Бог знает откуда притащенный им таз с водой, резким движением оторвал полосу ткани от своей рубашки, и, мягко убрав мои руки, стал протирать мне горящее лицо. Я открыл глаза, жжение понемногу отступило. Капитан отодрал от пола уже почти приросшую к нему благодаря накапавшему воску свечу, и поставил ее рядом с собой. Чуть приподнятые брови, широко открытые глаза и сжатые в тонкую линию бледные губы придавали адмиралу еще больше сходство с девушкой. Закончив с остатками рома на моем лице, он аккуратно, стараясь не задеть кожу, разрезал ножом рукав моей рубашки и распустил перевязь. Я старался не смотреть на рану, зная, как ужасно она выглядит. По телу прошла очередная волна боли, когда его пальцы коснулись края раны. Лицо Грея дрогнуло.
- Всевышний...- тихо вымолвил он,- Адмирал... сударь... Вы просто кретин!
Я рассмеялся. Ей богу, если бы все это произошло в другое время и в другом месте, я бы вызвал этого нахала на дуэль. Но сейчас его слова прозвучали настолько абсурдно и одновременно точно, что я мог только безудержно хохотать. Кошмар какой, Грей - истинный британец - даже ругаясь, он все так же держит меня на расстоянии уважительного "Вы", и откуда в них столько чопорности? Какой же ты странный, чертенок.
Джеймс глядел на меня во все глаза. Признаться, когда их стало два, мне показалось, что его лицо чуть помолодело. Хотя куда уж еще?
Что бы там ни было, я легко читал по его глазам, что он встревожен. Да какое там "встревожен", Грей в тихой панике. Да. Почему-то эта мысль показалась мне странной. Ему скорее захочется убить меня, чем… волноваться? Давно меня никто на жалел. Офицеры на этой войне - лишь разменные монеты, нашу смерть не оплакивают те люди, что звались друзьями. Да и кто станет баловать меня состраданием? Весь наш высший свет... они готовы часами обсуждать модные романы или очередного погибшего соотечественника, занимавшего высокий пост; они могут поохать, сделать для приличия грустные глаза, но все это - лишь театр и фарс. Никого им не жаль. Зато повод для сплетен.
Капитан окунул тряпку в воду и, помедлив, стал стирать с раны присохшую корку крови.
- Кретин, невероятный кретин...- как зачарованный повторил он,- Если Вы так хотите подохнуть раньше времени, сбросились бы за борт - и все дела, так нет же, вы сначала дождетесь пока у Вас начнется заражение крови и Вы тихо умрете у меня в каюте на пятый день плавания! Нет уж, не выйдет.
Я не мог заставить себя прекратить улыбаться. Наверное, это легкая форма истерического смеха - не слезающая с лица улыбка. Грей был прав, я кретин. Что мне стоило сказать ему раньше, пока боль еще не была настолько сильной? Гордость мешала? А не пошли бы вы к темному?..
Джеймс водил влажной тканью вокруг раны, раз за разом смывая очередной слой крови. Что-то в его облике казалось мне противоречивым. Как у матроса могут быть настолько тонкие пальцы? Стать адмиралом в таком юном возрасте можно было только пройдя какое-то немыслимое испытание судьбы, за которое наградой ему и послужило звание. Но как, море меня побери?! Такого добиваются только потом и кровью. Я знаю, я сам в свои двенадцать лет сбежал из дома и пошел юнгой на первый же корабль. Я помню, что пришлось пережить, я помню бессонные ночи, стертые ладони, кровавые волдыри на них; я помню, как гамак в общей каюте казался раем после череды бессонных дней и ночей на пустой желудок, когда под шквалом волн ломались паруса. Все это оставляет на нас метки. У матроса сильное тело, потому что слабый не выживет в шторм, и грубые руки, привыкшие тащить канаты и держать штурвал. Не понимаю... В то же время Грей не был выскочкой, которого могли продвинуть по службе друзья и родственники, такие офицеры редко выживают после первой битвы. Я видел Джеймса в бою, я видел его во время бури. Нет, этот человек давно знаком с морской стихией, ему довелось разобрать голос моря и покорить его синеву...
- Вам повезло,- сердито проговорил капитан, откупоривая какой-то пузырек,- еще день-два и рана начала бы гнить,- пробка с треском вылетела, и я почувствовал запах трав вперемешку со спиртом. Похоже, это какая-то лекарственная настойка.
- Нет, я не могу понять,- вновь завелся он,- Что ж вы молчали как шведский пленный на допросе?!
- Вот еще не хватало мне плакаться Вам в жилетку из-за какой-то царапины,- улыбнулся я.
Джеймс что-то пробубнил себе под нос и накапал на края раны отвар. Кожу немного щипало, но боль будто бы даже начала спадать.
- Меня так трогает ваша забота, Грей.
Он поднял глаза.
- Что?
- …Мне даже уже страшно: вы так заботитесь обо мне, так что вы могли делать с моим телом, пока я был в беспамятстве…
Джеймс аж заикнулся.
- Ч-что?!
Ой не нравится мне его реакция!
- Помнится, когда я очнулся, у меня все тело болело…
- Адмирал!- он отшатнулся,- На что вы, черт возьми… К чему вы клоните?!
- К тому, капитан, что нормальные мужчины врагам кровь тряпочкой не вытирают!
- А будь я женщиной, вас бы все устраивало?!
-Да! Да, черт возьми, Грей!
- Ну простите, вот тут я ничего не могу изменить!
- Одно дело, когда девичьи руки касаются пленного, и совсем другое, когда за это берется мужчина и офицер, тем более не врач, а военный!
Капитан шумно выдохнул и продолжил стирать ошметки крови, опустив глаза.
- Успокоились?
- Да…- Мачту вам в палубу, и когда я разучился пить?
На мгновение в комнате воцарилась тишина.
- Как вы попали на флот?- неожиданно для самого себя спросил я. Странное дело, когда я говорю с ним, мысли удается держать в пределах головы довольно недолго. Постоянно хочется выдать их вслух.
- Хм...- Грей туго перевязывал мое предплечье,- Пожалуй, я оставлю этот вопрос без ответа. Эта история слишком длинная, да и не моя. Если кратко… Я спас Его Высочество от смерти.
В огромное окно пробился первый проблеск света. А вот и утро...
Джеймс закупорил пузырек и поднялся на ноги. Я последовал его примеру. Уже пора возвращаться в камеру, но у меня остались недосказанные слова.
- Грей?
Он переводит взгляд с окна на меня и вопросительно вскидывает брови.
- Пока Вы еще не прогнали меня обратно в клетку,- капитан довольно ухмыляется,- объясните мне, зачем нужен был весь этот цирк с обещанием пощады моих людей в случае, если мы сдадимся? Когда Вы сказали, что если я добровольно сдамся в плен, Вы отпустите флот Франции, в день нашего сражения. Вы казались мне человеком чести, почему на поле брани вы не сдержали слово?
К последнему предложению мне безумно хотелось добавить обращение «подонок». Тот день я никогда ему не прощу. Ублюдок… британский.
Грей рассмеялся. Громко и искренне. Но все тем же дьявольским смехом.
- О чем Вы, Мишель? Вы сами напали на мою команду,- спокойно ответил он.
- Не дурите. Быть может, я и потерял тогда сознание, но на мою память это никак не повлияло!- если он так хочет меня поводить за нос… Не выйдет, щенок.
Капитан вдруг помрачнел и на секунду изменился в лице.
- Хм… Ну раз с памятью у Вас все в порядке, то простите. Не получилось, а жаль,- как-то задумчиво добавил он,- Ваша память не подведет Вас , сами дорогу до камеры найдете?
- Найду,- буркнул я.
- à la guerre comme à la guerre*,- прошептал он. Странно, в голосе британца мне послышалось удивление.
В комнате становилось все светлее. Ну и черт с Вами. Я захватил с собой бутылку рома как компенсацию и ушел, оставив Грея стоять перед погасшей свечой.

*На войне как на войне (фр.)- в значении «все средства хороши».

***

Над волнами Атлантики чернели мачты кораблей. Два великолепных офицера, два заклятых врага, два лучших адмирала Европы впервые встретятся в бою. Шторм и ливень сдирают паруса, в стихийно звериной страсти стараясь порвать канаты. В глазах блондина отразится великолепный британский флот. Его противник силен: держава, со всех сторон окруженная водой, всегда славилась грандиозными морскими победами. Каков Вы в сражениях, господин Джеймс Грей? Как Вы ведете тактику? Адмиралу не раз приходилось слушать байки про Ваши победы. Вы слывете сильным стратегом, так ли это?
Правый, не скрытый повязкой глаз британца, проскользнет по кораблям адмирала д’Арвэна. Они разбиты на две части, примерно пополам. Французы перекинули сюда огромные силы, но все же не превосходящие по численности английские. Знал бы, что отнесутся к битве так серьезно, взял с собой больше кораблей. Хотя, к чему это?..
Время летит, и Мишель уже начинает подозревать засаду – слишком долго тянется это затишье. Ноябрьский ветер треплет взъерошенные волосы. Адмирал отсылает один из трех своих дивизионов ко входу в бухту. Уж если удар будет нанесен со спины, то это не станет неожиданностью. И тут от флотилии его противников отделяются три небольших корабля. Они плывут клином, тот, что в середине, приближается быстрее. За его спиной кто-то начинает готовить пушки. Но адмирал поднимает руку и объявляет:
- Не стрелять.
На кораблях белые флаги. Пришли сдаться до начала боя? Как это не похоже на Вас, Грей. Говорят, вы неустрашимы. Бесстрашны. Или Вам не импонирует количество французских судов? Или это ловушка? Хотя это судно скорее напоминает лодку, чем флагман, ни одной пушки, никакой защиты. Плывет, как еще не разваливается. Первый корабль останавливается в нескольких метрах от носа «Soleil-Royal». Флот д’Арвэна надежно укрывают своды бухты Киберон. Человек сбрасывает якорь и подходит к самому носу судна.
- Адмирал Мишель д’Арвэн!- у говорящего спокойный взгляд, камзол главнокомандующего и штормовой ветер за спиной, что так и норовит сорвать с головы треуголку,- К Вам обращается адмирал Британии Джеймс Роквуд Грей!
Мишель подходит ближе к основанию бушприта.
- Я весь внимание, сударь! Вы пришли сдаться?
- Нет!- разносится над волнами,- Я пришел предложить Вам сделку.
Команда сзади возмущенно шумит, но французу уже интересно. Тылы флота закрыты, глупо ждать засады. Раз уж капитан « Джордж Рояла », одного из лучших королевских судов, в одиночку приплывает к нему на крошечной, ничем не защищенной посудине… Значит дело стоит разговора.
- Говорите, адмирал, мои люди не станут стрелять.
-Хорошо,- Грей улыбается и смахивает с лица капли дождя,- Я предлагаю Вам обмен: Ваша свобода взамен жизней всех моряков на этих кораблях!
Мишель удивленно поднимает плечи. А британец настолько самонадеян. Сдаться без боя? Жизни солдат и матросов?
- Если Вы так уверены в победе, почему бы Вам просто не вернуться к своим людям и не атаковать нас?
- Потому что мне не нужна их смерть!- честно отвечает Джеймс,- Мне нужны лишь Вы как пленник в подарок королю, так зачем лишний раз пачкать руки о чужие оборванные жизни?
Ветер кидает светлые волосы адмирала из стороны в сторону. «Глупец. Мальчишка».
- Нет. Возвращайтесь назад и командуйте о начале боя, Грей!
- Вы застрелите меня в спину.
- Слово офицера, нет. И никто из моей команды этого не сделает. Я убью Вас в честном бою!
- Как скажете.
Маленькое судно отплывает. Два же других не трогаются с места, утыкаясь носами в корабли французов.
- Капитан!- кричит кто-то,- Те два корабля, они без экипажа!
-Что?- не понимает он.
- На них никого нет, ими никто не управляет!- присмотревшись, капитан видит, что штурвал на одном из них подперт доской, а к основанию бушприта привязан обрезанный канат. Будто его тащили за собой на буксире.
Судно Грея добирается до линии построения англичан.
- Такого не может быть! Зачем тогда…- адмирала как волной накрывает дурное предчувствие,- Быстро, все уходите оттуда! Отвести суда от этих двух кораблей! Мы дол…
Два взрыва, один за другим. Яркие вспышки, озаряющие штормовое небо с двух сторон. От ударной волны построение сбивается, корабли стукаются бортами и бьются друг о друга. Крики.
Кареглазый адмирал, глядящий с борта британского «Рояла» на два судна, доверху начинённых бочками пороха, снимает шляпу и прижимает ее к груди. Одними губами, чтобы никто не увидел, шепчет: «Простите…». Со стороны этот жест кажется издевательским, иронично-скорбным.
Треть флота уже не сможет дать сопротивление, корабли повреждены, построение разрушено. Британские флагманы равной колонной надвигаются на ослабший отряд д’Арвэна. Тот наскоро раздает команды, пытаясь спасти остатки флота. Ледяной ветер и хлесткий дождь бьют по щекам, команда путается в приказах, отступление получается каким-то паническим. С такими силами шансов на победу нет совсем, тем более подмога стоит слишком далеко, прикрывает спину… В то время как удар был нанесен в самое сердце.
- Я еще раз предлагаю Вам, адмирал, сдайтесь в плен и никто более не умрет!- голос Грея раскатился по морской глади, «Роял» идет чуть впереди флота. Промокшая фигура Джеймса едва различается сквозь пелену ливня и брызг.
Мишель сжимает кулаки. Была, не была. К дьяволу честь и свободу. Уходите, ребята.
- Я согласен!
Боцман кричит ему что-то, хватает за рукав, но адмирал уже все решил. Он вырывается из его рук и командует подойти к «Джордж Роялу » вплотную. Грей вскидывает руку, запрещая открывать огонь, наблюдает как француз и несколько его матросов перебираются на борт, и подходит к д’Арвэну.
- А вы честный человек. Я отплачу Вам честью за честь.
Разворачивается на пятках, делает несколько шагов к своему помощнику, небрежно бросает ему на ходу: «Отходим, мистер Виллиамс.» и скрывается из виду, пускаясь с палубы.
Ветер завывает так, что его слова не слышны пленным, стоявшим в паре метров от Джеймса. Боцман провожает капитана взглядом, и, удостоверившись, что тот ушел, вытаскивает из-за пояса пистоль. Выстрел пронзает тишину, становясь для англичан командой к нападению.
-В атаку!- выкрикивает Виллиамс и срывается с места.
Адмирал Франции выхватывает свой клинок, защищаясь от удара чьего-то морского кортика и сражение все же начинается.
Когда его с силой ударят по голове плоскостью сабли, он еще успеет увидеть, как Грей выбегает на палубу. Он абсолютно уверен, что последние слова капитана «Рояла» боцману Виллиамсу звучали не иначе, как «Начать атаку.»
А Джеймс точно будет знать, что Мишель все же решил еще побороться вопреки данному слову.

***
Как же надоело просыпаться под гул английской речи, спросонок режущей слух. Я поднялся с кровати и прислушался, стараясь разобрать, по какому поводу собрание матросов на палубе. Люк так и не починили, и все слова я слышал отчетливо, будто разговаривали где-то рядом.
- Господа!
Грей пришел… ну конечно, куда без него. Галдеж мгновенно утих.
- Вам наверняка интересно, зачем я вас собрал. Дело вот в чем: не далее как вчера вечером…
О, как высокопарно обращается к матросам. Совсем с дуба рухнул.
-… я решил, что один из вас достоин чести большей, чем он обладает сейчас. Я хочу спросить у вас,- на палубе воцарилась мертвая тишина ( среди матросов практически невозможное явление)- В день нашего сражения при Кибероне, когда я пленил Мишеля д’Арвэна, кто отдал приказ добить французов?
Голос Грея звучал дерзко и торжественно.
Что? Кто отдал приказ? Мне показалось, что я ослышался. Что, к чертовой матери, тут творится?!
- Я!-радостно ответил ему сиплый бас. Где-то я уже его слышал.
- Мистер Виллиамс! Подойдите ко мне.
Несколько глухих шагов под восхищенный шепот команды.
И вдруг, неожиданно для всех, Грей отвесил ему звонкую пощёчину.
По теням на полу у люка я понял, что от силы удара и неожиданности боцман отшатнулся.
- А теперь слушайте меня, подонок,- ледяной и чуть хриплый голос. Джеймс говорил тихо, но при этом его слышали все без исключения,- Это вам за оскорбление моей чести. Вы нарушили слово данное мной, опозорили меня перед Англией и Францией. Вы обеспечили мне репутацию бесчестного человека, Виллиамс. Можете драться со мной. И пусть вы не благородных кровей, но я скрещу с вами шпаги или стану стреляться. Как вы решите.
Шорох ткани и шлепок. Видимо, Грей кинул ему в лицо перчатку.
- Но это наши с вами личные разногласия. А вот смерть тысяч обманутых матросов, таких же как вы, я или моя команда, просто воюющих за другую страну; ее я оставляю на вашей совести. И пусть Господь будет вам судиею!
- Но я…
- Шпаги или пистоли?-льда в голосе капитана хватит на весь мировой океан.
- Капитан, я не буду драться,-выдыхает боцман.
- Ступайте. За невыполнение приказа во время боя вы проведете трое суток в карцере.
Все встало на свои места. Честь и трусость, обещания и предательство. Как по нотам. Я встал с кровати и почувствовал, как к голове накатывает приближавшееся похмелье. Ну нет уж, мне еще нужно сегодня поговорить с капитаном. Я выпил положенный мне стакан ледяной воды, обнаружившийся все так же на полу, и прилег обратно, наблюдая, как за иллюминатором гаснет солнце.

продолжение следует...

@темы: рассказы, проза, Творческая лаборатория писателя

---

[vitasov79]

в случае упоминания в художественных текстах имен реально существующих публичных персон необходимо писать соответствующий дисклеймер. удалено.

@темы: проза

---

[Кипер Брагисдоттир]

Название: Ловцы Снов
Автор: Кипер Дарк
Жанр: рассказ

Его комната увешана ловцами снов – чтобы поймать их все. Несколько штук висит даже в коридоре и на кухне – очень важно, чтобы не ускользнул ни один. Сны ведь быстры, словно стрекозы, и легки, как дуновение ветерка – так и норовят выскользнуть, оставаясь незамеченными.
Утро входит в квартиру мягкой кошачьей поступью. Он просыпается и ещё некоторое время лежит, не двигаясь, прислушивается к ощущениям и собственному хрипловатому дыханию. Потом встаёт, одевается, умывается, застилает постель – не торопясь, сознательно растягивая приятное волнующее ожидание.
О себе и своих потребностях напоминает кошка. Трётся об ноги, заглядывая в глаза, тихо мяукает. Он насыпает ей корм, меняет воду в блюдечке и лишь потом варит кофе себе. Кофеварка электрическая и напиток из неё получается невкусным – зато много и он всё время горячий. Ему некогда постоянно торчать у плиты.
Потом приходит время ловцов. Он обходит их все. Аккуратно, чтобы не повредить, вынимает запутавшиеся замершие сны, внимательно их рассматривает. Иногда счастливо улыбается, иногда морщится или зябко передёргивает плечами. Далее бережно расправляет их, словно хрупкие крылья мёртвых бабочек, укладывает в специальные, им самим сконструированные коробочки с прозрачной крышкой и подписывает этикетки – номер, дата и прочее. После этого, выпив ещё одну чашку кофе, педантично вносит каждый сон в каталоги: по дате, по жанру, по сериям – всё должно быть, как надо, в полном и идеальном порядке, поэтому каталог не один. Самый большой из них похож на средневековый фолиант в кожаной обложке и с застёжками из позеленевшей меди. Туда он своим мелким округлым почерком записывает все сны, пойманные сегодня. Другие записные книжки и тетради предназначены для разных жанров и тематик.
В одной тетради (в твёрдой клетчатой обложке, купленная в канцелярском магазине) записаны самые обычные, ничем не примечательные сны – о местах, событиях и ощущениях, которые не отзываются в его душе. Блокнот, оформленный в стиле стимпанк, содержит записи о приснившихся других мирах – таинственных и странных, заселённых магами и эльфами, рыцарями и прекрасными дамами, говорящими деревьями, аморфными жителями других галактик или кем-нибудь ещё. О мирах, которые он хотел бы посетить и наяву, если бы это было возможно.
В следующем каталоге (книга в чёрной кожаной обложке, на которой выжжен непонятный символ) почерк не такой аккуратный, как в предыдущих. Он записывает сюда свои кошмары и всегда старается справиться побыстрее – иначе пережитые ночные страхи обступают его, заставляют холодеть сердце, сдавливают грудь и утрудняют дыхание. Для таких случаев на столе всегда лежит ингалятор, и он тщательно следит за тем, чтобы тот не оказался пустым.
Кошмары его разнообразны – чёрная фигура с острым сверкающим лезвием, лужи крови, искромсанные части тел, огромные крысы без кожи и с пылающими ненавистью глазами, пожирающие всё на своём пути, жуткие бледные существа с оскаленными клыками и провалами пустых глазниц, его собственное безжизненное тело, утыканное катетерами и опутанное трубками капельниц. Но самый частый и самый страшный сон – это лабиринт. Он бесконечно блуждает в его коридорах, ища кого-то, но так и не находит. Высокие, серые и мягкие, словно из ваты, стены сжимаются вокруг, проникают в него, он пытается кричать, позвать на помощь, но может издать разве что слабый писк, который тут же глушится, впитываясь в стены. Просыпаясь, он задыхается, судорожно ищет под подушкой «ночной» ингалятор, делает несколько глубоких вдохов – и лишь потом, придя в себя, замечает влажную от пота постель, сброшенное одеяло и кошку, которая сидит в ногах, испытывающе глядя на него, и нервно поводит хвостом из стороны в сторону.
Когда он захлопывает чёрный каталог, в комнате становится светлее – и тогда он берёт в руки последнюю записную книжку. Она совсем не похожа на предыдущие. Обложка оклеена нежно-голубым, словно весеннее небо, бархатом, а на форзаце изображён луг с цветочками, птичками, бабочками и множеством других насекомых. Особенно ему нравится божья коровка, выглядывающая из колокольчика. Ему, тогда ещё двадцатичетырёхлетнему парню, было неловко покупать такую тетрадь, но устоять он не смог. «Это младшей сестрёнке», – зачем-то объяснил он продавцу, расплачиваясь, а тот сонно кивнул. Продавцу было всё равно и хотелось курить, а не стоять за прилавком магазина, торгуя всякими мелочами.
Небесно-голубая книга предназначена для самых приятных, самых дорогих сердцу снов. Снов о Ней – его любимой, его единственной радости. Любимая каждый раз снится по-разному – то девочкой лет пяти, то молодой девушкой его возраста, то зрелой женщиной. Выглядеть любимая тоже может по-разному (цвет глаз, цвет и длина волос, улыбка и фигура) – но каждый раз он узнаёт: это именно она. Он может улыбаться, глядя на то, как девочка в платьице с кружевным воротничком играет куклой или прыгает на скакалке. Может чувствовать себя понятым и защищённым, если рядом женщина. Но счастливым он бывает лишь тогда, когда в сны приходит девушка. С ней легко и спокойно – и после пробуждения у него на весь день остаётся ощущение счастья.
Сделана последняя запись, выпита ещё одна чашка кофе. В его жизнь возвращается обыденность – шорохом шин по асфальту, гудением клаксонов, пьяными перебранками соседей-отбросов, шепотками бдительных старух, обосновавшихся на лавочке просто под его окном, воплями подростков, играющих в теннис на корте во дворе, плачем грудного ребёнка из квартиры сверху, всем остальным, что означает: мир всё ещё существует и он повсюду. Повсюду, кроме этой квартиры, потому что уж сюда миру не сунуться, если не считать звуков.
Сны уступают место быту. Он готовит завтрак (или скорее обед, если посмотреть на часы), без аппетита ест, моет посуду, чистит кошачий лоток, чувствуя на себе внимательный взгляд кошки. Правду сказать, кошка рядом всегда, чем бы он ни занимался. И всегда смотрит, смотрит… И ведёт себя так, словно постоянно настороже, будто каждую секунду готова сорваться с места. Сначала это немного раздражало, теперь почему-то успокаивает.
Потом самая неприятная часть дня – нужно выйти из дома. Причин множество: оплатить счета, заполнить холодильник продуктами, зайти в аптеку, в банк или на почту – но выходить приходится ежедневно. С некоторых пор к списку прибавился ещё один пункт – после того, как участились и усилились приступы астмы, он должен каждую неделю наблюдаться у врача. Толку от этого никакого, даже лекарства он принимает те же, что и раньше, но всё равно каждый вторник посещает этот осточертевший, сияющий стерильностью кабинет. Не хотелось бы однажды умереть от удушья, так и не дожив до тридцати.
Пыльные улицы, транспорт, извергающий вонь выхлопных газов, и шумные суетливые люди очень утомляют. Домой он возвращается совсем уставшим и ослабевшим, запирается в своей полутёмной уютной крепости, где легонько покачиваются, ожидая ночи, бесчисленные ловцы снов.
Он тоже ждёт ночи, но ещё нужно скоротать несколько часов. Он педантично занимается своими делами под пристальным взглядом кошки – подметает, моет полы во всей квартире, готовит ужин себе и кошке (более основательный, чем обед), ест, почти не ощущая вкуса, как и всегда, убирает за собой. Потом садится в кресло (кошка лежит на подлокотнике или взбирается на спинку), читает какую-нибудь книгу или смотрит фильм – один из тех, что показывают телевизионные каналы, или скачанный из интернета. Иногда звонит мать. Разговор включает её расспросы, вызывающие раздражение (Как он себя чувствует? Был ли сегодня приступ? Не забывает ли поесть? Не закончились ли деньги?), и его односложные ответы.
Время тянется долго. Ожидание становится невыносимым. Он поднимается, делает несколько шагов по комнате, проводит пальцами по пёрышкам и бусинам ловцов, улыбается. Люди странные. Думают, что ловцы снов нужны лишь для того, чтобы задерживать ночные кошмары. Но он-то знает… Может, один на целом свете знает, для чего нужны эти паутинки. Знает с тех самых пор, когда сделал свой первый ловец. Сколько ему тогда было? Десять? Чуть больше?
Бабушка, с которой он жил, сказала: «А что это смастерил мой внучек? Такая красивая вещица!» Он не знал, что это, но поделка и ему понравилась, поэтому он подвесил её к потолку рядом с кроватью. В ту же ночь ему приснился прекрасный, полный ярких красок и эмоций сон, а наутро, проснувшись, в переплетении ниточек ловца он нашёл его, похожего на перламутровые крылышки стрекозы. Он не догадался сохранить его, но ловцы уже вошли в его жизнь.
Со временем снов стало больше, ловцов тоже. По утрам он рассматривал прозрачные разноцветные крылышки, которые блёстками рассыпались в его неумелых пальцах. Лишь через много лет он научился сохранять их и догадался делать записи. С тех пор сны стали одной из важнейших составляющих его жизни.
И такая жизнь его устраивала. Слишком спокойный и слишком замкнутый, он не нуждался в общении со сверстниками. Здоровье не позволяло ему заниматься спортом или вести активный способ жизни. Он исправно посещал занятия в институте, но всё свободное время проводил дома. После смерти бабушки остался один в её квартире, хоть мать и уговаривала жить вместе со всей семьёй.
Тряхнув головой, он отгоняет прочь воспоминания. Ночь уже близка. Что приснится сегодня? Какой улов он соберёт утром?
Перед сном он часто просматривает свои записи из стимпанковского блокнота, ещё чаще – из небесно-голубой тетради. В ней сохранены все встречи с любимой и, читая, так легко снова погрузиться в тёплую атмосферу нежности и душевного покоя. Прогулки по вечернему городу. Ласковые прикосновения тёплых ладоней. Прогулки под дождём. Кофе в крошечной кофейне на три столика. Долгие беседы обо всём на свете. Просмотр какого-то фильма по телевизору – он лежит головой на её коленях, а она перебирает его волосы. Ужин на кухне. Мягкий голос, рассказывающий сказку. Сон в её объятиях. Поцелуи – лёгкие, нежные, сладкие поцелуи, когда губы не хотят отрываться от других губ.
Когда-то в его жизни было что-то похожее. Девушка… Он уже не помнит её лица и никогда не вспомнит имени. Они встречались около полугода, и месяц с небольшим она жила с ним, в этой квартире. Всё было очень похоже – прогулки, завтраки и ужины, поцелуи и сон в объятиях друг у друга после пылкого секса. Она умела быть нежной и заботливой, готовила, убирала. Иронично относилась к его снам, но никогда не настаивала, чтобы он снял ловцы. Он уже подумывал над тем, чтобы жениться на ней, и хотел познакомить с семьёй.
Но она ушла. Однажды утром с ним случился сильнейший приступ – губы посинели, он хрипел, старался захватить хотя бы глоток воздуха, пытался разорвать грудь, чтобы хоть чуточку кислорода попало в измученные горящие лёгкие. Она вызвала скорую, его забрали в больницу.
Она пришла через несколько дней, когда ему стало легче. Постояла, молча смотря на него, сказала «Прости», поцеловала в щеку и вышла из палаты.
В первую ночь, когда он вернулся домой из больницы, ему приснилась она – не та девушка без лица и имени, а его любимая. С той самой ночи он знает, что больше никогда не будет одинок.
Ночь опускается на город, укрывает тёмным покрывалом квартиру. Он расстилает постель, раздевается, ложится, нащупывая под подушкой ингалятор. Кошка устраивается в ногах, сворачиваясь клубком. Для него наступает самое страшное время суток. Он старается думать только о ней, представляет, что любимая совсем рядом, что стоит только протянуть руку… Но перед глазами встают видения из кошмаров, в любом, даже самом тихом, шорохе слышатся стоны и жуткие голоса бледных безглазых существ, а воздух сгущается, превращаясь в войлочные стены бесконечного лабиринта.
Он весь сжимается, подтягивает колени к груди, рука крепко держит ингалятор – лишь бы успеть, когда отберут воздух. Но в одно из мгновений тьма, объявшая его, отступает, ночь вспыхивает цветными дрожащими блёстками – это прилетают сны, похожие на крошечных перламутровых стрекоз.
Тело расслабляется, на губах появляется лёгкая полуулыбка. Он засыпает.
Завтра будет новый день.

---

[polina-kolpakova]

Название: Твое сердце
Жанр: Стихи
Автор: Полина Колпакова

Вот бы сегодня за ужином
Небо на нас обрушилось
Россыпью звездного перца...
Дай покорить твое сердце!
Сердце твое заходится,
Все остальное – вторично.
Вечер мускатно-коричный
Можно зачерпывать ложкой.
Видел ли ты, как охотятся
Сильные дикие кошки?
Я
выхожу
на охоту.
Это игра не по нотам,
И для кого-то не круто;
Ах, как следы ты запутал!
Боже мой, как неумело...
Я не хочу твое тело.
Хитрых следов не нарушу.
Я не хочу твою душу,
Сверхосторожную, птичью,
Ты не считал себя дичью,
Но я
выхожу
на охоту.
Вечер пьянящий и влажный,
Все остальное – не важно.
Я расскажу тебе кто ты:
Цель моего кругозора,
Место, не ставшее лобным,
Кровь в твоих венах подобна
Пряному соку женьшеня.
Ты – середина любого узора,
Ты – сердцевина мишени.
В серых глазах твоих древних
Пляшут веселые луны.
Съежится, скрутится время,
Лопнут незримые струны
С визгом под три мегагерца,
Вспыхнет огонь между нами,
Вытяну лапу с когтями
И поражу
тебя
в сердце.

@темы: стихи

---

[consolo]

Название: Оплошность на свидании
Жанр: миниатюра, пародия
Автор: consolo
От автора: когда же браться за ум и взрослеть, как не сейчас и не здесь? Ведь совершенно очевидно, чем заняты дамы постарше меня! Пора и мне примкнуть к числу благоразумных и читаемых матрон: начну писать романтические истории о страстном увлечении, об эротическом мареве, так неожиданно обрывающемся в самом зените.


Он не чуял ног под собой с самого утра. Целый год он ждал этого момента, проверял, мучился подозрениями, готов был даже, если бы мог, лежать в засаде. Лишь бы это точно была Она. Та, о которой Он мечтал бессонными ночами, когда, просыпаясь, почти видел ее перед собой, почти осязал ее спину, прелестный локон волос, выбившийся из пучка на затылке. В свете лампы она сидела на стуле прямо перед ним и листала тетрадь, иногда же в задумчивости склоняла прелестную голову на грудь, едва прикрытую пеньюаром - и тогда из ее руки, испачканной чернилами, выпадало гусиное пёрышко. Часто за одиноким холостяцким завтраком Она, женщина из мечты, присоединялась к нему - растрёпанная и заспанная, потирая кулаком раскрасневшуюся щёку, она с неловкостью подростка путалась в халате, перенося ноутбук с места на место.
И сегодня Он увидит Её. Время встречи изменить... не удастся. Чем ближе сладкий миг знакомства, тем чаще Ему казалось, что те видения - правда. Всё правда; да как же иначе могло быть? Она без него поступала так, как он мечтал, всегда. Пускай у себя, пускай он не знает точно, как, но делала что-то похожее, такая желанная и недосягаемая, что еще больше возбуждало его.
Явившись на встречу пораньше, он занял самый лучший столик для двоих в кафешке с надписью "Wi-Fi" на двери. Розетка, диванчик, широкая поверхность пустого стола - это для неё, единственной и любимой; пусть она войдёт, поправляя на носу очки, пусть неуклюже протиснется к нему и сразу же приступит... к любимому делу.Всё, что она ни делала за последний год их виртуального знакомства, может вызвать в нём лишь дрожь восхищения: смешивая благоговение и нестерпимое желание быть причастным к ее жизни, он погрузит ложечку в ее латте и невзначай коснется ее голого локотка. Она поблагодарит, даже не оборачиваясь... и продолжит писать.
Конечно, она ни на минуту не прекратит, даже ради свидания с ним, творить эти волнующие истории о женщинах и мужчинах, об истинных чувствах, которые полыхают ярко, как свечи, и так же стремительно гаснут. И, конечно, если вдруг не будет сети, он любезно предложит ей заготовленный модем 3G, он взял его на свидание с такой же уверенностью, с какой взял бы бумажник. Он хотел принести и свой ноутбук, но счел это лишней перестраховкой. Нет, нет и ещё раз нет! У плодовитой писательницы всегда всё под рукой. Из кафе они плавно переместятся в парк, где он будет наблюдать, как закатное солнце играет на ее длинных волосах, уже давно нечесанных. Тогда он вынет из кармана гребешок и ласково, как играющий ветерок, коснется ее волос. А она, не отвлекаясь, поправит локон - и пальцы их рук сплетутся, повинуясь его воле...
Он так замечтался, что очнулся лишь тогда, когда женский голос вырвал его из глубокой задумчивости.
- Простите, ведь вы - Виктор?
Она стояла перед ним и улыбалась. Она была выше ростом и моложе, чем Он ожидал, но это не главное. Самым шокирующим было то, что при ней была маленькая сумочка. И всё! да после такого черт бы побрал ее прическу, ногти, макияж, упругие груди, призывно покачивавшиеся под тонкой блузкой. Виктор вскочил с места и сразу понял, что она тоже догадалась, в чем просчиталась.
- Виктор, я...
Она промямлила ещё что-то, а в голове у Виктора, поклонявшегося Женщине Пишущей, а потому чувственной и мудрой, звучал единственный совет Его Богини на этот случай: не быть брошенным, а бросить ее первым. Чтоб не разочароваться ещё больше - прекратить всё немедленно!
Он резко развернулся и направился прочь из кафе.
- Куда же вы?..
Он ее уже почти не слышал. Через плечо он бросил последний взгляд на эту жалкую женщину. В ее проклятой сумочке не уместился бы даже телефон с qwerty-клавиатурой. Ради порока она предала искусство!
- Ты всё равно не поймёшь. Я любил тебя, а теперь все кончено. Прощай!
- Вот так вот страсть поклонника к романтической писательнице погубила любовь мужчины и к женщине, а ведь всё у них могло сложиться очень и очень хорошо.

@темы: проза

---

[Candlelighter]

Название: Первая запись новой жизни
Автор:  Candlelighter
Жанр: очерк
От автора: Как здорово бы было, ложась спать, видеть продолжение предыдущего сна.

Запись от 5 мая 20** года

Думаю, немногие задумываются над тем, какие сны видят их друзья или просто знакомые. Мало ли у кого какая больная фантазия! Ведь что такое сон? Побочный эффект от обработки полученной информации, не более.
Я лежал на кровати, рассказывая диктофону о неслучившихся событиях прошлой ночи. Да, я записываю сны, чтобы потом сделать из них рассказы. Лелея грезы о своем прекрасном будущем известного писателя, я уже написал триста сорок семь рассказов. Воображения для собственных сочинений мне не хватает, поэтому я использую плоды своего подсознания. Не пропадать же сюжетам!
Написать-то написал, да вот только никто их пока не читал. Если посмотреть на мою жизнь с позиции безучастного наблюдателя, продающего газеты напротив моего дома, я – наискучнейшее существо в мире. Каждый день ровно в 7:05 я просыпаюсь без будильника, минут пятнадцать трачу на запись увиденного сна и иду в душ. После - неспешный завтрак, меню которого не менялось вот уже семь с половиной лет - два теплых тоста из белого хлеба – один с сыром Эмменталь и ветчиной, другой – с яблочным джемом и черный чай из пакетика. Джем, как и варенье, я ем только яблочный. И он непременно должен быть желеобразным. А на упаковке должна красоваться надпись «Без консервантов». Никогда ей не верил, но все равно так спокойнее.
Каждый будний день я, в сером костюме и черном плаще, сливаюсь с толпой угрюмых пассажиров метро в таких же черных плащах.
Работаю в офисе компании, занимающейся производством бумаги низкого качества, которую покупают только из-за такой же низкой цены. Выполняю я скучнейшую работу, которая в общем-то никому не приносит пользы.
Кроме всего прочего я – ужасный нытик, и могу описывать свою жизнь еще страниц двадцать, но делать этого не буду.
Это вполне логично, что человек вроде меня, ничем не выделяющийся и отодвинутый на второй план в реальной жизни, и во сне будет играть только второстепенных персонажей. В моих снах я бывал и оруженосцем храброго рыцаря, и помощником известного шеф-повара. Хотя сейчас я немного порисовался. На самом деле это было всего единожды. Как правило, свои сны я смотрю глазами бакалейщика, дворника или официанта. Главные герои даже меня не замечают, не то чтобы заговорить… Раньше я думал, что так и надо, но, расспросив людей, понял, что большинство в событиях своих снов принимают активное участие. Они ощущают, что находятся в гуще событий, в то время как я всегда чувствовал себя обособленно. Даже в собственном сне!
Однажды в моем сне главным героем был писатель-фантаст. Помню, тогда мне особенно повезло: я был голубем и сидел на крыше весь сон. Там было ветрено, но зато, какой вид! Так вот наблюдая за работой этого трудоголика, я вдруг решил тоже попробовать что-нибудь написать. Благо был выходной, и я просидел за своим рабочим столом весь день, но так ничего и не придумал. Той же ночью я был гардеробщиком в театре и наблюдал за работой сыщика, который перед моим пробуждением раскрыл громкое дело об убийстве известной артистки. Следующим утром сделал первую запись своего сна, а вечером переписал ее в рассказ, который потом несколько раз переписывал. Проблема была в том, что во сне я видел только часть работы сыщика, ведь мне было не положено покидать свое рабочее место, и большую часть времени я раздавал одежду и номерки приходящим и уходящим гостям. Основную часть информации я получил от уборщицы Виты, которая пересеклась с сыщиком целых три раза (я видел его лишь единожды) и даже принесла ему ведро воды. Любопытная бабка старательно следовала за ним в надежде узнать как можно больше интересных подробностей, чтобы было потом о чем рассказать подружкам-сплетницам, в ряды которых она записала и меня.
Так появилось триста сорок семь рассказов. Увидел сон, записал, обработал. Если цифры 3, 4 и 7 сложить, получится 14. А четыре плюс 1 – пять. Хорошее число.
Я решил отправить один из рассказов в редакцию. Вообще этого так бы и не случилось, если бы мне не сказали, что меня уволят, когда в наш отдел переведут работников из бухгалтерии. Хорошо, что предупредили заранее. Было время поискать новую работу и разочароваться в жизни. Напившись, я сдуру отправил свою работу в один журнал, и вчера получил ответ.
А вместе с ответом и новую профессию. И завел дневник, в котором, скорее всего не сделаю больше ни одной записи, но это не важно. Главное, это то, что сегодня я был главным героем своего сна.

---

Независимость

[демодок]

Название: «Независимость»
Автор: я, Александр Рубан
Бета (если есть): нетути, я сам.
Жанр: эссе
Возрастные ограничения (если таковые необходимы на Ваш взгляд): не старше 92 лет.
От автора (если Вы что-то хотите сказать читателям перед прочтением): читайте, чё написано...


Судьба отняла у него всё, кроме таланта.
Он независим — это главное. Главное для не­го самого. Он ни от кого не зависим. Он — хозяин своей жизни, а если случится, то и не только своей. Так он понимает себя. Вполне искренне понимает.
На самом же деле он — зависим, внушаем и подневолен. Внешнюю (не свою) волю он осмысляет и внушает себе самому как свою собственную. Он — изумительный, талантливый актёр.
Лучше всех прочих ролей ему удаются роли больших начальников. Он умеет, всего лишь двинув бровью, изобразить непреложный приказ. И пользуется этим умением.
Но не на сцене он играет эти роли. Вот в чём всё дело. И — не по своему желанию он их играет: теперь у него нет своих желаний. Теперь у него есть хозяин (или хозяйка? — не суть ва­жно).
Он — актёр, играющий то, что ему предписано... или позволено.
Актёр, играющий гениально...
Он похоронил жену и дочь (трагические обстоятельства, от него самого не зависевшие) и вновь женился. У него новая семья. И его новая жена — его режиссёр, а он — исполнитель главной роли в своей судьбе.
Исполнитель. Не автор и не режиссёр — исполнитель. Зато — главной роли...

---

"Утерянный рай" - сага о последнем советском поколении.

[dnevnikon]

реклама, не согласовано, удалено модератором

---

[Кипер Брагисдоттир]

Название: Маяк
Автор: Кипер Дарк
Жанр: рассказ

Островок этот совсем крошечный – может даже, самый крошечный, самый непримечательный из всех сотен тысяч островов, которые есть в мире. Это всего лишь сплошные камни, углы которых сглажены временем и отполированы волнами. Кое-где из камней торчат жалкие чахлые кустики, неизвестно как выросшие и выживающие здесь. Появление листьев на них знаменует приход новой весны, а цветов и, тем более, плодов не бывает вовсе. Воздух здесь насыщен запахом соли и водорослей.
Существование острова оправдано разве тем, что на нём стоит маяк – высокая каменная башня, сужающаяся кверху и увенчанная узким балкончиком-парапетом. Фундамент маяка занимает почти всю площадь острова. Когда во время отлива море отступает, то между стеной и кромкой воды появляется суша – целых десять шагов в ширину. Если вдуматься, это очень много, особенно учитывая то, что вокруг только море и небо. Когда же вода прибывает, она скрывает камни и подступает к самой двери, ведущей вовнутрь маяка.
При маяке живёт Смотритель – как и положено каждому маяку. Это обычный, так же, как и остров, ничем не примечательный человечек, один из тех, кто остаётся незаметным в любой компании. С виду ему можно дать и сорок лет, и все семьдесят – сутулая фигура, слезящиеся от постоянного ветра глаза, бронзовая кожа, продубленная солнцем и солёной водой.
Каждый раз, когда наступают сумерки, он поднимается по бесчисленным ступенькам на самый верх, чтобы зажечь фонарь. Каждое утро повторяет подъём, чтобы погасить огни. От постоянной сырости Смотрителя донимают ревматические боли, а суставы его поражены артритом – поэтому при каждом восхождении ему кажется, что ступеней стало больше на добрый десяток и они ещё круче, чем раньше.
Дома у Смотрителя нет, он живёт в самом маяке и считает, что так и надо – всё время находиться на месте, будто на страже. Впрочем, сторожить не от кого, да и нечего – из личного имущества у него только одежда, которая и так постоянно на нём, старый прохудившийся матрац, набитый сухими водорослями, и такое же старое прохудившееся одеяло. Ещё есть лодка, которую он привязывает к гвоздю, забитому в косяк двери, две удочки с ржавыми крючками и бочонок с солью, которой осталось уже совсем немного.
Кроме этого нехитрого человечьего скарба, здесь ещё хранится кровь маяка: масло в большущих железных бочках, которое по ночам питает его сердце – огонь внутри старинного фонаря. И каждый вечер старый Смотритель поднимается на тысячу ступеней, чтобы зажечь сигнальный огонь, с трудом переставляет ноги, которые ноют так сильно, а ржавая жестянка с маслом дрожит в руках, искореженных болезнью. И каждое утро, кряхтя от усилий, поднимается снова – ступенек уже тысяча десять и каждая из них выше, чем раньше, – чтобы продлить жизнь маяка. Ведь маяк – это единственное, что у него есть. Как и он у маяка – один на целом свете.
Всё остальное время Смотритель предоставлен сам себе. В отлив он выходит на берег и собирает всё, что принесло море – ракушки, пустые оболочки морских ежей, отломанные веточки кораллов, принесённые течением из более тёплых морей. Переворачивает кучи водорослей, издающих резкий запах йода – когда они высохнут, можно разжечь небольшой огонёк и приготовить простенькую еду. Море любит его и каждый день оставляет на берегу одну-две полуживые рыбёшки. Если посолить и немножко обжарить на огне, получается хороший обед. Много еды ему не надо.
Раньше он частенько выходил в море на лодке, чтобы порыбачить, но теперь сил для этого маловато, а несколько лун назад вода утащила оба весла, одно из которых было, к тому же, сломанным. Теперь лодка лежит на камнях, как мёртвая, и только во время прилива ненадолго оживает, покачиваясь на волнах. Это грустно, поэтому Смотритель иногда ласково проводит огрубевшей ладонью по корме старого мёртвого друга.
Ещё обязательно нужно собрать пресную воду из старых жестянок. Дождь или роса – они кажутся ему такими же солёными, как море или слёзы, вызванные ветром. Он и сам просолился насквозь. Часы, оставшиеся до сумерек, он заполняет тем, что по-новому перекладывает гальку на острове.
Во сне, как и в пище, он почти не нуждается – поэтому по ночам, а также во время прилива, когда море прячет под собой берег, Смотритель сидит на пороге, зябко кутаясь в ветхий брезентовый дождевик, который вовсе не согревает, и смотрит вдаль невидящим взглядом. Звёзды его давно уже не трогают – они маленькие, глупые и бессмысленные, не то что огонь его маяка. Луна глупа так же, как и звёзды. Солнце жестоко. Перелётные маршруты птиц пролегают далеко отсюда. И больше не осталось надежды увидеть на горизонте белоснежный квадратик паруса или сигнальные огни на мачте.
Дни текут бесконечной чередой. Всё труднее Смотрителю преодолевать тысячи ступеней, чтобы зажечь сердце маяка. Всё чаще он бессильно опирается об стену на верхней площадке, глотая насыщенный солью и влагой воздух, чувствуя, как обрывком парусины трепещет его собственное сердце. Тело его слабо, но дух не сломлен. Он давно уже решил для себя, что когда-нибудь поднимется сюда в последний раз – а уж сил на один-то последний шаг ему точно хватит.

***
- Папа, смотри, маяк, – говорит пятнадцатилетний юнга капитану.
- Ерунда, нет тут никакого маяка.
- Но вот же он, светится! Неужели ты не видишь? – дёргает рукав отцовского кителя мальчик.
- Опять тебя боцман ромом угощал? – мрачнеет капитан. – Выпорю, слышишь? И тебя, и боцмана. А маяка нет и не было, запомни это.

***
- Так есть он или нет? – тревожно заглядывает в глаза боцмана мальчик.
- Возьми-ка, глотни, – протягивает ему стакан с ромом старик.
- Нельзя. Отец сказал – выпорет.
- Не выпорет, – потирает усталые глаза боцман. – Он сейчас и сам напивается у себя на мостике.
Мальчик берёт стакан и делает небольшой глоток. Внутренности обжигает жидкий огонь, но тревога не уходит.
- Ведь есть? – почти умоляет он.
- Нет, – говорит моряк. – Уже лет двести прошло с того дня, когда он рухнул, а может, и все пятьсот. Море поднялось и подмыло фундамент. Выпей ещё.
Юнга послушно делает ещё один глоток. Голова кружится.
- Что это был за маяк? Зачем? Здесь нет мелей и подводных скал.
- Но есть легенда, – старик обнимает мальчика за плечи. – Один человек отказался от всего мира, продал всё своё имущество и на вырученные средства построил этот маяк. Неизвестно, для кого он зажигал огонь, неизвестно, чего ждал. Состарился, так и не дождавшись. Когда он умер, над маяком кружился одинокий скорбный альбатрос. И море поднялось, и забрало к себе Смотрителя вместе с маяком.
- Я вижу огонь.
- И я вижу. И капитан видит, – голос старого моряка вздрагивает. – Легенда гласит, что этот огонь видят те, чью жизнь рано или поздно заберёт море.

---

[polina-kolpakova]

Название: Изобилие
Автор: Полина Колпакова
Жанр: повесть (начало)

Начало моей повести " Изобилие"

Когда молодой капитан «Змееглавого» Тодо Длинный сошел на пристани в Димекрах, простые матросы, желтолицые, как все жители Великих Островов, долго пожимали плечами, напоминая обезьян, обитавших на тех же Великих островах. И зачем ему только понадобилось останавливаться в Демекрах? Пройдет всего пять-шесть суток и из яиц, ящики с которыми переполняют трюм, выйдут змеи-охранительницы, что тогда прикажешь делать? Расползутся по всему кораблю, ведь известно же, что змее охранительнице нельзя преграждать путь. Как их потом соберешь, как продашь?
Так думал один из матросов, с лицом, словно бы натертым шафраном. Эдак, «Змееглавый» никогда не доставит свой товар, если змеи будут ползать по палубе и висеть на снастях. Видать очень важное дело у капитана в Димекрах.

Матрос с обезьяньей ловкостью влез на наблюдательную площадку, чтоб посмотреть, куда направится Тодо, чей синий плащ все еще мелькал в портовой толпе, но подошедшая к «Змееглавому» шлюпка с молодыми женщинами в нескромных одеждах отвлекла его, и он отправился помогать им подняться на палубу, по дороге прикидывая, хватит ли у него денег сторговаться хоть с самой некрасивой из них.

Тодо несколько ошалел от того, как вырос город, каким шумным и многолюдным он стал. Дерзко развеваются пестрые полотна, расстилаются веселые ковры перед знатными гостями, сходящими с кораблей в окружении охраны и слуг. Вот засвистели флейты и закружились плясуны, взметая шелковые одежды, вот полунагие атлеты, подпоясанные алыми и золотыми кушаками, вертят над головой медные гири, описывающие в воздухе гудящие золотые круги. На многолюдных площадках у пристани шарлатаны и фокусники торгуют позолоченными цветами и орешками от болезней и дурного глаза, в пыли у харчевен кувыркаются шуты, оглушительно трубит слон, не желающий подчиняться руке укротителя. Водоносы и торговцы сладостями с поклоном подходят к молодым чернокожим рабыням, а те оглядываются на своего хозяина – не побалует ли? Мудрецы и предсказатели проворно снуют между толпами, обещают за монетку открыть ту или иную тайну мироздания, какую будет угодно господину.
Вот в середину толпы врезаются всадники в крашеных латах. На головах лошадей трепещут длинные перья, узорчатые чепраки сверкают серебряной чешуей, мягко светятся жемчуга, сердито вспыхивают самоцветные камни, мечи и щиты горят голубоватым сиянием в лучах солнца. Где-то трубно голосит продавец дынь, так, что слышно на несколько кварталов, словно он - полководец, ободряющий свою армию.
А над всем этим – ослепительная громада Священного Конуса с высеченными на нем стихами из вечных книг, и в тени его – безмолвные изваяния трех великих богинь, чьи головы увиты золотыми змеями и чьи каменные ноги никогда не просыхают от крови жертвенных быков и верблюдов.

В ушах капитана еще долго раздавалось оглушительное хлопанье огромных флагов всех городов Империи, вопли торговок, бряцанье и позвякивание бляшек на сбруях лошадей и верблюдов. Быстро минуя все соблазны торговой площади, он отправился прямиком в Богатый Квартал, выискивая особняк из желтого камня с фигурами баранов у ворот, такой, как мать ему описала. Отыскав его наконец, Тодо встал в тени под платаном, пытаясь унять неистово забившееся сердце. Темнокожий привратник в яркой короткой курточке уже заметил долговязого молодого человека с загорелым лицом, мгновенно оценил его богатую одежду и капитанский плащ, и теперь направлялся к нему, нацепив самую доброжелательную улыбку.
- Что угодно господину?
- Я Тодо из Карилл, капитан «Змееглавого», меня еще знают как Длинного Тодо. Проведи меня к хозяину дома.
- Господин Абата ненадолго отлучился, но вы можете подождать его, отдыхая в саду, господин Тодо. Нигде в Димекрах вы больше не найдете таких роскошнейших ирисов, как...
- Как ты сказал, Абата?
- Совершенно верно - господин Абата.
- Давно ли ему принадлежит этот дом?
Слуга поглядел на Тодо подозрительно и ответил важно:
- Да уж подольше двадцати лет будет.
Тодо явно не ожидал этого услышать, лицо его побледнело, темные глаза зажглись странным блеском. Он приблизился к слуге вплотную, и положил ему руку на плечо.
- Я разыскиваю прежнего владельца, его зовут Рафаль Эбо. Знаком ли тебе этот человек? Я мог бы дождаться твоего хозяина, и сам потолковать с ним, но у меня совсем нет времени, понимаешь?
Пока слуга собирался с мыслями, Тодо осенило и он протянул привратнику серебряную монету.
- О, щедрый капитан! Да ведет тебя змея-охранительница за...
- Ведет-ведет, говори, знаешь такого?
- К моему несчастью, я в те времена еще служил у старого хозяина в доме у Светлых Ворот, и не имел чести знать, кто тут жил до господина Абаты. Но, это имя – Рафаль Эбо – кажется мне знакомым...
- Поможешь мне его найти, получишь золотой.
- Э... я...
-Три золотых!
- Ты щедр, как ливень в сухую пору, и я очень хочу помочь тебе. Иди в сторону Круглой Площади и в трех кварталах отсюда тебе встретится харчевня «Шесть Тараканов», там часто бывает один старик. Все называют его Старый Раф. Он нищий, не знаю, зачем хозяин «Тараканов», пускает его за порог. Так вот этот старик как-то обмолвился, что его род - Эбо, уж не знаю, правда это или нет... Может, он был пьян. Эбо когда-то были богачами, но в Димекрах о них уже мало кто помнит. Этот Старый Раф заплесневел мозгами, вот как я думаю. Путает что-то...
Тодо отвлекся от умозаключений слуги и прикинул, мог ли процветающий Рафаль Эбо, которого он никогда не видел, за два десятка лет превратиться в презренное существо – Старого Рафа, кормившегося в каких-то «Тараканах» из жалости хозяина?

Перешагнув порог харчевни, Тодо на несколько мгновений ослеп, так темно было внутри. Полуденный свет почти не пробивался через плотные коричневые занавеси на двух окнах, и единственным источником освещения была плошка из фиолетового стекла в которой горели несколько фитилей, плавающих в масле.
«Удачный ход, - подумал Тодо, осматриваясь, - не так заметна грязь и пресловутые тараканы, чьи усы, торчащие из щелей, я вижу даже отсюда»
Старик, сидевший в самом темном углу, не обернулся, но Тодо сразу понял, что это и есть – Старый Раф. Нет, Рафаль Эбо. Тодо видел лишь его профиль, белеющий на фоне темной стены, да грязно-рыжие волосы, лежавшие в беспорядке на не по старчески мощных плечах, обтянутых серой вязаной хламидой. Он не мигая пялился на пожелтевшее от времени изображение прекрасного корабля, заключенное в тяжелую раму.
Тодо подошел. Его сердце билось где-то в горле, а колени, подумать только – дрожали так, как не дрожали даже в тот день, когда на него, семилетнего, ринулось стадо волов, вспугнутое бешеной собакой.
- Красив? – спросил старик могучим басом, кивая на корабль, так, словно знал Тодо давно.
- Да. – ответил Тодо, не отрывая беспокойного взгляда от лица старика.
- Ты хоть глянь.
Тодо глянул.
Наполненные ветром паруса цвета топленого молока, изящные обводы, на носу откинула изящную голову деревянная птице-дева с позолоченными крыльями...
«Айтамир», что значит «изобилие».
- Когда-то он был моим. Моим изобилием.
Послышался раздраженный вздох чернокожего хозяина харчевни. Было совершенно очевидно, что он слышал эту фразу несметное количество раз. Тодо не было нужды на него оборачиваться, он и так знал, что хозяин жеманно закатил выпуклые глаза, так как это делали все в их чернокожем племени: и мужчина и женщина, и бедняк и богач.
- Слушай, Раф, если бы каждый раз за твои сказки про изобилие я получал золотой, то уже в следующем году я бы открыл огромную харчевню на двадцать столов, да не где-нибудь, а на площади перед Священным Конусом, и уж не метался бы тут между лавками как вошь в волосах.

@темы: проза

---

Петя Степанович, ирокез

[демодок]

Название: «Петя Степанович, ирокез»
Автор: я, Александр Рубан
Бета (если есть): нетути, я сам.
Жанр: рассказ
Возрастные ограничения (если таковые необходимы на Ваш взгляд): только для курящих, вне зависимости от возраста.
От автора (если Вы что-то хотите сказать читателям перед прочтением): читайте, чё написано...

1. Гроза в начале мая

Петя Взводимый начал курить ещё в детстве. В пятом классе впервые попробовал, а к девятому уже втянулся. Бросал неоднократно, но на третьем курсе геофака перестал это делать, вняв максиме Марка Твена: «Бросить курить очень легко: я бросал двадцать четыре раза и ещё могу!».
Петя к тому времени бросал раз пятнадцать. И в конце концов решил, что не стоит побивать рекорд Марка ­Твена.
А в том апреле, когда Пете стукнуло шестьдесят лет, Россия запретила курить на своей территории...
Собственно, Петя был уже не Петей, а Петей Степановичем (для нас, его соседей) и три года как пенсионером. Лет семь он проработал на Крайнем Севере, поэтому на пенсию ушёл не в шестьдесят, а пятьдесят шесть с половиной. За долгую предпенсионную жизнь в России с ним случалось всякое, но такого!..
Ни для кого не секрет, как в России ведётся борьба с чем бы то ни было. Петя Степанович это, разумеется, тоже знал. Ну и зачем было идти на принцип? И на какой, спрашивается?
Захотелось покурить? Выйди из-под навесика автобусной остановки, отойди на десять шагов — к урне, специально для вас, придурков, поставленной, — и кури себе, отравляйся! Ну и что, что ливень? Ведь под навесиком, как-никак, некурящие граждане пребывают — в количестве трёх, включая двух полицейских! Повинись: что, мол, воспользовался крышей остановки только для то­го, чтобы свою «сопелочку» раскурить, а выйти не успел, — заплати штраф без квитанции, и все де­ла... Нет, гражданин, мы не курим — мы балуемся, и сигаретки лёгкие, а вот от твоей трубки, дед, на версту разит! Тебе что, старый пердун, квитанция нужна? Очень? Тогда поехали, оформим!
Менты затушили свои super light «Парламенты», взяли Пе­тю Степановича под локотки и за шиворот, сунули в поджидавший их ментовозик и отвезли куда следует. И получил Петя Степанович по полной — и за курение в неположенном месте, и за безакцизный табак, и за попытку сопротивления. Били аккуратно. Во-первых, потому что пенсионер, но главным образом — чтобы следов не оставить.
Долго держать в «обезьяннике» Петю не стали: вечером взяли, до обеда уже отпус­ти­ли. Но «безакцизный табак» (тот, что он экономно выкрашивал из своих же окурков «Примы» для сопелки — самодельной трубочки из берёзового капа) у не­го конфисковали «на предмет экспертизы». И от пенсии, пришедшей ему на кредитную карточку в июне, осталось чуть более половины — остальное было отчислено на погашение штрафов.
Россия. Полиция. Борьба за Петино здоровье...
До августа Петя Степанович курил только бычки, причём чужие, а когда в августе опять (уже в третий раз) получил чуть более половины пенсии, взвыл. Мысленно. И пустился во все тяжкие.
Петю Степановича понесло. И прежде всего его занесло в Интернет...

2. Почему ирокез

Примерно тридцать лет тому назад, в первые годы перестройки, случилась в России (то бишь в Советском Союзе) очередная перепись населения.
Петя Степанович — тогда ещё не Петя, а Пётр, зато, как правило, без отчества, а то и попросту Пет­руша — работал раздатчиком взрывматериалов в геофизической партии на Таймыре, а переписчицей была его интимно и давно знакомая Майка Тутунбаева, кадровичка партии. Не мудрствуя лукаво, она сама заполнила все бланки переписи (благо документация под рукой), после чего обзвонила по рации всех заочно переписанных для уточнений — не мотаться же на вертолёте по всем тридцати шести точкам?..
Когда Майка докричалась через триста километров до Петруши, он решил пошутить.
Дело в том, что это была первая перепись, где национальность можно было вообще не указывать — Майка и не указала. Но не запрещалось и указать, причём не по документам, а со слов самого гражданина. И Петруша настоял, чтобы Майка записала его ирокезом. Он собирался доказать ей как дважды два, что американские индейцы состоят в близком этническом родстве с сибирскими аборигенами, а он, Петруша — коренной сибиряк.
Доказывать ничего не пришлось: Майке было по барабану, Фенимора Купера она всё равно не читала. Просто взяла и записала в пятой графе, попросив повторить по буковкам: «ИРОКЕЗ». Со слов самого гражданина П. С. Взводимого.

3. Ищущий обретает

В Интернете Петя Степанович нашёл много интересного о борьбе с курением во всём мире. Например, такое:
«Прикрываясь древними курительными ритуалами (вроде легендарной трубки мира), индейцы сумели отстоять своё право на беспошлинную торговлю табаком. Теперь традиции помогают неплохо заработать, ведь блок сигарет на чёрном рынке стоит всего 25 долларов, почти в четыре раза дешевле официальной стоимости».
И вспомнил Петя Степанович, что он, Петруша Взводимый, — вполне официальный ирокез по итогам той, тридцатилетней давности, переписи. И стал искать блоги правозащитников...
Онлайн-контакты с ними отняли полтора года жизни и завершились триумфальной эмиграцией в самую демократическую страну. В ту, где свободные ирокезы выращивают и беспошлинно продают свой чистый, натуральный, никем не пользованный табак. Они занимаются этим в штатах Кентукки, Огайо, Нью-Йорк и ещё в нескольких...
Правда, бо́льшую часть срока онлайн-кон­так­тов с правозащитниками (пятнадцать месяцев из восемнадцати) Петя Степанович Взводимый получал чуть более половины заработанной им пенсии. Всё остальное уходило на погашение штрафов за антиправительственные деяния, совершенные в тот памятный майский вечер. В итоге он вынужден был курить отнюдь не привычную «Приму», а разнообразные бычки — то подбираемые где ни попадя, то стреляемые у кого попало, насыщенные неизбежными дозами никотиновых смол. За эти пятнадцать месяцев Петя Степанович сильно подсадил свои лёгкие...
Ничего! В эмиграции он будет курить экологически чистый табак и даже, если получится, торговать им беспошлинно — на правах легитимно признанного ирокеза!

Эпилог

Русский ирокез Петя Степанович Взводимый умер от рака лёгких в резервации Чагрин в Бентивилле, штат Огайо, в возрасте 62 года.
Трудно было бы найти лучшую рекламу для российской антиникотиновой кампании. Потому что цель всегда оправдывает средства.

@темы: рассказы

---

[демодок]

Название: «три звёздочки», как у коньяка.
Автор: я, Александр Рубан
Бета (если есть): нетути, я сам.
Жанр: рифмованные строчки
Возрастные ограничения (если таковые необходимы на Ваш взгляд): типа зачем?
От автора (если Вы что-то хотите сказать читателям перед прочтением): читайте, чё написано...

* * *
Шла война. В кирпичных стенах
города не заживали раны.
Он стонал во все сирены,
будто бы корабль в тумане.

Умирали горожане.
Город выстоял тогда.
Наша гордая держава
этим городом горда.

---

дальше по куклам :)

[Lu Ann]

название: Джемма, Арина, Ариэль.
автор: Lu Ann
жанр: авторская кукла

Джемма

портретная, очень маленькая куколка, безумно сложна в лепки лица была, два месяца ушло на создание, из-за маленького роста 36 см. платье грубовато село.

Арина

Ариэль

по мимо кукол леплю вообще все ))) благо материал позволяет, такие штуки тоже.

шпильки розы в волосы кому интересно могу мастер класс по фото дать ))) на умылку

---

[polina-kolpakova]

Название: Забывай меня, забывай
Автор: Полина Колпакова
Жанр: Стихи

Забывай меня, забывай...
Обменялись словами – занозами,
Позади матерится грозами
Наш далекий несбывшийся май,
Промелькнувший, как сбитая птица...
Без тебя я его схороню.
Уходя, не забудь защититься,
Облачи свое сердце в броню.
И не снимай.
Незнакомы и призрачны дали;
Уходи же ты, слышишь? Дорогами,
Городами, вратами, порогами,
Только запах полыни оставив,
Уходи всеми теми мостами,
Что сами сжигали.
Наша память – клинок, не поранься.
Уходи, исчезай!
Останься...

@темы: стихи

---

пара моих работ :)

[Lu Ann]

Название: Серенити, Рапунцель, Эмили.
Автор: Lu Ann (это сокращен-е от старого ника Луна Энжел под которым выкладываюсь тут, но в кукольной среде известна как Лу Энн)
Жанр: авторская кукла.

Стихи писала немного, но серьезно этим не занялась, рисовала с детства, но и рисунки я вам выкладывать не буду выложу то чем занимаюсь последние 4 года, течение называется авторская кукла, каждая моя работа отражает не только заказанного персонажа но и самого заказчика поэтому куклы такие разные. Выложу пока три

---

Еще одна городская сказка

[KeySi]

Название: Еще одна городская сказка
Автор: KeySi
Жанр: рассказ

Когда Джессике исполнился год, ее бросили родители. В первый раз. Просто принесли в приют и отдали воспитательнице, ничего не объясняя. Когда Джесс исполнилось семь, ее бросили во второй раз. Уже приемные родители. На самом деле ее брали как последнюю надежду на сохранение семьи, но вместо примирения супругов, приемная дочка стала последней каплей в совместной жизни двух абсолютно непохожих людей.
Если вы думаете, что в семь лет ребенок ничего не понимает и быстро переживет любую потерю, то сильно ошибаетесь. Да, в семь лет мир вокруг кажется огромным, детство бесконечным, взрослые люди – сильными и справедливыми, но боль чувствуется так же, как если ты взрослый.
Когда двери за несостоявшимися родителям и супругами закрылись, Джесс вернулась в свою комнату на втором этаже интерната. Ей было больно, противно и хотелось плакать. Только слез не было, и девочка сама не понимала, почему. Может, устала от происходящего?
И в такие моменты чаще всего появляется желание сбежать. Сразу от всего.

Джессика собрала в маленькую детскую сумочку самые дороги вещи (несколько монеток, любимую книжку и пригоршню перламутровых пуговиц, красиво переливающихся на солнце) и в полдень, пока все воспитатели были заняты с очередной потенциальной родительской парой, ушла в город. Одна.
Она не думала, что уходит навсегда, не хотела никого пугать или привлекать внимание. Ей просто нравилось двигаться вперед. Гулять по улицам, смотреть на людей, разглядывать витрины магазинов. Она была сама по себе, и ей никто не был нужен. Когда солнце клонилось к закату, Джесс купила в булочной пирожок. Продавец покачал головой, но не стал говорить ребенку, что ее мелочи не набирается и на половину стоимости. Благородство в душе счастливых людей всегда побеждает стремление к выгоде и прагматизм.
Чем ближе подбирался вечер, тем менее оживленным становился город. Люди спешили по домам, хотели быстрее вернуться к своим семьям. И Джессика поняла, что возвращаются утренняя боль и обида. Когда свет закатного солнца залил город, когда городские углы и подворотни облюбовали тени, девочка поняла, что она никому не нужна. Чувство одиночества и ненужности были такими сильными, что она вдруг перешла с медленного шага на бег, словно надеясь убежать от неприятных воспоминаний.
Не разбирая дороги, она летела по городским улицам, а когда остановилась, чтобы отдохнуть и перевести дыхание, поняла, что оказалась в совершенно незнакомом районе. Улица была торговая. Первые этажи всех зданий занимали магазины с высокими окнами-витринами. Но, в то же время, сами дома были старыми, намного старше, чем магазины на центральных улицах. Сирень захватила эту часть города, и сейчас в полной мере наслаждалась свободой. Кусты явно никто не стриг, и они росли, как хотели, иной раз, закрывая добрую часть витрины. Бутоны только набухали, но в воздухе уже чувствовался их нежный запах.
Джессика брела мимо магазинов, все больше падая духом. Мало того, что она не знала, где находится, ее пугала близкая ночь и нарастающее чувство голода, несколько часов назад задавленное пирожком. Когда она уже готова была заплакать, ее внимание привлек приглушенный звон колокольчика. Невозможно было сразу определить, откуда идет звук. Девочка прислушивалась, крутилась на месте, пока не поняла, что колокольчик прятался за дверью одного из магазинов.
Внутри было тихо и безлюдно. Джесс несколько минут смотрела внутрь через витринное стекло, но никого не увидела. Хотя, вполне возможно, это стекло было настолько пыльным, что скрывало все происходящее. Магазин, судя по всему, был заброшен, но колокольчик звенел, вызывая у маленькой путешественницы все большее любопытство.
Пожав плечами, Джессика повернула ручку входной двери. Дверь поддалась на удивление легко. Она не заскрипела, не застряла, только издала звук похожий на вздох. Хотя больше девочку удивило, что дверь оказалась вообще незапертой. Словно хозяева магазина ушли куда-то и забыли вернуться.
- Эй! – Джесс вошла внутрь и огляделась.
Магазин как магазин, ничего необычного в нем не было. Справа - длинный прилавок с кассовым аппаратом, слева - полки и шкафы с товаром. За прилавком покачивалась шторка, отделявшая личные комнаты хозяев от торгового зала.
- Есть здесь кто? – снова позвала девочка и сделала два шага вперед, отпустив дверь.
Она легко закрылась за ее спиной, и тут же в глубине магазина вновь зазвенел колокольчик.
Джессика поежилась, но любопытство было сильнее. Осторожно ступая по давно не мытому полу, она прошла мимо прилавка, заваленного коробками, бумагой, кусочками лент, мимо пыльных полок, на которых в живописном беспорядке были навалены предметы самого разного назначения: от посуды до игрушек. Звон колокольчика стал сильнее, и, обогнув прилавок, она увидела, наконец, источник звука.
Это и правда, был колокольчик, вернее, круглый бубенчик, некогда пришитый к рубашке плюшевого медведя. Сейчас с прежним игрушечным хозяином его соединяла лишь тонкая нитка. Сам медведь и его одежда выцвели и покрылись ровным слоем пыли. К тому же косолапый был лишен одного глаза-пуговицы, и выглядел настолько измученным, что Джессика непроизвольно протянула к нему руки, желая приласкать бедолагу. Но стоило ей коснуться медвежьей лапы, как нитка на бубенчике порвалась, и он с усталым звоном упал на пол. Джесс замерла, удивленно разглядывая источник звона. Ей показалось на секунду… Хотя нет, она была уверена, что бубенчик издал не звон, а сказала ей «привет».
- Ты что-то сказал? – Джесс присела возле бубенчика и коснулась его пальцем.
«Да!» - Тут же раздалось в ответ.
Девочка бережно взяла бубенчик в ладошки и улыбнулась.
- У вас так пыльно. Неужели здесь никто не живет, - обратилась она к маленькому звенящему чуду.
Бубенчик ответил ей беспокойным неровным переливом, и даже начал слегка светиться. Так Джесс узнала историю Магазина Брошенных Вещей.

Когда-то это был обычный магазин «на все случаи жизни». В нем продавались и письменные принадлежности, и лекарства, и чай, и кофе, и игрушки. Сюда прибегали дети, приходили взрослые, и для каждого находился свой товар. Магазин был одним из первых в этой части города, и пользовался популярностью. К тому же хозяин магазина помогал в починке разных вещей. Мог зашить мягкую игрушку, склеить разбитую вазу, починить сломанный механизм. И его любили все без исключения. Но однажды хозяин вышел куда-то и не вернулся. Никто не знал, что с ним случилось. Может погиб, может просто устал от работы.
Дверь осталась открытой, вещи остались лежать на прежних местах, посетители заходили, звали хозяина, но никто не отвечал. Люди оставляли на прилавке вещи, в надежде, что их починят, но никто не взялся за них. Люди постепенно забывали о пропавшем мастере, забывали об оставленных вещах, которых уже немало накопилось в магазине. И постепенно забыли и про сам магазин.
А вещи ждали. Игрушки тосковали по своим маленьким хозяевам, ручки и карандаши скучали без художников и поэтов, сумки ждали, когда в них что-то спрячут. Но год за годом они покрывались пылью, и ждали, ждали, ждали… Пока сегодня в магазин не зашел ребенок.

Бубенчик замолчал, и Джесс выдохнула. Пока он рассказывал историю магазина, девочка даже дышать боялась, чтобы не спугнуть то волшебство, что творилось вокруг нее. Бубенчик ждал, и девочка выпрямилась, оглядев магазин. Ей показалось, что сотни предметов на полках, на полу, на стульях, ждут ее решения. Она чувствовала, что понимает их, таких же брошенных людьми, как и она сама. Среди многочисленных забытых вещей, в забытом всеми магазине она вдруг поняла, что нашла свой дом.
- Хорошо. – Девочка кивнула. – Надо будет у вас прибраться. И свет зажечь.
Бубенчик радостно звякнул в ее ладошке.

Сыграла здесь свою роль магия забытых вещей, или просто удача пришла в магазин, но Джессика заметила, что не все в нем было так ужасно. На маленькой кухне сразу за торговым залом оказался работающий водопровод. Электричество исправно бежало по проводам, и лампочки освещали все комнатки. Их, кстати, оказалось четыре. Большая - для торговли, кухня и две жилые. Это не считая ванны и туалета. В кассовом аппарате, старом и потертом, нашлись деньги. Джесс не могла сказать, много их там было или мало, она еще не понимала всей силы бумажек и монеток.
Девочка в тот же вечер начала приводить магазин в порядок. Вытерла пыль, где дотянулась, вымыла полы, расставила вещи. Зашила куклам платья, пришила плюшевым зверятам вместо потерянных глаз свои любимые перламутровые пуговки, оттерла потемневшую посуду. И при этом щедро делилась с каждым предметом в магазине своим настроением, уверенностью, что все будет хорошо.
«Если бубенчик говорит со мной, значит, и остальные предметы пусть и молчат, но все равно слышат меня и понимают» - думала Джессика, снимая с полок старые игрушки. «А значит, я должна им помочь. Например, убедить их, что рано или поздно для каждого найдется хозяин и применение. Ведь что может быть лучше для вещей, чем быть в деле?». Она разговаривала с каждой вещью в отдельности, придумывая дли них новые дома, новые семьи, где их любили бы всем сердцем. И словно в ответ на ее слова, в магазине начали происходить изменения.
Уже через неделю, когда девочка рискнула с помощью швабры, тряпки и двух стульев вымыть витрины, в магазин зашел посетитель. Мужчина в спортивном костюме удивленно смотрел снизу вверх, как на башне из стульев балансирует семилетний ребенок.
- Привет, - наконец поздоровался он с Джесс. – Ты здесь одна?
- Пока да. – Девочка кивнула, но со стульев не слезла.
- Помочь? – Мужчина покосился на серые от пыли окна.
- Было бы здорово! – Джесс искренне улыбнулась.
Когда витрины были вымыты, стулья расставлены по местам, а с верхних полок сняты самые пыльные вещи, мужчина долго рассматривал записную книжку с пожелтевшими листами и, наконец, спросил о ее стоимости.
- Ой! – Джесс пожала плечами. – А берите ее в подарок.
- Ну, вот еще, - мужчина хмыкнул. - Раз магазин, значит, надо покупать.
Он оставил на прилавке несколько монет и ушел, явно довольный всем случившимся. А Джесс казалось, она слышит, как радостно шуршат страницы записной книжки.
Работы в магазине оказалось на редкость много, но в тоже время не настолько, чтобы валиться с ног от усталости к концу дня. Вслед за мужчиной стали появляться и другие посетители. Кто-то заходил просто посмотреть на старинные вещи, а кто-то делал покупку. Всякий раз маленькая хозяйка магазина чувствовала, как сердечко скачет от радости за купленный предмет, и в то же время, она понимала, что ее отсюда никто не заберет.
- Да и не надо, - улыбалась она бубенчику. – Иначе кто будет за вами присматривать.
Заметила Джессика и то, что волшебство магазина неизменно следует за ней. Например, никто не спрашивал о ее семье, никто не пытался устроить ее жизнь. Посетители принимали семилетнюю девочку у кассы как должное, и даже не помышляли звонить в совет по опеке или еще куда-либо. В кассе магазина всегда были деньги, и их хватало и на еду, и на разные бытовые мелочи. Если, например, нужны были нитки для починки куклы, обязательно приходил посетитель и делал покупку на нужную сумму. Если Джесси нуждалась в новом платье или туфлях, вырастая из старых нарядов, то можно было ждать в гости коллекционера или просто богатого любителя старины. И он обязательно находил среди вещей то, что ему было нужно.
Джесс научилась обращаться с деньгами. Начала ходить в школу. Правда, не на все уроки, да и вообще она сомневалась, что в классе ее кто-то запоминал. Она научилась писать, считать, изучила основные и самые нужные ей науки. Большего и не надо было. В магазине, среди забытых вещей, она училась быть нужной.
Постигая науку торговли, она не страдала от нехватки внимания и общения. Среди покупателей появлялись постоянные клиенты, готовые с ней поболтать. Джесс запоминала их привычки, увлечения, и всегда находила нужный товар для каждого. Она знала, что вечно сонная молодая библиотекарша не пройдет мимо старой книги или милой безделушки. Она знала, что улыбчивый актер из театра на площади любит игральные карты, и не пропустит новую колоду с необычным оформлением.
Вещи из магазина, кстати, не только выходили к новым хозяевам, но и приходили с теми, кто желал их оставить. «Вдруг кому надо будет». И Джессика с радостью принимала новые предметы, предоставляя им временное убежище.

В делах и заботах о магазине она не замечала времени и просто радовалась каждому дню, по мере сил и возможности. Но однажды, когда за окнами вовсю цвела сирень, и ее дурманящий аромат проникал во все уголки магазина, Джессика вдруг остановилась и посмотрела на себя в большое круглое зеркало, оставленное недавно соседкой на продажу. На нее смотрела молодая девушка семнадцати лет. В длинном сарафане по случаю жары, собранными в косу длинными каштановыми волосами и глазами цвета карамели.
- Десять лет…. – Джесс легко коснулась своего неизменного звенящего спутника – бубенчика превращенного несколько лет назад в сережку. – Что-то случится, я это чувствую.
Бубенчик ответил ей тихим, но уверенным звоном: «Да-да-да!».
К обеду небо затянуло тучами. Жара исчезла, спряталась в чужие квартиры, под мосты и крыши, уютно устроилась на чердаках до конца ненастья. Люди вздохнули: дождь ждали многие. Джессика смотрела на потемневшее небо и думала. Она не могла понять, почему на душе у нее неспокойно, почему ее тянет выйти на улицу, в поисках чего-то.
Когда первые капли упали на пыльный раскаленный асфальт и город вздохнул с облегчением, девушка не выдержала. Подхватив зонтик, она выбежала в мокрые сумерки, ведомая лишь странным непонятным чувством, зарождающимся у самого сердца. Бубенчик звенел в такт ее шагам: «Беги-беги».
Дождь разошелся, превратился в настоящий ливень. Под ногами девушки бежали уже не ручейки и настоящие реки, вода в которых пенилась и пузырилась от падающих с небес потоков. Джесс бежала к городской площади, и если бы ее спросили, почему именно туда, она не смогла бы ответить. Из-за стены дождя она различала лишь очертания зданий, но городской фонтан она узнала, вернее даже почувствовала.
- Вторая скамейка…. – шептала девушка, и, не обращая внимания на воду в туфлях и мокрый подол сарафана, шла вперед. – Вторая с севера.
Она даже не сразу поняла, что на нужной ей скамейке кто-то сидит. Просто силуэт в дожде. На расстоянии пяти шагов она поняла, что этот кто-то без зонтика и явно промок насквозь. На расстоянии трех шагов, поняла, что этот кто-то – парень, возможно даже ее возраста. Приблизившись вплотную – охнула, увидев его взгляд, абсолютно пустой и усталый.
- Пошли. – Она схватила парня за руку и рывком подняла со скамейки. Он встал растерянно посмотрел на странную растрепанную девушку, вышедшую из дождя.
- Пошли, – повторила Джес и потянула парня за собой.
В глазах его промелькнул удивление, затем он пожал плечами и пошел за ней с таким видом, словно оставил на мокрой скамейке весь свой мир.
Тащить странного парня за собой оказалось делом не из легких. Он не упирался, но и не спешил за ней. К тому же трудно было идти под одним зонтом, так что в результате, оказавшись у двери магазина, Джесс поняла что промокла, пусть и не так сильно как ее спутник.
- Заходи. – Она распахнула дверь и потянула парня внутрь.
Он вошел, не глядя по сторонам, словно ему было все равно, где он и с кем.
Вода текла с его одежды и волос на пол. Джессика всплеснула руками и потащила мокрое недоразумение в ванну.
- Раздевайся же, - сказала она, убегая за полотенцами, но вернувшись, обнаружила, что парень так и стоит, мокрый, и явно дрожа от холода.
- Да что ж такое-то… - Понимая, что ее гостю, видимо, все равно, мерзнуть в мокром или попытаться согреться в тепле и уюте махровых полотенец, девушка решительно схватила парня за руку.
Пуговицы на мокрой рубашке скользили в пальцах, не желали расстегиваться. В конце концов, Джесс вздохнула и приказала:
- Поднимай руки.
Он подчинился, и девушка стянула с него рубашку через голову. От увиденного ноги ее хоть и не подкосились, но очень ощутимо задрожали. На груди парня, прямо над сердцем, была глубокая рана, примерно с ее мизинец шириной, с ровными абсолютно чистыми краями. Она напоминала трещину на восковой поверхности кукольного тела. И ни капли крови. Рубашка выскользнула из рук Джессики, упала на пол бесформенным куском ткани.
- Невозможно…. – Джесс невольно сглотнула и подавила наступающую тошноту. Надо было что-то делать, а она не знала, что.
- Знаешь, - она внимательно посмотрела на своего гостя. – Тебе надо переодеться и высушиться. Пожалуйста, послушай меня.
Парень поднял на нее взгляд, ставший более осмысленным и заинтересованным. Кивнул и принял из рук девушки полотенце. Похоже, рана на груди ему ничуть не мешала, хотя Джесс не могла без содрогания смотреть на этот ужас. Пока он вытирал голову, Джессика перерыла все шкафы с оставленной одеждой и, наконец, нашла мужские брюки, которые должны были подойти парню. Прихватив аптечку из-под витрины, она вернулась в ванную.
Подсохшие волосы парня оказались темно-каштановыми, по всей видимости, их недавно подстригли, и сейчас они свисали ровными прядями почти до плеч. Джесс невольно засмотрелась на своего гостя и опомнилась только когда встретилась с его взглядом. Покраснев, девушка протянула парню брюки.
- Давай я сначала рану заклею, - она подошла к нему почти вплотную, с аптечкой в руках.
Во взгляде гостя мелькнуло удивление, и Джесс впервые услышал его голос, тихий и теплый:
- Ты ее видишь?
- Кого? – Не сразу поняла девушка.
- Рану, - он коснулся своей груди.
- Э… да. – Джесс растерянно огляделась, словно искала помощи у стен и предметов.
- Другие не видят, - он как-то странно посмотрел на нее, так что Джесс смутилась окончательно.
Пока она накладывала повязку и крепила бинты с помощью пластыря, руки ее дрожали, но гость ничего не говорил, только следил за ее пальцами. Закончив с перевязкой, девушка оставила парня одного, дав ему возможность переодеться и собраться с мыслями, если надо.
Он появился в торговом зале минут через десять, когда Джессика уже начала волноваться, но смущение и осторожность останавливали ее от попыток вломиться в ванную и узнать, как дела.
- Уже лучше, правда? – Она внимательно посмотрела на парня.
Он пожал плечами и ничего не ответил.
- Кофе хочешь? Или поесть?
Он опять промолчал, только мотнул головой в знак отказа и остался стоять возле витрины.
- Знаешь, так дело не пойдет. – Джесс вздохнула. – Я приготовила тебе постель, так что думаю, если ты немного поспишь, то все образуется.
Ответа не было, но он пошел за ней в одну из жилых комнат, где девушка устроила ему спальное место. Пока она расправляла диван и накрывала его простыней, пока запихивала подушку в наволочку, она успела шепнуть постельному белью: «ну вот и вам нашлось применение».

Она зашла в комнату через пару часов, закрыв магазина и погасив свет в торговом зале. Парень не спал. Сидел на диване и смотрел в пол. Судя по ровной подушке, он так и не ложился.
- Я не знаю, что с тобой случилось, но мне кажется, все образуется, - Джесс присела рядом с гостем
Он пожал плечами.
- Меня бросили. – Голос его был таким же тихим.
- Не тебя одного. – Джесс коснулась его руки. – Здесь все вещи кем-то брошены…. И не только вещи.
Она помолчала, ожидая ответа. Но его не было. Джессика вздохнула и продолжила.
- Я здесь уже десять лет, и многое видела. Видела, как теряли и как находили. Как люди искали и ждали, и дожидались. Просто они верили и надеялись. И жили ради надежды и ожидания. Ты ведь живой. Ты здесь. Здесь тепло, и никто тебя не гонит. А раз я тебя нашла – значит, ты уже не брошенный.
Возможно, ее слова были по-детски наивными, но он их услышал.
- Думаешь? – Он посмотрел на девушку и сжал ее руку.
- Уверена. – Джесс улыбнулась. – Останься, рано или поздно тебя найдут…. Или ты найдешь. Надо только придумать, что с твоей раной делать.
Она встала и нехотя высвободила свою руку из его пальцев. В голову пришла одна мысль, но надо было принести шкатулку из своей комнаты. Уже в дверях она обернулась и обратилась к гостю:
- Я в суете совсем забыла узнать, как тебя зовут.
- Дэвид. – Он откликнулся через несколько секунд. – А тебя?
- Джессика. Можно Джесс.

Они сидели на кухне у окна под старой лампой. Свет ее отражался от оконного стекла, и казалось, что в комнате два источника света, а значит - в два раза светлее. Джессика любила эту иллюзию, особенно когда шила.
- Почти готово. – Она аккуратно отрезала нитку, стараясь не повредить кожу. – Тебе точно не больно?
- Нет. – Дэвид покачал головой и коснулся шва на груди.
Джесс шила очень аккуратно, правда, толстых светлых ниток не нашлось, а тонкими, она сшивать края раны не рискнула. Поэтому выбрала красную шерстяную нить. Почему именно этот цвет? Она бы никогда не ответила на этот вопрос. Как и на вопрос, почему ей захотелось выйти в дождь на поиски. Сегодня был день странностей, но зная, где она живет – удивляться нечему.
Бубенчик тихонько звенел возле уха, шептал ей: «Все хорошо. Все правильно». И она успокаивалась.
Дэвид допил кофе, и сейчас устало посмотрел в окно. На улице зажглись фонари. Дождь почти прекратился, и сейчас только легкая морось тревожила листья сирени и траву под кустами.
- Спасибо. – Парень отставил кружку и внимательно посмотрел на девушку. Словно искал слова для продолжения разговора. – Ты очень хорошо шьешь.
- У меня большой опыт в починке забытых вещей, - улыбнулась Джесс и тут же смутилась, что обидела гостя, напомнила о чем-то неприятном. Она начала слишком энергично возится с нитками и иголками в шкатулке, и лишь через несколько секунд осмелилась поднять взгляд на Дэвида.
- Спасибо. – Снова повторил ее гость и вдруг улыбнулся.
Улыбка получилась немного вымученной, но искренней. Джесс поспешила ретироваться в соседнюю комнату, сославшись, что надо отнести шкатулку, а то можно уронить... Лишь бы он не видел, как дрожат ее пальцы.

Дэвид остался в магазине. Когда на следующее утром он вышел в торговый зал и спросил, чем может ей помочь, девушка еле сдержалась, чтобы остаться серьезной. Улыбка до ушей на второй день знакомства ей показалась неуместной.
Парень быстро освоился с вещами, обращался бережно с каждым предметом. К тому же он знал, как чинить механизмы, а многие игрушки получили вторую жизнь, и шанс найти новых хозяев.
Джессика не рисковала расспрашивать его о прошлом. Впрочем, он и сам не горел желанием ей что-то рассказывать. Так между ними возникло молчаливое соглашение общаться на любые темы, кроме его жизни до их встречи. Нарушено оно был лишь один раз, когда в магазин принесли гитару. Потертую, побитую жизнью, но целую. Дэвид с восхищением рассматривал инструмент, долго его настраивал, ворчал что-то о прежних хозяевах и, наконец, ушел вместе с гитарой в свою комнату. До вечера Джесс его не видела, а после закрытия магазина не выдержала и постучалась.
- Да, заходи, - он откликнулся почти сразу же. – Извини что ушел, просто…
Он сидел на полу, прижимал к себе гитару и пробовал сыграть что-то. Попытки обрывали на нескольких аккордах, мелодии сменяли одна другую, словно он искал какую-то одну особенную.
- Я понимаю. – Джесс кивнула. – Ты хорошо играешь?
- Неплохо. – Дэвид пожал плечами, - никто не жаловался. Раньше.
Джесс смутилась. Они выходили на разговор о прошлом, и она не знала, стоит ли его продолжать. Парень решил за нее.
- Мы с друзьями играли… Участвовали в конкурсе. Было весело.
- Сыграй что-нибудь. – Джессика села на пол напротив Дэвида.
Он на несколько секунд задумался, возможно, вспоминая мелодию, а может, выбирая одну из всех, что когда-то учил. Наконец тряхнул головой, улыбнулся чему-то и начал перебирать струны. Мелодия, рождающаяся под его пальцами, была быстрой, но в тоже время легкой и немного ветряной. Словно внезапный летний дождь, словно утро ранней осенью. Джесика слушала и наблюдала. Засматривалась на пальцы Дэвида, как скользят они по струнам, как он улыбается, вдохновленный мелодией.
Мелодия оборвалась так резко, что девушка невольно вздрогнула. Дэвид нахмурился.
- Что такое? – Джесс почувствовала, как волнение рождается в груди.
- Не могу вспомнить мелодию до конца. – Дэвид снова тряхнул головой, словно заставляя мысли встать на место, ну или хотя бы привести их порядок более приемлемый для поиска нужных аккордов.
- Обидно… - Джессика обхватила колени руками. – Надо обязательно ее вспомнить, ведь мелодия тоже не хочет быть забытой.
- Да… - он отложил гитару и внимательно посмотрел на девушку. – Пошли пить кофе.
Джесс почувствовала, как в ее груди разливается тепло, похожее на то, что появлялось всякий раз, когда она провожала очередной предмет, нашедший своего хозяина. Только сейчас на месте найденного предмета она представляла себя. Колокольчик весело позвякивал, когда она бегала по кухне в поисках кофемолки и пакетика с кофе, кажется, он был доволен не менее своей хозяйки.

Лето катилось к своему логическому завершению. Одуванчики под окнами сменили свой желтый наряд на белоснежный, словно поседели в предчувствии скорой осени. Но утрам пахло холодом и северным ветром, и Джесс ежилась после сна, спуская ноги с кровати и проходя в ванную комнату.
Она уже привыкла, что перед тем, как выйти из комнаты, поверх ночной рубашки надо надеть плотный халат, что в ванной комнате на полочке в стакане две зубные щетки, а зубная паста и мыло заканчивается быстрее. Привыкла, что утром по квартире и магазину плывут запахи яичницы с беконом и тостов с джемом. Привыкла варить кофе для двоих и иногда просыпаться на час позже, или даже (о, какая наглость) после открытия магазина.
Привыкла, что она не одна, что Дэвид готовит очень вкусные блюда и рассказывает забавные истории. Привыкла к его голосу, его лицу. И может еще поэтому, то, что случилось в начале осени, стало для нее полной неожиданностью.
А ведь день начинался как обычно. После завтрака она распахнула двери магазина, хорошо что стояла теплая погода и они могли позволить себе такую роскошь. До обеда Дэвид работал в своей комнате – чинил старые часы, которые принесли им соседи. Джесс стояла за прилавком. Парень присоединился к ней после обеда, довольный тем, что теперь механизм работает как надо, часы тикают размеренно и по всем правилам. Она думала, что Дэвид останется с ней в магазинчике до вечера, но не получилось.
И все из-за очередного покупателя. Молодой человек вошел в магазин с явным намерением выбрать для себя старинную безделушку, но остановился в дверях с таким видом, словно увидел если не призрака, то, как минимум, ожившую картину.
- Ты? – Он подошел вплотную к прилавку и встал напротив Дэвида. – Ты здесь откуда? Ты куда пропал?
Дэвид стоял ошарашенный и удивленный. Его прошлая жизнь до магазина почти стерлась из памяти, стала блеклой и практически не важной, а тут такое.
- Я... – губы Дэвида расползлись в улыбке. – Я тут работаю. А ты... Как вы?
Оборванные фразы, резкие вопросы. Джесс вдруг поняла, что парни прекрасно знают, о чем хотят поговорить, но почему-то не решаются перейти в этой теме.
- Может, чаю другу предложишь? – Девушка коснулась руки Дэвида, совсем легко, но он вздрогнул от ее прикосновения.
- Да, конечно, – он слишком засуетился, зацепился рубашкой за край прилавка, чуть не упал на выходе из зала. Он волновался, но понимал, что встреча была не случайной, и важной.
Он увел гостя на кухню, и, судя по стуку ложек, чашек и тарелок, волнение никуда не делось. Через несколько минут, после громких вопросов и несвязных ответов, разговор все же вошел в нужное русло. Джесс это поняла, потому что звона посуды больше не слышала. Люди, увлеченные беседой, не прикасаются к предметам, рядом стоящим.
«Что ж, – подумала девушка, переставляя вещи на витринах. – Ему это нужно».
Но пальцы предательски дрожали, сердце стучало чаще, чем обычно, и она краснела, но непроизвольно ловила обрывки разговора, и все ближе подбиралась к кухне.
Парни говорили о городе, о своих общих друзьях. Несколько раз мелькнуло между фраз женское имя. Одно и то же. Джесс поймала себя на мысли, что пытается представить, как могла бы выглядеть эта некая Марта. От этого стало неприятно и как-то холодно. Хотя, это мог быть осенний ветер, залетевший в гости в магазин.
Посуда, судя по звукам, была отправлена в раковину. Разговор окончен, и что дальше? Джесс поспешила обратно за прилавок, ждать. Дэвид вышел первым и как-то виновато посмотрел на хозяйку магазинчика.
- Я уйду. До вечера. Надо встретиться… С ребятами. Если до конца рабочего дня не приду – закрывай дверь. Я ключи взял.
Она кивнула. Сдержанно. Только сердце стучало так сильно, что виски пульсировали. Когда парни ушли, Джессика сосчитала до десяти. Сердечко перестало рваться из груди, но пальцы были словно лед. Она подышала на них, стараясь согреть, но холод от пальцев рванулся внутрь тела. Ей было плохо и одиноко. И успокаивало только то, что Дэвид забрал ключи с собой.

Он и правда, вернулся поздно. Усталый и вымотанный, словно не с друзьями встречался, а решал вопросы жизни и смерти. Хотя кто знает, может, так оно и было.
- Как ты? – Джесс услышала, как хлопнула дверь и вышла навстречу другу.
Он покачал головой, и девушка вспомнила день, когда они встретились. Такой же отсутствующий взгляд и молчание. Стало немного страшно.
Она хотела взять его за руку, но он отстранился, только устало улыбнулся, словно извиняясь.
- Кофе хочешь? – Предложила Джесс, хватаясь за последнюю возможность продолжить разговор.
- Нет. Я спать. Извини. Устал.
Он снова виновато улыбнулся и ушел к себе. Джесс думала отправиться на кухню, но поняла, что кофе ей не хочется. Пить его одной было как-то неприятно. Она так привыкла к их совместному ежедневному ритуалу кофепития на подоконнике, что сегодняшнее отклонение от правил выбило ее из колеи.
Что же случилось? Она не знала. И от неизвестности слабели ноги, дрожали руки. Она попыталась уснуть, чтобы время пролетело быстрее, наступило утро, и все решилось само: Дэвид опять стал бы самим собой. Но сон не шел. Девушка лежала в кровати и один за другим проверяла все известные ей способы призыва сновидений. Какой сработал, она так и не поняла, но, в конце концов, забылась неспокойным сном. Который был нагло разрушен звуком открывающейся входной двери.
Джесс подскочила и села на кровати. Стало страшно. Дверь открыли явно изнутри магазина, кто-то ушел. И никто кроме Дэвида это быть не мог. Она забыла про халат и про тапочки. Шлепая босыми ногами по холодному полу, девушка выбежала в магазин. И первое что увидела – сиротливо лежащие на прилавке ключи.
Стало холодно, но не ногам, касавшимся пола, а сердцу. Холод рождался в груди и разливался по телу. Сердце стучало часто-часто, но, похоже, сама кровь замерзла, и не могла согреть тело девушки.
Она плохо понимала что происходит, и зачем это делает, но по-другому уже не могла. На старой вешалке у самого входа висело несколько плащей на продажу. Схватив первый попавшийся, наспех застегнув, путаясь в пуговицах, девушка выбежала на улицу.
За городом рождался рассвет. Молочное сияние разливалось над крышами домов, но темнота и тени таились в каждой подворотне, под козырьками крыш и подъездов. Прохладный ветер забирался под плащ и путался в волосах, но Джесс бежала вперед, надеясь догнать Дэвида. Дыхание сбилось, когда она добежала до городского фонтана. Пришлось остановиться, что бы прийти в себя. И именно тогда она заметила что-то красное возле одной из скамеек. Той самой, на которой она впервые увидела Дэвида.
Джесс уже знала, что увидит, когда подойдет поближе, и от этого становилось особенно тоскливо. Ей не хотелось подходить, не хотелось поднимать, но она пересиливала себя. В руку легла красная шерстяная нитка. Слишком знакомая, что бы успокаивать себя и говорить о совпадениях.
Джессика села на скамейку и посмотрела в небо. По щекам потекли слезы, но девушка улыбалась, глупо и устало. А что еще делать? Искать его по всему городу? А зачем? Что она от него хочет услышать? Она нашла его, привела домой, согрела его сердце, заставила улыбаться. И что дальше? Она ведь не может требовать от него чего-то большего, чем то, что он уже сделал. Подарил ей лето тепла и счастья. Но он свободен… И уже найден другими.
Джесс вытерла слезы и встала. В ступню впился острый камешек, и девушку вдруг поняла, что стоит босая посреди площади. Из груди вырвался смех, истеричный и рваный, а из глаз снова потекли слезы. Она шла по сонным, пустынным улицам босая, плачущая и тихо смеющаяся. Было похоже, что она сошла с ума.

Джессика вернулась в магазин и встала посреди зала. Ее окружали сотни брошенных или потерянных вещей. Таких же, как она сама. Никому не нужных. И была лишь одна разница между ними – она не верила, что ее кто-то будет искать.
Ноги были ледяными и грязными. Но девушка даже не думала принимать ванну. Даже про горячий чай не думала. Ничего не хотелось. На душе было пусто, словно вырвали огромный кусок плоти. Она скинула плащ, бросила на пол в коридоре и медленно пошла в спальню. Она боялась снимать ночную рубашку, боялась увидеть на груди рану, похожу на ту, что была у Дэвида. Была. Сейчас ее точно нет. Иначе она бы не нашла нитку.
Девушка легла на кровать и закрыла глаза. Думала, что не сможет уснуть, но, практически сразу же провалилась в холодное забытье, тянущее и наполненное различными образами. Она то убегала от кого-то по каменному лабиринту, то искала кого-то. Но вокруг был лишь город. Каменный город, железные двери.

Когда Джессика открыла глаза, было уже светло. В комнате: на стенах, на мебели, на разбросанных вещах уютно устроились солнечные блики. Такие теплые и домашние. Девушка лежал,а не двигаясь, вспоминала, что случилось до того, как она уснула. Старалась понять, что же она чувствует. Но в душе было пусто.
Слишком пусто. Непривычно холодно. Лежать надоело, и Джесс попробовала встать. Получилось плохо. Видимо она уснула не в самой удобной позе, и тело сильно затекло, потому что стоило ей встать, как она тут же потеряла равновесие, и упала бы, не схватись за тумбочку у кровати. Книги и мелкие безделушки полетели с тумбочки на пол, и шум от их падения разрывал тишину квартиры. А потом из коридора донесся еще один звук, от которого Джесс напряглась, сжалась, словно для прыжка. Кто-то очень быстро шел к ее комнате, практически бежал. Ей хотелось встать прямо, на случай если этот кто-то окажется грабителем, залезшим в магазин, но сил не было.
«Это, кажется, не от неудобного сна я такая» - успела подумать девушка, а затем все мысли просто вылетели из головы. В комнату вместе с легким сквозняком вошел Дэвид. Увидев хозяйку магазина, вцепившуюся мертвой хваткой в тумбочку, словно в спасательный круг, парень на секунду задержался в дверях. А потом быстро подошел и успел подхватить Джесс прежде, чем ее ноги окончательно ослабли, и она чуть не упала на пол.
- С ума сошла. – Он помог ей лечь обратно на кровать. – Тебе нельзя так резко вставать.
Сотни вопросов ворвались в сознание: почему он пришел? Куда ходил? Кого искал? Но из всей путаницы слов она выбрала самый нелепый.
- Почему нельзя?
Он возмущенно фыркнул и сел рядом.
- А вот не будешь больше босиком по осени по каменным дорогам бегать. Протемпературила почти два дня, и еще сутки без сознания лежала. Ты меня убить хочешь? Ты думаешь, я не волновался?
Его искренне возмущение сбило ее с толку. Дэвид говорил так, словно она совершила глупость, достойную семилетнего ребенка. Джесс тряхнула головой, хотела спросить, как он вообще узнал, что с ней, но парень ее опередил. Он встал и начал собирать разбросанные вещи, продолжая выплескивать праведный гнев.
- Вышел на пару часиков. Прихожу – а она лежит, холодная как камень. Я не понял даже сразу, что случилось. Врача вызвал, и он уже спросил, что это ваша дама по городу босиком бегает. Ты зачем так делала, ненормальная?
Последний вопрос он задал абсолютно не злым голосом, скорее уж усталым от переживаний. Джесс смутилась окончательно. Голос предательски дрогнул.
- Тебя искала. Я думала ты ушел. Думала, что больше не нужна.
Пальцы сжали одеяло, которым он накрыл ей ноги. В глазах защипало.
Дэвид покачал головой, сел рядом и обнял девушку, крепко, но осторожно, словно боялся навредить.
- Никуда бы я не ушел, - говорил он, перебирая пальцами ее волосы. – Ты у меня сейчас самая близкая. Ты меня нашла, подарила радость. Мне с тобой хорошо.
Джесс всхлипывала, уткнувшись носом в его плечо. Слезы текли, то ли от счастья и радости, то ли от усталости и долгой болезни. Колокольчик глухо звенел возле уха, уверенный, что из-за первого.

- Я не ребенок! – Джесс возмущенно сложила руки на груди. – Могу и сама поесть.
Дэвид нависал над ней с ложкой в одной руке и с тарелкой бульона в другой.
- Ты моя девушка, - отчеканил парень. – Значит, я за тобой ухаживаю.
- Ну не так же! – Она расхохоталась и ткнулась лбом в колени.
- Ну ладно-ладно. – Он улыбнулся и поставил тарелку на тумбочку. – Только все съешь, а то обижусь.
Он почти вышел из комнаты, когда Джесс вдруг вспомнила, о чем хотела спросить.
- А Марта - это кто?
Голову поднимать не хотелось, она знала, что ее щеки, сейчас красные от смущения.
Дэвид замер в дверях, ответил практически сразу же.
- Сестра моя. Старшая. Она меня воспитывала, когда родители погибли. А в начале лета уехала с парнем на другой континент. Там работа лучше, ну и вообще. Я тогда думал, что мир рухнул, она меня бросила, а потом…. Ты меня нашла.
Он улыбнулся Джесс, осмелившейся поднять глаза.
- Спасибо.
Когда он ушел в магазин, Джессика вспомнила о супе. Она чувствовала, как возвращаются ее силы, аппетит и спокойствие. Сердце больше не колотилось в бешеном ритме, а все, что случилось несколько дней назад, казалось странным и глупым сном.

Она проспала до закрытия магазина, а проснулась от звуков музыки. Дэвид сидел на полу и играл на гитаре. Играл ту самую мелодию, которую почти забыл.
- Я ее всю вспомнил, - он довольно улыбнулся, заметив, что девушка на него смотрит. – Сыграть?
- Ага! – Джесс устроилась поудобнее, и стала слушать.
Слушала девушка не только мелодию, как она переливается и заполняет всю комнату, но и саму себя. Душа ее готова была звенеть вместе с гитарой, в такт мелодии. И счастье заполняло все сознание. Было тепло и уютно, и хотелось, чтобы вечер не заканчивался, никогда. На тумбочке возле кровати лежал бубенчик, тихий сегодня, потому что никак не мог подобрать нужных слов, или понимал, что они не нужны.

13 ноября 2012 – 14 января 2013 года.

@темы: рассказы, проза

---

Конкурс "Народные сказки"

[bookberry]

Объявлен конкурс "Народные сказки"!

Почему бы нам самим не создавать новые сказки, которые будут учить жизни в современном мире, но нести правильные ценности? Именно этой цели посвящен проект «Народные сказки» и проводимый конкурс. Главный приз: участие в печатном сборнике, поощрительный - запись сказок профессиональными актерами: http://citycelebrity.ru/citycelebrity/Project.aspx?ProjectId=290

---

психодел, бессмысленный и беспощадный.

[sold_out]

Я бы отрезала пальцы, потому, что им в твоих волосах не запутаться, я просыпаюсь твоими именем на губах и с ним же я засыпаю. Фразы в воздухе растворяются, рвутся, путаются, и я губы прокусываю, прокусываю, я ведь уже не просто печально-грустная, только вот с именем, фразами, рваными и не сказанными губ твоих не коснуться мне. К чему тебе я, во мне нет ни единого миллиграмма крутости.

Ты говоришь словами связанными, пересудами, слухами, знаешь все, что вокруг тебя оборачивается – только вот я не увижу и бабушку Лиду грустную, и сумасшедшую Машку, да и тебя может и не увижу, как знается. Я и в лицо тебя не видала, но знаю, что ты красавица.

Ты и смеешься, наверное, громко-киношно и заразительно, я только тебя не слышала, но дело не в этом, просто не вышло, да, не сложилось, просто уехала раньше времени, плохо стало. Только б услышать как ты верещишь пронзительно, просто одной ногой тогда была уже в стремени, а ежели б на земле стояла – то тебя схватила бы и не отпускала. Я вижу тебя в голове, и твои губы светятся призрачно-алым.

Бабушка говорила в сети не знакомиться, дескать, маньяк попадется, убийца – и все, сгинула и пропала. Так получилось, стыдно мне перед ней, но в голове пустота щерится бесконечным провалом. Кажется, будто ползу по горам, и выход там, за очередным перевалом. Я даже не представляю, насколько зависима, насколько теперь без тебя пустая. Призрачный мир, который я для себя построила, просто взял и в руках растаял. Я ведь сейчас буду как тот старик, что просто упал и помер - мне для чертовой жизни нужно, чтобы зудящая боль в голове перестала.
Просто перезвони, ты же знаешь мой номер.
Дело за малым.

@темы: стихи, Творческая лаборатория писателя, миниатюры

---

[polina-kolpakova]

Названия нет
Автор: Полина Колпакова
Жанр: поэзия

Сегодня осень хоронила лето,
И у болота плакал коростель.
И скорбным солнцем больше не согрета
Зеленая остывшая постель.
Швыряет ветер птиц беспечнокрылых,
И те летят комочками земли
В слепое небо (свежую могилу),
И исчезают в сумрачной дали.

@темы: стихи